Дети Арктиды. Северные истоки Руси
Шрифт:
Также только в славянских языках, но наиболее полно именно в русском, сохранились архаичные понятия, указывающие не столько на родственные, сколько на родовые отношения — сват, кум, деверь, шурин, свояк, золовка, зять, теща, тесть, свекровь, невестка. Подобная система связей была еще в санскрите, и как раз это поразительное совпадение русских и санскритских корней (свояк — свака, свекор — свакр, сноха — снуша, шурин — швашурья, деверь — деврь, зять — зата) показывает важность именно родовых отношений в древнем арийском обществе, когда два маленьких рода, две семьи из большого Рода, связывались именно родственными отношениями, это укрепляло Род и было фундаментом земледельческой общины. Русские до сих пор понимают кумов, сватьев, зятей и т. д. именно как своих родственников. В русской традиции резко осуждалось кровосмешение, которым признавалась связь с родственниками вплоть до шестого колена, причем очень показательно, не только по кровному родству, но и по свойству. Это осталось и в православной традиции, грехом считался
С другой стороны, на другом индоевропейском полюсе, у романо-германской ветви родовые отношения полностью исчезли, остались лишь позднейшие, практически юридические термины «sister-, mother-, brother- in-low» и прочее, они члены семьи, но не рода, и только по формальному закону, но не по природной крови. В западной традиции уже отсутствует запрет на родственные браки по «духовной линии», более того, сняты табу на связи по второй и третьей крови, например, между двоюродными и троюродными братьями и сестрами, что явно сближает их с чисто скотоводческой семитской традицией. Библия при внимательном прочтении — это полная история кровосмесительства, начиная от Авраама. Это объяснимо, при кочевом образе жизни у скотовода весьма ограниченный выбор, весь его род суживается до кочевого племени, которое по природе своей всегда ограниченно.
Столь же логично, что у них более сильными стали «домовые» связи, те, что «внутри своей крепости», или своего кочевого обоза, — тети, дяди, племянники, кузины. Примечательно, в русском языке «племянник(ца)» явно архаичнее, термин указывает еще на принадлежность к «племени», а не к семье, он так и не развился до индоевропейского уровня, также в русском вообще не состоялся термин «кузен, кузина», это понятие громоздкое, трехсложное (двое-(трое)родная сестра, брат), как бы застывшее в своем основании и все еще подчеркивающее степень рода.
Это все указывает на архаику земледельческой общины, где культ предков и родовые отношения были во многом важнее семейных уз, ибо, повторяясь, северная земледельческая раса могла выжить только Родом, отдельная семья, хутор, были обречены.
Возможно, самым главным отличием русского православия от индоевропейского христианства и есть сохранившийся в цельности культ предков. Возможно, маленькая, но самая яркая деталь этого культа есть русский феномен колокольного звона. Еще в XVII веке Ян Рейтельфельс сообщал, что в дни Пасхи русские горожане «по обычаю звонили в колокола не переставая… что в ушах гудело». Колокол это чисто языческое, от предков, чуждое, незнакомое палестинской традиции, по поверьям колокольный звон призван был утешить души предков. Вообще из русского христианства, православия, культ предков просто выпирает. Поминки, поминания, панихиды, молебны, отпевания, соборования, вся эта богатая, даже чрезмерная по сравнению с западным христианством обрядность чужда ветхозаветной традиции, откуда вышло христианство, вся она чисто языческая. Любой русский, даже не сильно православный, зайдет в церковь, чтобы поставить свечку «за упокой» своих покойных родных, и это скорее, чем «за здравие» живущих. Русский сквозь христианство пронес веру в предков в поминках о них на девятый и сороковой день, чего не сохранилось в западном христианстве, как вообще в новозаветной традиции. Также обилие местных святых и старцев, склонность к обожествлению простых смертных в православии, в отличие от самого «индоевропейского» христианства — протестантизма, есть проявление глубинного и архаичного культа предков.
В этом культе принципиально важным было сжигание покойника, так душа возвращалась к своей огненной, то есть солнечной, природе. Ветхозаветное погребение в земле шло от «глиняного», земного происхождения человека и возвращения его к «праху», к ничто.
Для Севера погребение как земное пожизненное заключение, как запрет на возвращение к Солнцу. Еще один славянско-индоевропейский водораздел, если на Руси «предков», как называли покойников в Древней Руси, сжигали почти до середины второго тысячелетия нашей эры[28], то в Европе последние захоронения такого типа отмечены в конце бронзового века. И греки, и римляне, и вся христианская Индоевропа разлагалась в прах, возвращалась в «глину», сжигали на кострах только чумных да ведьм, «слуг дьявола», и то, что сжигание, «кресение» по-древнерусски, являлось позорной смертью, подчеркивает пропасть этого водораздела. Примечательно, что у финно-угров, расы охотников, смерть в огне считалась самым ужасным концом — концом Существования.
Для родового сознания принципиальны и детали: по законам Авесты человек после смерти должен быть положен лицом к солнцу, созерцание мертвым солнца очищает его от всех содеянных им грехов. Принципиальный вопрос в Авесте — «Когда прошло лето и наступила зима, а человек умер — как поступить с умершим?» Умереть в «плохую» половину года, после летнего и до зимнего солнцестояния, то есть в ночь, считалось наказанием, но человека все равно не хоронили до возвращения солнца, ибо были уверены, что душа должна вернуться
к солнцу («…и тогда пусть положат мертвого лицом к Солнцу»). Иначе она считается потерянной среди предков, она уходит во тьму к темным силам.Культ предков питался несомненно чисто полярной идеей переселения души, точнее, ее «воскресения» в новом теле, с явной параллелью воскресения солнцебога, регулярного возвращения главного предка — Солнца. В русской традиции смерти как таковой нет, мир мертвых это лишь «тот свет», а не этот «белый свет».
Примечательно, что идея реинкарнации еще раз роднит славян и индоариев, но она чужда всем западным индоевропейцам, от древних греков до германцев, и это еще раз отделяет их от Севера. Это они подтвердили на церковном Пятом Вселенском Соборе в 533 году, когда изъяли из новой индоевропейской религии понятие о переселении душ.
То, что Север был изначально чисто земледельческой расой, подтверждает феномен индоариев. Индоевропейцы, индоиранцы и индоарии, ушли с Севера общей волной, но почему потом произошел разрыв на Запад и Восток? Почему только самые ортодоксальные «индоевропейцы», самые близкие к Ведам индоарии, остались растительноядными? Причин, конечно, было много, но одной из знаковых точек разрыва, образно говоря, было отношение к корове. Очевидно, что священность коровы это не блажь новых жрецов-браминов и что это не могло возникнуть во время перекочевки с Севера, очевидно, что наоборот, во время походной жизни, когда нет земледелия и урожая, самый простой выход переключиться на животную пищу, что собственно и выбрали индоевропейцы и иранцы, точнее будет сказать — тот, кто не удержался, не выдержал, изменил вере и предкам, тот и ушел на Запад, тот и стал индоевропейцем. Индоарийский феномен вегетарианства, которому тысячелетия и у которого неизвестно начало, потому что начало бессмысленно искать в Индии, этот уклад, эта философия и религия пришли с Севера, все это самое «историческое» доказательство измены и падения индоевропейцев. Последними из индоевропейцев, кто еще хоть что-то помнил о Севере, были греки, но и они сохранили самое главное: «Гиперборейцы питались исключительно древесными плодами, не употребляя мяса» (Гелланик, 485–400 до н. э., греческий историк.); «Гипербореи совершенствуются в справедливости, не употребляя в пищу мяса, но питаясь древесными плодами» (Пифей, 380–310 гг. до н. э., греческий географ, астроном и математик.); «Люди, живущие там, питаются просом и другими злаками, плодами и кореньями; а где есть хлеб и мед, там из них приготавливается и напиток» (Страбон, 64 до н. э. — 24 н. э., греческий историк и географ).
Еще один феномен Севера донесли индоарии до Индии в сохранившемся культовом отношении к Полярной звезде (Дхруве), хотя она в Индии практически невидима и находится на краю горизонта. В среде высших каст до сих пор есть традиция, предписывающая новобрачным совершать после свадьбы обряд поклонения Дхруве. Шпиль мавзолея Тадж-Махал упирается в далекую Полярную звезду. Помнят они и полярный год в «Законах Ману»: «Солнце отделяет день и ночь, человеческие и божественные… У богов день и ночь — год, разделенный надвое, день период движения солнца к северу, ночь период движения к югу». И не забыли главное, великую битву и начало Исхода: в Махабхарате упоминается битва богов, дэвов и асуров, и происходит она над Молочным океаном. Молочный — это Ледовитый океан, и еще буквально несколько сот лет тому назад так он назывался в древнерусских источниках.
Странная вражда соседей и ближайших родственников, индоариев и индоиранцев, которые пришли вместе и у которых были еще недавно общий язык и общие боги, имеет главную причину в смене индоиранцами образа жизни с земледельческого на скотоводческий.
Древние иранцы — это всадники, они верхом на коне, тогда как индийцы только запрягали колесницы и крайне редко садились на коня. Зороастр скорее не реформатор, скорее махровый реакционер, который пытался возродить традицию у «окочевнивающихся» иранцев, у него сказано, что самое достойное занятие ария — земледелие, а кочевники даже проклинаются. Примечательно, что именно в Авесте сохранилось откровение, что первый человек Йима потерял бессмертие, когда перестал быть вегетарианцем, то есть стал скотоводом.
Именно у древних иранцев поменялись боги (дэвы) и демоны (асуры) местами, произошла религиозная революция, упростившая многочисленный пантеон ведических богов до пары Ахуры Мудрого и Ангра Злого. Очевидная примитивизация мировоззрения до дуализма добра и зла, света и тьмы, следствие очевидной дегенерации образа жизни скотовода-кочевника, который вынужден жить убийством скота или врага. Для него бытие суживается до примитивного дуализма жизни и смерти, ему, чтобы жить, надо убивать, и с точки зрения Крови переступить жизнь животного или человека — это переход одного уровня. Если земледелец самодостаточен, его основа жизни — фотосинтез, то есть энергия солнца и враг для него понятие внешнее, не нужное, то для кочевника-скотовода враг неизбежен и необходим, это и есть его дуальность. Для скотовода уже его скот враг, потому что его рано или поздно надо убить, скоту нужны новые пастбища, для этого надо отобрать и/или убить, кочевник уже не умеет пахать землю, он может лишь отобрать хлеб или завести раба. Непримиримость и дуализм: господин или раб, свой или враг — неотъемлемое внутреннее свойство всех скотоводческих цивилизаций, вплоть до последней иудеохристианской.