Дети Антарктиды. Лёд и волны
Шрифт:
– Ты уверен? Я бы не стал.
– Я заплачу, – Вадим немного успокоился и стал предпринимать очередную попытку. – Я не хочу знать причин, по которым вы больше не собиратель, ни чего-либо еще. Мне достаточно лишь того, что вы – сын вашего отца, лучшего собирателя времен Адаптации.
«Я не мой отец», – так и хотелось произнести Матвею, но он сдержался, решив выслушать предложение прогрессиста до конца.
– Послушайте, все, чего я хочу, – это вернуть мою дочь, – произнес тот. – И за вашу помощь я готов щедро заплатить.
– Нам
– Тогда что вам нужно? – не сдаваясь, хоть и не так резво, как прежде, спросил Вадим.
– Еда, много еды. – Он повернулся к прогрессисту лицом. – На днях у нас произошел пожар на складе, вся провизия на предстоящую зиму сгорела. Многие восточники умрут этой зимой, если не получат достаточно еды…
Вадим задумчиво потер свою седую бороду. На это обратила внимание Надя и, подойдя к нему, запротестовала:
– Начальник, только не говорите, что вы серьезно обдумываете это.
– Не мешай, – шикнул он ей.
Здесь впервые ожил Домкрат. Он слегка ударил по столу, привлек внимание Нади и стал жестикулировать руками, при этом постоянно меняя выражение лица: вот вопросительно сдвинул брови, вот их поднял, широко раскрыв глаза.
Надя ответила ему жестами, при этом бормоча про себя:
– Он пытается договориться с ними, заплатить едой, а не ваттами.
«Увидев» ответ напарницы, Домкрат резко вскочил с места и коснулся плеча Вадима. Он замотал головой, тем самым присоединяясь к протесту Нади.
– Не вам решать, понятно? Не вам! – грозно зашипел на подчиненных Вадим, осадив их властным взглядом.
– У нас нет скатерти-самобранки! Мы и сами…
– Это моя дочь, ясно тебе?! И твоя подруга, между прочим!
Надя поджала губы, сердито выдохнула ноздрями и снова села на стол, отвернувшись к стене.
– Разделим плату, тридцать процентов еды, остальное ватты, – предложил Вадим.
– Нет, – твердо ответил Матвей, не потратив даже секунду на размышления. – Только еда, никаких ватт.
– Да ты с ума сошел! – возразил Вадим, незаметно перейдя на «ты». – Сколько вас здесь, не больше сотни?
– Сто тридцать четыре.
– Это одна десятая от всех запасов нашей станции на эту зиму. Я не могу пойти на такое!
– В таком случае и я не могу решится на глупую и опасную авантюру, на которую вы хотите меня подписать, – небрежно выдал Матвей. – И, как по мне, это даже к лучшему.
– Хорошо, хорошо. – Прогрессист аж покраснел от злости. – Черт с тобой. Пятьдесят на пятьдесят.
– Сто процентов еды, – настаивал Матвей.
Краем глаза он заметил, как сидевшая позади Надя так и норовила выскочить вперед и вступить в диалог.
– Чтоб тебя… настырный
восточник… – сквозь зубы процедил Вадим и вернулся к своим спутникам. Этим воспользовался Домкрат, слегка задел плечо своего босса и стал объяснять ему что-то на языке жестов, не меняя при этом злобного выражения лица.Тем временем к Матвею подошла Арина и шепнула ему на ухо:
– Ты серьезно хочешь отправиться на захваченные земли? После случившегося?
– Нет, – спокойно ответил он. – Он все равно не согласится. А прежде чем они уедут, хочу их немного потрепать.
– Зачем?
На этот вопрос Матвей не мог ответить словами. Прямо сейчас им двигало чувство какого-то внезапно пробудившегося ребяческого азарта. Да и помучить этого напыщенного прогрессиста доставляло небольшую толику удовольствия.
– Восемьдесят процентов, – прозвенел голос Вадима в ушах Матвея. – Это мое последнее слово.
Надя от злости пнула старую металлическую корзину для мусора.
Признаться, Матвей не ожидал, что ставки возрастут настолько сильно. Услышанное предложение привело его в замешательство. По всем признакам дочь для этого прогрессиста была действительно важна, раз он готов настолько существенно урезать паек для своих соплеменников.
Ответ на предложение после недолгого раздумья стал совершенно очевидным:
– Я согласен.
Олег Викторович от такого заявления опешил, а Йован с Ариной обменялись удивленными взглядами.
– Мы выйдем на минуту. Сидите и не дергайтесь, – велел прогрессистам староста. Он взял под локоть Матвея и кивнул остальным, веля идти за ним.
Выйдя из лаборатории, они отошли от двери подальше, и староста, не стесняясь в выражениях, вспылил:
– Ты совсем дурак? Совсем уже не соображаешь?
– Я не вижу иного выхода, как нам пережить эту зиму, Олег Викторович, – выдохнул Матвей.
– Ну уж точно не идти на сделку с треклятым прогрессистом, еще и, мать его, с Зотовым! – Голос его сделался мрачным и злобным. – Тебе что, напомнить, как его братец кинул тебя, меня, твоего отца и остальных? Думаешь, этот другой? Поверь мне, и у этого рыльце в пушку!
– Да знаю я, знаю, Олег Викторович! – едва сдерживаясь от крика, ответил Матвей. – Но, дорогой мой, поймите, это хоть что-то… Хоть какое-то действие, а не очередное бессмысленное собрание, которое ни к чему не приводит.
– Он прав, Олег Викторович, – вступилась за Матвея Арина, выйдя вперед. – Все эти собрания не что иное, как переливание из пустого в порожнее, простое уклонение от неизбежного. – Она выдохнула, собираясь с силами, чтобы сказать следующее и обратилась ко всем, а не только к старосте: – И не знаю, как вы, а я верю этому Вадиму. Он выглядит крайне отчаянным.
– Еще одна… тьфу ты! – буркнул староста. – Поколение…
– А я не верю ни одному из них, – тихо произнес Йован.
– Ну слава богу, среди нас я хоть не единственный здравомыслящий восточник, – выдохнул староста.