Дети Арктиды. Северные истоки Руси
Шрифт:
Именно с Петра русское «благородие» и по виду и по роду своему всегда было нерусским элементом, даже антирусским. Это, может, и объясняет историческую загадку, как в одно историческое мгновение, словно мыльный пузырь, исчезло с лица русской земли все высшее ее сословие. Удивительно именно, что так быстро и так полностью, почти до смешного — пришел лесник с хворостиной и разогнал всех охотников до самой «европейской матери». После 1917 года первым дело сбежали все «благородные» сливки, напрашивается банальное «как крысы со своего корабля», только корабль был не свой, а «чужой», и побежали они к себе, в Европу, на свою атлантическую родину. Остатки были сметены за два года Гражданской войны, и бежали они еще более позорно, морем, как крысы. Большевики победили, потому что разбудили главное, даже терминология их была весьма точна, «классовая борьба» и «классовые враги», читай «кастовая борьба и кастовые враги». Большевики были лишь детонатором, они довели до сознания русского земледельца, что класс это будь или каста, но час врага пробил. Почему сгорели практически все и дотла дворянские усадьбы, почему в одночасье исчезла вся дворянская культура, почему еще долго после революции жалкие остатки боялись признаться в «благородном» происхождении? Можно назвать
Еще один, не менее важный исторический факт этого исторического перелома, безусловно такая же мгновенная и бесславная смерть первого сословия и самого христианства на Руси. Не странно ли, что русский крестьянин разорял не только дворянские гнезда, но с не меньшим усердием и христианские церкви? Народ, которого дворянские мыслители называли самым религиозным народом, народом-«богоносцем», срывал с церквей кресты, устраивал в них склады и конюшни, взрывал их, сжигал иконы и расстреливал попов. Так поступают тоже только с врагами. Враг он всегда «чужой». Революция показала главное, скрытое, но явное: христианство на Руси всегда оставалось «чужой» верой. Насаженное князем Владимиром, оно так и осталась в корне своем княжеской затеей для княжеских целей: делать княжеских холопов из божьих рабов. Новая вера нужна была новой касте, и она всегда оставалась ей верной и преданной и только ей. Большевики просто назвали православие прислужницей помещиков и буржуазии, и что можно на это возразить? Большевики так неожиданно, даже для себя, легко победили не потому, что Маркс такой умный (и он, кстати, не верил, что в России возможна революция), а коммунизм такой хороший, а лишь потому, что они наконец воззвали к тому, что русский земледелец всегда знал и чувствовал, что русская земля это его земля, а помещики и попы это враги на его земле. И хотя большевики считали, что революция — дело «передового рабочего» класса, февраль никогда бы не закончился октябрем, если бы не заполыхали дворянские имения и не полетели кресты с христианских церквей.
Почему христианство так хорошо легло на индоевропейство? Почему чужой бог чужой расы, распятый на позорном столбе, так легко расправился с десятками греческих, римских, германских и прочих богов? Ответ можно найти только в разрезе Традиции, именно она есть фундамент, на который надстраиваются храмы и пантеоны. К началу «новой эры» вся Индоевропа окончательно стряхнула с себя «прах» земледельческой традиции Севера, и прежде всего потому, что окончательно стала «всаднической». Новые кшатрии ушли от солнцебога к громовержцу с бычьими рогами, главным богатством которого стало стадо рогатых. Греческий Зевс, римский Юпитер, германский Тор, кельтский Таранис стали некими дежавю, и действительно — это все не главные, всего лишь подражатели или последователи. Первый рогоносец, дошедший до нас, угаритский Илу, первоисточник семитских Эл-Яхве-Саваофа. И все последующие авторитеты семитской скотоводческой традиции, Авраам, Моисей, Давид, изображались с бычьими рогами, Исаак даже «бодался» с Господом, за что и получил имя «Израиль». Так что Иисус появился в правильный момент, когда «фундамент» стал общим, и цель новой мессии была не возводить что-нибудь новое, а лишь влить «новое вино» в старые меха.
С точки зрения Традиции все христианство сворачивается в парадигму «новый бог явился миру в хлеву, и первыми пришли к нему поклониться пастухи», а вся Благая Весть к Откровению Луки: «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю Вам великую радость, ибо ныне родился Вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот Вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях. Когда Ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил Нам Господь. И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как Им сказано было». А им было сказано дважды: «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам». Объяснение, что в Палестине живут главным образом пастухи и овцы, лишь подчеркивает, что Бог вышел из самого главного хлева, из сердца скотоводческой Традиции.
Новая религия выпестует и новое жречество, отныне жрец станет Pastor — пастухом, а пастух жрецом — Pastor, а главный первосвященник пастухом в квадрате Ра-Ра. Индоевропейские меха уже были подготовленные и вполне старые, давно уже у индоиранцев gopatin — пастух стал Господином, кшатрием, а кшатрий скотоводом-пастухом. Новое вино предназначалось и для «пастухов», и для «кшатриев — ночных стражников», оно стало священной «братиной» победителей скотоводов Юга и побежденных кшатриев Севера. Вся западная индоевропейская цивилизация это цивилизация «контринициированных» кшатриев, особо выпукло это показывает соль и сливки индоевропейцев, германская раса. В древних германских языках мужчина обозначался словом weapmen, а женщина — weavemen, то есть мужчина это буквально
«человек с оружием (weapons)», а женщина — «человек, который ткет (weave)», слово men изначально означало не просто мужчин, а людей вообще[11]. Новая, уже палестино-христианская, инициация Запада уже полностью заслуга weapmen — «ночных стражников». Не зря они сразу и с гордостью стали называть себя «воинством Христовым», «воинами во Христе». Во всем Евангелии только у Иоанна есть сюжет о копье Лонгина, и есть много указаний на то, что он был вставлен в Новый Завет в позднейшие, уже христианские века Рима. Ни бог, ни царь новых старых кшатриев не мог, не должен был умереть на позорном столбе, он может принять мученическую смерть, но последним, хоть и символическим, ударом должно быть копье, оружие кшатрия. Знаменательное откровение в Откровении Иоанна «воззрят на Того, Которого пронзили». И Великий Один был распят на священном древе и был пронзен копьем, и только после этого ему отворился путь в небеса, в кшатрийский рай, в чертоги Вальгаллы.Если не принимать всерьез первые века христианства, когда это была городская секта рабов и люмпена, не вылезавших из пещер и катакомб, то настоящая христианизация Европы началась «сверху», с римских и даже «солдатских» императоров. Закономерно, что основную массу неофитов составляли римские легионеры, именно с тех пор осталось латинское «paganus» как «язычник», но как раз в те времена означало просто «штатский» люд, в противопоставление «военному», а в прямом значении «сельский», «не городской». Более варварские племена, кельтские, германские, славянские, шли бы к новой вере еще неизвестно сколько, и дошли бы когда вообще, если бы не затащили их туда короли, князья, бароны, графы и прочее, и больше с помощью меча, чем креста. На Руси свершилось это совсем одиозно, даже с неким русским размахом, Владимир просто княжеской волей назначил нового бога, скинул в Днепр «языческих» богов и без всяких церемоний, проповедей и священников согнал туда же всех киевлян «покреститься». Конечно, не без помощи дружины, и ведь именно она, кшатрийское ядро на Руси, была христианским троянским конем. Да и первая христианка была не кто-нибудь, а княгиня Ольга, хотя следует добавить, что была она не совсем русской, как, впрочем, и полукровка Владимир. Самих священников, «ловцов душ», стали завозить уже после крещения Владимира, но все дальнейшее «окропление» и «потопление» Руси, особенно в деревне, на земле, проходило под тем же княжеским мечом и царским указом. Потому на Руси крещеный люд, как только сбросил князей, царей, весь «класс» и касту кшатриев в 1917 году, сразу же скинул и их «царя иудейского».
Глава VII
КРЕСТ И РАСПЯТИЕ
В одночасье на заре эпохи Водолея русский земледелец скинул с себя чужого господина и отрекся от чужого Господа, и уже понятно, почему это произошло одновременно.
Какой главный исторический итог русской революции? Исчезли как «класс», как тип, как генотип два «верхних» российских, но не русских сословия. И стало так важно, жизненно важно в новом русском обществе «рабоче-крестьянское» происхождение. А что есть рабоче-крестьянское происхождение? Это и есть русский тип, отсталый, если сравнивать с Европой, архаичный земледельческий, если сравнивать с «новыми» индоевропейцами, и самый северный, среди всех осколков Расы.
Это не была «Великая Октябрьская социалистическая революция», это не был большевистский переворот, эта формальная производная исчезла через 70 лет, просто исторический миг, осталась лишь просто «русская» революция.
И может быть, самым невидимым, но самым сакральном итогом революции оказалось то, что все следующие поколения отрезаются от инициации традиции Запада, от иудохристианской матрицы Атлантиды. Крещенье под негласным запретом, «моченых» давит государственная машина, им закрыт путь наверх, они становятся мелкой сектой изгоев, и они уже прячут свой знак «обрезания» водой, кривой крест, символ смерти. Большевики не дали ничего взамен, но это и не была религиозная или сакральная революция. Нам недоступны цели высших сил, в лучшем случае их производные. Мы прошли очищение, и XX век может быть для нас только карантином, нас только готовят, и главное еще впереди.
Трудно объяснимо, почему так внезапно и жестоко русская революция расправилась с «жреческой» кастой, почему самая ортодоксальная христианская страна, страна церквей и монастырей, первая в индоевропейском мире по абсолютному числу, как и числу на душу населения попов, монахов, святых, старцев, чудотворцев, юродивых, икон, церквей и т. д., стала в несколько лет, исторический миг, первой в том же индоевропейском мире атеистической, а точнее антихристианской страной?
Почему так легко и просто «народ-богоносец», русский крестьянин, отказался от Христа? Ответ прост: русский крестьянин так и не стал «христьянином». Как точно заметил один русский мыслитель, русское православие было лишь формой, оболочкой, за которой скрывалось архаичное, языческое самосознание Руси. Поп за тысячу лет христианства на Руси так и не стал жрецом. Христианство, троянский конь традиции Юга, так и не смогло пролезть в русскую деревню. Являясь в истоке своем религией римских рабов, религией городских трущоб, оно всегда и оставалось «городской» сектой, оторванной от почвы, от земли, прослойкой рабов и их хозяев-кшатриев. Крестьянин же всегда был самодостаточен, несмотря на тяжелейшие жизненные условия, он выживал только благодаря себе, своей земле и солнцу. Христианство как побочная ветвь ветхозаветной традиции Юга это религия Авеля, скотовода-кочевника, она ничего не могла дать земледельцу, как вода ничего не может дать огню, она может его затушить или исчезнуть сама. На Руси она в конечном итоге испарилась, превратилась в ничто. Это еще раз доказывает, что Русь в сердце своем всегда оставалась верна Северу, оставаясь архаически «языческой».
Только на Руси сохранилась практически в неприкосновенности такая языческая «цитадель», как баня. В ней не бывает икон и крестов, здесь не крестятся, когда идут в баню, снимают крест. Особенно показательно, что в банный день нельзя ходить в церковь. Церковь всегда отвечала тем же, называя баню «нечистым местом». Но для русского баня всегда «святое» место, и «тот, кто не ходит в баню, не считается добрым человеком». В деревне крестьянин мог годами не появляться в церкви, но если он не посещает баню, в этом сразу отметят что-то бесовское. И главное, до последнего времени в деревне русская женщина рожала в бане, новый род появлялся в близком ему, «родном» месте.