Дети Арктиды. Северные истоки Руси
Шрифт:
Русский ест больше всего хлеба, и не только среди индоевропейцев, вообще в мире, причем это не зависит где он, в Черноземье, хлебном раю, или на Русском Севере, в «зоне рискованного земледелия». Также русский феномен — обилие караваев, ковриг, коржей, бубликов, сушек, баранок, сухарей, пряников, козуль, ватрушек, пирожков, пирогов, расстегаев, кулебяк, вареников, блинов и прочего, чего просто нет в индоевропейской (как, впрочем, и в любой другой) кухне. До сих пор русский любое блюдо ест с хлебом, что для европейца не более чем часть русской отсталости, даже варварства. Английский путешественник Р. Ченслор, будучи в Москве во времена Ивана Грозного, был поражен, как много хлеба съедала Москва: «Каждое утро вы можете встретить от 700 до 800 саней, едущих туда с хлебом», а приглашенный на обед к царю, был поражен не только количеством поданного и съеденного хлеба, но и его разнообразием. К примеру, немцы или англичане за обедом едят очень мало хлеба или вообще не едят. Хлеб для европейца еда второстепенная и не несет никакой сакральности. По статистике, англичанин в конце XX века съедал в год 60 кг мучных продуктов, тогда как русский в разы больше, около 250 кг. Такая разница не может быть «особенностью» национальной кухни, это уже особенность национального
На Руси, накрыв стол скатертью, хозяйка в первую очередь ставила на него хлеб и соль. Независимо для обычной трапезы или праздничной. Хлеб и соль на Руси почитали как символ благополучия и достатка, «хлеб на столе, и стол престол, а хлеба ни куска, и стол доска». Более того — он считался знаком божьей благодати. «Хлеб — дар божий, батюшка-кормилец».
Еще один системный показатель в разнице самого хлеба. Русский хлеб — это, прежде всего, квасной хлеб, индоевропейцы его практически не знали, они до сих пор в основном едят пресный или кислый хлеб. Принципиальная разница в том, что дрожжевой хлеб вкуснее, но он быстро портится, но для земледельца, у которого хлеб главная и потому ежедневная пища, первое важнее другого. Пресный хлеб черствеет, но долго хранится и здесь второе гораздо важнее первого для скотовода-кочевника, у которого хлеб второстепенен и нет ни потребности, ни даже возможности в походных условиях разводить каждый день — канитель со свежим тестом и новой выпечкой. Известный норвежский этнограф А. Риддерволд признается, что скандинавы вплоть до XIX века не знали дрожжевого хлеба и рецепт его переняли от русских через квенов (жителей Финляндии), мигрировавших в Норвегию. «Национальный» хлеб наших ближайших индоевропейских соседей скандинавов, самых что ни на есть «индоевропейцев», это пресные плоские лепешки из ржаной или ячменной муки с отверстием посередине, их пекли сразу на несколько месяцев. Лепешки нанизывали на тонкую жердь и хранили в кладовой. Русскому менталитету не понять, как можно есть полугодовой хлеб. Интересно, что пресные лепешки до сих пор остаются основным хлебом всех кочевых рас и Запада, и Востока. На Руси такой род хлеба вообще не известен, более того, есть черствый хлеб считалось последней чертой, за которой уже предел бедности. Характерно, что и в самом языке слово «пресный» имеет негативный оттенок, нечто ниже среднего («пресное лицо, пресный вид»), и с точностью до наоборот в германском той же этимологии «fresh, frische» нечто свежее, достойное для германца.
И самое откровенное по этому поводу мы находим в святая святых скотоводческой традиции, в иудаизме, где прямо звучит запрет на «квасной хлеб». И объяснение дается забавное, но такое же откровенное, что во время исхода из Египта с Моисеем евреи не успели заквасить хлеб, и потому им пришлось есть хлеб пресный. Но любопытно, если они просто «не успели», значит, в Египте (древнейшая земледельческая цивилизация уже ела дрожжевой хлеб) они могли его есть и ели, но на новом месте, став уже новым «избранным» народом, есть его стало нельзя. Новый бог запрещает это, но почему? Наиболее простой ответ, это сакральный водораздел, метка инициации, — «вы теперь не египетские земледельцы, вы другие и «избранны» для другого, хлеб для вас перестал быть священен, мое и ваше богатство скот». Воистину скотоводам в их походной кочевнической жизни не до заквасок и прочих церемоний с хлебом.
То ли дело сыр. В горных районах Австрии и Швейцарии, где скотоводство до сих пор в основе образа жизни, еще в XX веке животный сыр заменял растительный хлеб, а пекли главным образом опять же сухие лепешки из пресного теста впрок, а перед едой размачивали в молоке, похлебке или даже в горячем сале(!).
В Голландии официально зарегистрированы более 300 сортов сыра, в Швейцарии более 400, во французской кулинарной книге начала XX века говорится о 600 сортах, а на другом полюсе, в России, в классической «Книге о вкусной и здоровой пище» находим два сорта доморощенного (пошехонский и костромской) сыра и 524 сорта хлебных изделий. К слову сказать, Русь сыра вообще не знала, это Петр I привез среди прочей голландско-европейской заразы «голландский» сыр, табак и водку. До него «сыром» на Руси называли творог или брынзу.
Хлеб для русского не только главная, но еще и — «хлеб да соль!» — сакральная еда. О сакральности хлеба, сакральности от Солнца, для славянина говорит и то, что до сих пор на Русском Севере круглый ржаной хлеб называют ярушником, и пекли его в основном из яровой ржи, ярицы. На юге Руси хлеб нового урожая называли збожье или богатье. В словаре Даля «збожье это добро, богатство; Божий дар, особенно зерновой хлеб». Сакральное отношение к хлебу до конца сохранили старообрядцы, осколки Древней Руси. У беспоповцев нет обряда венчания, его заменяет обряд обручения, в котором дружка заворачивал в полотенце вместе с иконой хлеб и обводил этим свертком головы молодых, при этом происходило и само обручение кольцами. Потом этот хлеб сушили и долго хранили. Другой священный обряд, похоронный, также указывал на священную роль хлеба. Как только человек умирал, на стол в передний угол избы клали хлеб и в течение 40 дней каждый день его заменяли свежим, считалось, что без хлеба человек не может существовать как на этом, так и на «том» свете.
На Руси всегда были три священные клятвы — хлебом, предками и Солнцем. С хлебом на Руси встречают, хлебом и провожают. Тот же Р. Ченслор так описывает обед у Ивана Грозного: «Прежде чем были поданы яства, Великий князь послал каждому большой ломоть хлеба. Причем разносивший называл каждого, кому присылалось, громко по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь Русский и великий князь Московский, жалует тебя хлебом». При этом все должны были встать и стоять, пока произносились эти слова». Так же он подмечает, что царь, прежде чем разрезать хлеб, крестится. Староверы до сих пор, прежде чем есть, освещают хлеб крестом. В этом нет ничего христианского, это сакральное отношение к хлебу гораздо древнее и глубже. Крест в славянской традиции всегда был символом Солнца, и найдены формы для выпечки хлеба еще бронзового века, по которым видно, что славяне и тогда украшали свой хлеб крестом.
Глава IX
ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ И СОЛНЦЕПОКЛОННИК
Если
«христианин» тот, кто «крестится», то вряд ли этот христианин знает, что крестное знамение (равносторонний крест: лобная точка, летнее солнцестояние, или высшее солнце, третий глаз Митры, — «солнечное» сплетение, зимнее солнцестояние, рождение Митры, — и две плечевые точки, равноденствия) не имеют никакого отношения ни к новозаветной, ни к ветхозаветной традициям. Там нет даже намека на «святое знамение». Это прямое наследие митраизма, дохристианской солнечной традиции Ближнего и Среднего Востока. Освещая себя крестом, человек обращался к Солнцу и к солнцебогам, Митре или Яриле.И само русское слово «крестьянин» не имеет отношения ни к христианину, ни к христианству, оно еще с самых-самых земледельческих истоков, его сохранили Веды: в санскрите крестьянин, земледелец — «кресшик, kresjik». «Крестьянин» как был, так и остался «огне-», «солнцепоклонник».
Крест всегда и во всех традициях был солярным знаком. И это вдвойне верно для полярного солнца, для которого существует чисто физический эффект: солнце в самой низкой точке над горизонтом и при сильных морозах в своем круге выдает крест! В полярных широтах наши предки могли наблюдать после полярной ночи восходящее солнце на горизонте по нескольку дней, и именно с тех пор крест в круге и свастика стали ключевыми символами Традиции Севера. Перевод санскритского «свастика» — «дарующий благо» несет в себе буквальный смысл «блага, счастья» нового Солнца. Русское «счастье», древнерусское «свастие» этимологически тождественны «свастике». «Круг» означал видимую форму Солнца, «корона» этимологически тождественна «солонь», так что сочетание «солнечная корона», также как и «красно солнышко», вроде масла масляного. То же можно сказать о «солнечном крае», в русском сохранилось это уникальное архаичное слово «край», означавшее «подсолнечную землю», позже, уже вдали от Севера, оно приняло и второе значение «границы, края Земли», как память о том далеком северном Крае, солнечном Рае. Уникальность его и в том, что другие индоевропейские языки не знают взаимосочетания понятий земли и солнца, видимо, они забыли или не знали страны полярного дня.
Корона как символ высшей власти напоминание нам о первых временах, когда боги жили среди нас, и это были солнечные боги. В западной традиции корона и тиара исключительно кастовый головной убор, полагающий некую божественность, над-земность, тогда как в русской традиции это совершенно народный, но праздничный головной убор, женский северный русский кокошник буквально повторяет символическую «корону». Связь короны, праздничного кокошника и солнечно-божественного подтверждается тем, что все главные русские праздники, на которые и носились кокошники, посвящены Солнцу — Коляда, Масленица, весенний и летний Ярила, Купало, также как и все главные боги русской традиции — это солнцебоги: Ра, Яр, Ярило, Сварог, Святовит, Белбог, Рарог, Коляда, Хоре, Даждьбог, Купало, Кострома. Индоевропейцы странным образом растеряли солнцебогов, как и праздники солнца, и даже оставшийся на зимнее солнцестояние потерял ярко выраженные солярные черты. Германский праздник «Юла» скорее праздник некоего «разворота», просто цикла, чем именно «коловорота». Герман Вирт вообще называет это великой «Мистерией зимнего солнцестояния», солнце здесь некая вторичность, важная, но деталь «стояния», а сам бог «Юл» — «Ал» — «Вральда» даже и не солнцебог, а умопомрачительное моно — всевышнее и единое. И хотя индоевропейцы своим умом до монотеизма не дошли, все их главные боги-«громовержцы» не солнечные и не небесные, а что-то среднее, «околоземное». Это подсказывает, что индоевропейская традиция и раса сложились уже вне Севера, после распада, уже в других, умеренных широтах, где солнце потеряло свою уникальность и божественность и его место заняла гроза. А древняя, уже неосознанная родовая память сохранила корону как атрибут высшей, божественной, власти, как незатухающее «коллективное бессознательное» о солнечных царях и солнечной династии. В одном из мифов о Ману, прародителе индоевропейцев, говорится, что он был сыном Сурьи, бога Солнца.
Если тебя встречают с караваем ржаного хлеба и щепоткой солью и ты отламываешь его и вбираешь в себя, этим самым ты причащаешься, входишь в истоки, в Традицию. Христианское причащение — как всегда, замещение подлинника и, как все христианское, — извращенное. Пить кровь, то есть вино? Бр-р! Да еще с «плотью Христовой», кислым «скотоводческим» хлебом.
В египетской «Книге Мертвых» об Осирисе: «Плоть твою люди вкушают». Иудохристиане это не поняли или, скорее всего, сознательно извратили, следуя «скотоводческим» инстинктам. В «Книге Мертвых» Осирис именуется Bata, «Дух Хлеба». Люди, следуя Богу, вкушают Хлеб, плоть Его. Хотя, поменяв суть, саму форму христиане сохранили, все-таки просвирки делаются из хлеба, хоть и из кислого скотоводческого, а не из мяса.
У русских сохранился на генетическом уровне земледелец как расовый тип, и именно в этом главное отличие даже от ближайшего славянского мира. Дьявол, как известно, кроется в деталях, мелочах, и самая поразительная отличительная «мелочь» между русским и украинцем или белорусом — это сало. Даже в Москве или в Питере купить такое не просто, лучшее, то есть настоящее, скорее всего найдете на рынке у тех же приезжих соседей, а к северу и востоку от столиц[14] это уже экзотика на уровне ананаса, тогда как к югу и западу сало с хлебом это как наше хлеб с маслом. Русские всегда во все времена своей истории меньше всех из белой расы ели мяса на душу населения[15] и больше всех хлеба, и это уже генетика. Народное, именно русское, православие, в котором христианство больше форма, чем суть, сохранило чисто «языческие» запреты на кровавую пищу, это и два постных дня каждую неделю, и четыре больших поста в год. Разве это по-индоевропейски и по-христиански, если сравнить со всем остальным христианским индоевропейским миром, где само понятие поста было забыто уже тысячелетие назад? Сам феномен поста безусловно происходит из ядра земледельческой, северной традиции. Как позыв «спящих» земледельческих генов, память Каина, реминисценция об утраченном рае. Не случайно, что именно православие Руси до последнего держалось традиции, тогда как индоевропейские христиане пост так и не приняли. Первое, что сделал реформатор Лютер в XVI веке, это отменил все посты как «чуждые христианскому духу» (!), впрочем, и до него повсеместно индоевропейские миряне выкупали себе индульгенцию на право есть мясо.