Детдом

– Отец Настиного ребенка – Кай! – сказал Олег, встал на колени и, склонившись, совершенно по-детски обнял ноги Анжелики и спрятал лицо в подоле ее юбки.

Анжелика по-прежнему сидела выпрямившись, с абсолютно офонаревшим выражением лица.

Глава 15

– Анджа, у меня есть для вас несколько новостей – некоторые хорошие, некоторые плохие, некоторые… гм-м… пожалуй что странные. С каких начать?

Вадим сидел перед Анжеликой за столиком уличного кафе и неторопливо помешивал сахар в кофе. Кажется, он с удовольствием играл частного детектива. Красивый город, лето, тополиный пух, вкусный кофе и женщина, которая уже много лет нравилась и интриговала… Анжелика с несколько туповатым видом смотрела на ящики с цветущей петуньей – элемент дизайна кафе.

– Анджа, что с вами? – с беспокойством спросил Вадим. – Вы плохо себя чувствуете?

– Да нет, в целом все просто отлично, – отмахнулась Анджа. – Говорите, Вадим. Начните с хороших новостей. А странные можете оставить себе. На память.

– Главная хорошая новость – Ольга жива и, по всей видимости, относительно здорова.

– Правда?! – радостно воскликнула Анжелика и глаза ее живо заблестели. – Господи, как хорошо! Но где же она? Где была все это время?

– Это история мне не совсем понятна, и прояснить ее до конца сможет только сама девушка. В самом общем плане дело выглядело так: до недавнего времени Ольга жила в небольшом северном женском монастыре…

– Ну надо же! – ахнула Анджа. – Все-таки церковники! А мы-то с вами думали… Или она туда сама, по своей инициативе отправилась?

– Вряд ли сама, так как Ольга по всем отзывам никакой вообще религиозностью не отличалась. Надо думать, ей помогли или как-то убедили. Но дальше – еще интереснее. Сравнительно недавно ее забрали из монастыря и теперь она живет под Москвой, в загородном доме кого бы вы думали?

– Московского митрополита? – предположила Анжелика.

– Ничего подобного! – Вадим торжествующе поднял палец и улыбнулся. – Согласно достоверным агентурным данным в настоящее время Ольга квартирует в особняке мадам Огудаловой!

– Ага! – сказала Анжелика и задумалась.

– Положение с юридической точки зрения достаточно сложное, – признал Вадим. – За пределы территории усадьбы Ольгу не выпускают, внутрь тоже не пускают никого из чужих. Я видел фотографии, сделанные моим сотрудником. Проникнуть в особняк насильно можно только путем полномасштабного штурма с применением стенобитных орудий, так как все эти новорусские виллы в первую очередь отличаются фантастической крепости и величины заборами. Ордер на обыск тоже получить скорее всего не удастся. Слишком велик риск для того, кто его подпишет. Ну как мы докажем, что в загородном доме всероссийски известной певицы насильно удерживают никому не известную в Москве девочку, вполне, впрочем, совершеннолетнюю и дееспособную? Даже если она там и живет, так мало ли чего она там делает… С чего вы вообще все это взяли? Фантазия у вас, товарищи… и все в этом же духе. Ведь ее, насколько я понимаю, даже в розыск не подавали… В этом направлении я и стал думать. Если бы у Ольги обнаружились хоть какие-то родственники, они могли начать ее официально разыскивать, и тогда машина поневоле хоть как-нибудь провернулась бы в нашу пользу… Я послал человека разузнать подробности о биографии девочки и… Анджа, вы хорошо на стуле сидите?

– Нормально вроде бы сижу, – откликнулась Анжелика. – А что, начинаются странности?

Весть о том, что девочка жива и здорова, оказала на нее расслабляющее и умиротворяющее воздействие. Жива и здорова – вот и хорошо. Не бросилась с моста, не сошла с ума, не ушла трупом под снег, не попала под машину… А что она нынче делает, молится в монастыре или поет с Огудаловой – какая, в сущности, разница? Пусть с ней теперь Владимир разбирается, ему как раз какое-нибудь дело как воздух нужно. Пусть попробует устроиться к мадам садовником или полотером. В каждом первом детективе о таком пишут…

– Да, да, именно странности, – откликнулся Вадим. – Все тайны детдомов, усыновления и прочего – вещь весьма условная. И потому мой человек быстро и относительно легко накопал много всего интересного. И вот по всем полученным им данным вполне может выйти так, что наша девушка Ольга – пропавшая сестра нашего же супермена Кая. Как вам, Анджа, такой оборот событий?

– Потрясающе! – сказала Анджа и словно в доказательство потрясла головой. – Объяснитесь, пожалуйста!

Вадим не без элемента торжественности отхлебнул кофе из крошечной чашечки. Анжелике показалось, что сейчас он достанет расчесочку и аккуратно причешет слегка растрепавшиеся от ветра негустые волосы. Тут же перед ее глазами возникла взлохмаченная серо-голубая шевелюра Олега и его отчаянные глаза, глядящие на нее снизу вверх. Чтобы отогнать ненужные воспоминания, Анжелика потрясла головой еще раз.

– Про Ольгу удалось выяснить следующее. В возрасте приблизительно трех лет девочка поступила из детского отделения больницы в детский дом, находящийся недалеко от города Беломорска. Ребенок уверенно называл свое имя – Оля, но был крайне напуган и едва оправился от двухстороннего воспаления легких. В больницу Беломорска девочку привезли байдарочники – семейная пара инженеров-физиков из Москвы, которые традиционно проводили свой отпуск на Карельских реках и на берегах Белого моря. По их сохранившемуся в документах обстоятельному рассказу (по-видимому, интеллигентные, образованные супруги специально старались писать подробнее, в надежде, что их описание поможет отыскать родственников малышки) дело обстояло так: они пережидали шторм в устье какой-то реки. Потом, когда наступила светлая северная ночь и волнение окончательно улеглось, вышли в море и плыли вдоль берега, разыскивая стоянку, на которой были бы дрова и одновременно было поменьше комаров и прочего гнуса. Внезапно кто-то из них заметил на берегу какое-то шевеление. Сначала они решили, что там прячется не слишком крупный зверь, и осторожно, не торопясь, подплыли ближе, любопытствуя сделать какое-нибудь естественнонаучное наблюдение. Однако, прислушавшись, услышали что-то вроде плача или стона, увидели скорчившуюся в расщелине на мху маленькую фигурку и больше уже не медлили. Выскочив на берег, физики к своему ужасу увидели маленькую девочку, насквозь мокрую и практически теряющую сознание от переохлаждения, усталости и, возможно, голода и жажды (здесь нельзя забывать, что Белое море – соленое). Пока женщина раздевала малышку, заворачивала ее в сухой спальный мешок и пыталась напоить холодной водой и накормить печеньем (девочка выпила пару глотков воды, но от еды отказалась), ее супруг быстро обежал все вокруг и не нашел никаких признаков жилья, лодки, лагеря или вообще какого-либо присутствия человека. У физиков была с собой карта, по которой они и прокладывали собственный маршрут. Взглянув на нее, они посоветовались между собой. В общем-то, они сделали правильные выводы: девочка здесь явно одна и по возрасту просто не могла прийти по лесу из ближайшего населенного пункта, до которого было больше тридцати километров. Стало быть, ее каким-то образом выбросило на берег из моря. Уточнять подробности не было ни времени, ни возможности – надо было спасать ребенка. Супруги были достаточно сильными и решительными людьми – об этом говорил и сам способ их отдыха. Они уложили завернутую во все теплое, что у них было, девочку в багажное отделение и, забыв об отдыхе, почти сутки гребли сначала вдоль побережья, а потом вверх по реке до железной дороги. Там они, ничтоже сумняшеся, с помощью красного свитера женщины остановили первый же проходящий мимо поезд и уже на нем доехали до Беломорска. В Беломорске, по очереди неся девочку на руках, прибежали в больницу. На все про все у них ушло около сорока часов. Врач из больницы сразу же положил ребенка под капельницу и сказал, что они успели вовремя.

На следующий день московские физики зашли в милицию и узнали, что трехлетнюю девочку Олю в розыск не подавали. Тогда они написали подробное заявление, оставили все деньги, которые у них были, медсестре в больнице, чтобы она хорошо ухаживала за девочкой и, когда станет можно, покупала ей яблоки, шоколадки и печенье, и уехали домой, к двум своим детям-школьникам, которые в это время жили с бабушкой на даче в подмосковном поселке Орудьево.

Осенью они специально сначала писали, а потом и звонили из Москвы в Беломорскую милицию и там им сказали, что родственников девочки отыскать не удалось, но с ней самой все в порядке, и сообщили почтовый адрес детдома. Эти супруги-физики были достаточными занудами. Они списались и с детдомом тоже. Приблизительно на пятое письмо им ответили, и какая-то не слишком грамотная воспитательница подтвердила все уже им известное и подробно отписала, что девочка физически здорова, но очень нервная, страдает припадками и страхами, смертельно боится воды, и просто помыть ее в ванне – каждый раз большая проблема. Родители ее и родственники до сих пор не нашлись, хотя в милиции Беломорска имеют в виду, а навещать ее физикам, пожалуй, не надо, так как все детдомовские дети на такое реагируют непредсказуемо, и как бы не стало хуже. С тех пор каждый год в конце лета физики посылали спасенной ими девочке большие посылки с московскими сладостями и обновками – обязательно новое платье, колготки, ленты, нарядные кофточки и юбочки. Писем они больше не писали. Когда Ольгу перевели в питерский интернат, москвичи потеряли ее след.

– А где они сейчас, эти физики? – спросила Анджа. – Ваш человек встречался с ними?

– Нет. Это невозможно. Уже несколько лет, как они уехали из Москвы и сейчас живут и работают где-то в Калифорнии.

– Что ж, это даже в чем-то закономерно. Но как же все это произошло, вы можете понять, Вадим?

– Я думал, как раз вам проще будет восстановить всю картину. Ведь вам что-то рассказывал и Олег, и сам Кай. Ольга, по словам ребят из ансамбля, ничего о своем самом раннем детстве не помнит. Кроме страха перед водой, у нее не осталось никаких воспоминаний. Даже беломорский детский дом, откуда ее забрали в возрасте приблизительно восьми лет, она вспоминает с трудом.

– Ну что ж… Вероятно, Кешка вытащил ее на берег. Потом… развести огонь он, конечно, не сумел. Да и сам был до крайности вымотан. Тем более, что девочка наверняка плакала и звала маму и папу. Она не понимала, куда они делись, но мальчик-то прекрасно знал, что они погибли, и помощи ждать неоткуда. Можно предположить, что какое-то время дети провели на побережье, зарывшись в мох, ветки и прочие подручные материалы. Кешка старался согреть сестру своим теплом. Потом она, наверное, заснула, а он немного пришел в себя и принял единственно возможное решение: идти куда-нибудь, где можно найти помощь. Нести на себе трехлетнюю сестру он не мог, поэтому идти должен был он один. Но и оставить малышку одну на побережье приблизительно на два дня (быстрее Кешка просто физически не сможет дойти до поселка и вернуться с подмогой) тоже было никак невозможно – сестра умрет раньше, и Кешка прекрасно это понимал. Здесь он, скорее всего, вспомнил про зимовье отца, которое находилось значительно ближе к месту трагедии, чем поселок. Наверное, он рассуждал так: из зимовья можно принести сухие вещи, спички, котелок, согреть и накормить сестру и согреться самому. Потом можно будет доставить ее в зимовье. А уж тогда, когда она будет в безопасности, и им обоим будет сухо, сыто и тепло, можно идти к людям…

Когда Кешка вернулся из зимовья с сухой одеждой, спичками и котелком, на берегу никого не было. Не было и никаких следов того, куда делась девочка. Зверей, питающихся человеческими детенышами, на Беломорье нет. Если бы малышка, ослушавшись его приказа ждать, ушла в лес, он легко отыскал бы ее следы, да и ее саму – измученный ребенок просто физически не мог уйти далеко. Кешке оставалось предположить только одно: море каким-то образом забрало-таки причитающуюся ему жертву. И вот эта-то последняя потеря и оказалась роковой для рассудка девятилетнего мальчика…