Дети большого дома

Нельзя было понять — который час.

Шумели деревья, небо заволокло тучами, не было видно ни одной звездочки.

Лучи прожекторов часто скрещивались над головами бойцов. В их свете по временам сверкали медленные струи дождя, сливаясь затем с тьмой.

Ряд за рядом уходили в лес батальоны. Вблизи виднелись в темноте силуэты бойцов, слышался глухой топот ног по сырой земле, пофыркиванье лошадей, слова команды…

Станция еще не успокоилась; оттуда шли к лесу все новые и новые роты и батальоны, повозки и автомашины, моторы которых вдруг, точно все вместе, начинали работать, наполняя окрестности шумом.

Итак, значит, уже близко фронт…

Каро занимала в эту минуту мысль об Анник: с кем она шагает рядом, как себя чувствует и думает ли сейчас о нем? Представлял он ее в плащ-палатке с капюшоном; лицо мокнет от дождя, ноги увязают в грязи, шагает с трудом. Будь она рядом, Каро помог бы ей, ночной марш показался бы легче…

В небе все больше и больше усиливался прерывистый вой самолетов. Прямо над станцией скрестились белые столбы прожекторов.

— Ишь, мерзавцы, видно к станции подбираются!.. — сказал Славин. — Но полк как будто отошел уже.

Подошел командир взвода, лейтенант Павел Иваниди, грек из Ахалкалаки, среднего роста, с золотисто-смуглым лицом, и вполголоса скомандовал:

— За мной!

Шли молча, никто не курил.

Не выл по-волчьи ветер в лесу, не уносил с шумом листьев на запад. Вялые мокрые листья неслышно ложились под ноги; казалось, бойцы шагали по скошенной траве.

Откуда-то издалека, там, где багровело зарево, доносился глухой гром.

Трудно было определить, как далеко отошли от станции, когда послышался страшный грохот и громовые удары: раз, два, три, четыре, пять. Взвод, уже вышедший из леса на магистраль, остановился. Все смотрели назад — туда, откуда раздавался грохот. Прожекторы еще скрещивались над станцией. Вдруг в той стороне над строениями показались рыжие волны огня.

— Бомбили, мерзавцы, — пробормотал Иваниди.

— Неужели станцию? — спросил Славин. — Не она ли горит?..

Бойцы шли и оглядывались. Пламя спадало, прожекторы ничего больше не прощупывали в той стороне.

— Начни они бомбежку получасом раньше, мы, быть может, не смогли бы написать письмо сестре Ивчука, — пошутил Славин.

Ивчук, шагавший за Игорем, старался наступить ему на пятки.

— Вот тебе письмо! Нашел время языком трепать…

— Война войной, а любовь любовью. Породнились бы — чем это плохо?

— Шагай, шагай!

Шли по обочине дороги. Рядом с колонной проносились грузовики с зенитными пулеметами, двухколесные повозки, тягачи и автомашины, за которыми, гремя колесами, двигались крупноствольные орудия; проезжали автобусы специального назначения, обслуживавшие технические части, санбаты и госпитали, редакции фронтовых газет или передвижные радиоузлы.

Безмолвная за полчаса до того дорога стала оживленной и многолюдной. Сырой воздух был насыщен резким запахом бензина и технического масла, словно пехота шла не полем, а мимо сплошных гаражей.

Теперь направление было ясно. Они идут на запад. И откуда здесь столько войск? Словно ручейки вырвались вдруг из-под земли и, слившись в полноводную реку, потекли по общему руслу.

Они шли, и все дальше отходил багровеющий горизонт. Казалось, ночь бесконечна и утро никогда не настанет. Но вот мрак начал рассеиваться. Словно слиняли черные тона, постепенно проступили очертания ближайших кустов и холмов, одетых в молочный туман.

И сразу двигавшиеся по дороге войска рассеялись по лесам и овражкам — так вырывается разлившаяся река до своего русла, затопляя кругом поля, долины и леса.

Опустела дорога, истоптанная ногами людей, с отпечатавшимися на ней следами узорчатых шин и лошадиных подков.

Занялся тусклый день без зари. Небо со всех сторон было обложено свинцовыми облаками, на далеких и близких полянах не виднелось ни души. Лишь откуда-то из леса доносилось ржание коней да замирающее урчание моторов.

Высоко-высоко прерывисто выл мотор. Лейтенант Иваниди взглянул наверх; в просвете облаков показался медленно пролетающий самолет с широкими крыльями.

— Рама, — определил лейтенант.

— Какая рама?

— Разведчик, «Фокке-Вульф».

— Не бомбит?

— Иногда. Вылетает на разведку, проводит съемки. Были такие и в Финляндии, там я научился их различать.

Лейтенант поторопил взвод. Подходили к горловине оврага. Навстречу им шел помощник начальника штаба, старший лейтенант Атоян, с землистым цветом лица и полузакрытыми от бессонницы глазами. Он рукой указал предназначенное взводу место.

— Там, вокруг штаба, немедленно отрыть противовоздушные щели, глубокие и узкие, зигзагом!

Добравшись до оврага, Каро увидел в нем весь полк, незаметный до этого даже на расстоянии нескольких шагов. Он спросил лейтенанта:

— Здесь весь наш полк, товарищ лейтенант?

— Весь.

Это было хорошо. Быть может, он сумеет повидать Анник и Аргама. На опушке леса, укрытые кустарником, глядели в небо зенитные пулеметы. Какой-то сержант, кружа на месте, разглядывал в бинокль небо. Развесив на мокрых деревьях плащ-палатки, бойцы начали отрывать окопы. Один из них счищал грязь с лопатки приговаривая:

— Ишь, какая липкая глина. Пристает, проклятая, как смола…

Но где же война, где же фронт? Его голос доносился издали лишь глухими раскатами грома. Не очень большое расстояние отделяло бойцов от того мира, откуда доносились эти раскаты…

Когда послышалась команда стать на отдых, Каро отпросился у лейтенанта Иваниди в первый батальон — повидаться с товарищами. Ему хотелось отпроситься в санчасть, но он постеснялся.

— Вернешься через полчаса! — разрешил лейтенант. — Это за тем холмом, и двухсот метров не будет. Сперва санчасть, а чуть подальше — батальон. Иди.

Каро обрадовался. Значит, так близко санчасть полка? Он туже затянул пояс, перевесил автомат и, ступая по прелой листве, двинулся в указанном направлении, едва удерживаясь, чтобы не побежать. Зацепившись ногой за разветвленные корни, он споткнулся, обеими руками обхватил мокрый ствол дерева с замшелой корой и пошел спокойней.

У привязанных к деревьям коней на каких-то ящиках сидели солдаты. Рядом была разбита серая палатка. Девушка в военной форме вошла в палатку. Не Анник ли это? Каро остановился, но в ту же минуту услыхал свое имя. В сдвинутой набок пилотке, откинув на спину капюшон плащ-палатки, оставляя на опавшей листве следы маленьких сапог, к нему навстречу бежала Анник.