Детективное агентство "ЛС"
Шрифт:
– В смысле — я толкнул? - не понял Корсак.
– Когда это?
– В нашу первую встречу. Когда проявили свою «выдающуюся» дедукцию и решили, что я работаю на какого-то клиента. Честно говоря, я тогда говорил «нам» без особенного умысла, мне так просто казалось весомее — как-никак, я представлял «Мухина и партнеров», а не одного себя. Но вы пошли еще дальше и сами придумали весь этот спектакль, мне осталось лишь согласиться
– Чудно, - проворчал Корсак.
– Я еще и виноват. Людмиле вы, кстати, сразу не понравились.
– В вашей паре Людмила как раз больше склонна к анализу, - кивнул Румянцев и щелкнул пальцами, подзывая проходящего мимо официанта.
– Будьте добры, гаспаччо и шашлык из из свинины. Будете что-нибудь, Сергей Александрович? Я угощаю.
– Нет, спасибо, - отказался Корсак.
– Надо отдать должное, вы уверенно держитесь. Мне уже как-то и неловко в вас стволом тыкать.
– Я просто уже ничего не боюсь, - безмятежно улыбнулся Павел.
– То, о чем я горячечно мечтал восемнадцать лет, сделано. Если вы вдруг сочтете, что я достоин смерти прямо сейчас, я уйду на тот свет с улыбкой.
– А вы достойны смерти?
– внимательно глянул на него Сергей.
– Не думаю, - покачал головой Румянцев.
– Я никого не убивал.
– А Сорокин?
– Он застрелился, - пожал плечами Павел.
– Сам. Я всего лишь позвонил ему, как звонил и Завгороднему, и Шевчуку. Девятнадцать лет назад Сорока сильнее всех приложил руку к моему осуждению...вот и получил по полной программе.
– Что тогда случилось?
– спросил Корсак, пряча «Осу» в карман. Угрожать этому человеку ему окончательно расхотелось.
– На одной из наших юношеских попоек эта троица изнасиловала мою любимую девушку, - сухим голосом сообщил Румянцев. Видимо, ему до сих пор было очень больно вспоминать те времена.
– А потом Сорока ударил и убил ее старенькую маму, которая их застукала, а после — и саму Дашу. Всё свалили на меня, хотя я к тому времени мертвецки спал. У Сороки папа был председателем райкома, дело выгорело, а меня осудили на двадцать пять лет.
– Понятно, как он выбился в чиновники, - кивнул Корсак.
– А что такого можно было сказать человеку, чтобы он застрелился?
– Что его карьера у меня в руках, - углом рта усмехнулся Румянцев.
– Что я знаю про Эдика-Эльвиру, что у меня на руках видеосъемка их встреч, что завтра это будет во всех газетах и в интернете. И это только
– А что с Шевчуком?
– А Шевчук мне не поверил, - развел руками Павел.
– Сначала вообще не узнал, потом даже слушать не стал - разозлился и заорал, что найдет и снова засадит. Ну, его воля, ваши записи тут же легли на стол следователю из Службы Собственной Безопасности.
- Шевчука сейчас трясут по-крупному, - информировал Корсак.
– Этот его Стас оказался хлипким товарищем и сдал всех и вся. Так что там зреет большой скандал в полиции. А самому майору светит лет пятнадцать, не меньше.
– Ну и славно, - усмехнулся Павел.
– Значит, всё не зря. Все мои восемнадцать лет.
– Да уж… немало пришлось ждать, – покрутил головой Корсак. – Вот уж воистину: «месть – это блюдо, что подают холодным». Но, тем не менее, Шевчук не умер. Как вы будете действовать дальше?
– Никак, - ровно ответил Румянцев.
– Плохой из меня граф Монте-Кристо. Завгородний и Сорокин умерли за мою Дашу и ее маму. Двое за двое. Шевчука осудят, и дальше я не хочу иметь с ним дел. Баста. Надо начинать новую жизнь. Если вы мне ее позволите начать, конечно, а не станете сейчас, например, стрелять.
– Не стану, - поднялся из-за стола Корсак.
– Кушайте свой гаспаччо, вон его вам несут. И прощайте.
– Спасибо, - усмехнулся Румянцев.
– Если вдруг понадоблюсь, я буду во Франции, в городе...
– Если вы мне понадобитесь, я вас отыщу даже на Луне, - прервал его Корсак.
– У меня работа такая. Всего хорошего и приятного аппетита, мне еще свои устройства из камер доставать. Я-то остаюсь в России, а у нас такими полезными штуками разбрасываться не принято.
Он коротко кивнул Румянцеву и направился куда-то в подсобные помещения ресторана.
– Ваш гаспаччо, - сказал подошедший с его заказом официант. – Только это холодный суп, я забыл вас предупредить. Если вы хотели горячий…
– Нет-нет, - покачал головой Румянцев. – Я хотел именно холодный. Я, знаете ли, ценю холодные блюда.