Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Но никто не тронулся с места. Всю ночь напролет бойцы грузили вагоны, не спали. Теперь, усталые и невыспавшиеся, они разлеглись на нарах, разувшись и вытянув натруженные ноги. Кто знает, о чем они думали, кого вспоминали, прислушиваясь к монотонному перестуку вагонных колес.

Лежа ничком на нарах и упираясь подбородком в кулаки, Аргам через открытую дверь смотрел на поля. Но ничто из виденного не запечатлевалось в его душе.

Поезд мчался вперед, но мысль Аргама опережала стремительный ход поезда. Он представлял себя в разведке: вот он входит в фашистский штаб, похищает важные документы, берет в плен генерала…

Аргам искренне верил в свою судьбу, в свое счастье. Тяжелой, невыносимо

тяжелой казалась ему лишь мысль о смерти. Но нет, его не убьют! Он должен остаться в живых, чтобы писать книги, завоевать славу, жениться на Седе!

Лежа на спине, Гамидов мягко напевал:

Ашугом стать в садах Гянджи… Срывать гранат в садах Гянджи, Красотку б из Тифлиса взять — И с ней гулять в садах Гянджи!..

— Ты о чем это поешь? — заинтересовался Бурденко.

— О красивой девушке.

— О красивой девушке? А ну, спой-ка снова.

Тем временем Тоноян и Мусраилов продолжали свою беседу. Когда в Узбекистане вносят минеральные удобрения в землю — осенью, во время вспашки, или весною? Перепахивают ли весною землю под хлопок? Сколько раз проводят прополку? Сколько раз опрыскивают хлопчатник? Принят ли у них способ опрыскивания с самолета?..

На многие вопросы Мусраилов так и не Мог дать ответ, оправдываясь тем, что уже два года находится в армии. Может быть, сейчас делается много такого, о чем он и представления не имеет. Но что у них в Узбекистане хлопок растет много пышнее, чем вот на этом поле, — это уж факт, в этом уж будьте уверены!..

— Да бросьте, ребята! — вмешался Бурденко. — Вы бы лучше сказали — куда мы едем? Нашли о чем говорить, и без вас будет кому заняться агрономией! А теперь давай покурим махорочки, Тоноян, чтобы лучше разобраться во всех этих сложных вопросах.

И Бурденко потер руки.

Ну, давай, давай свою махорку мне, раз сам не куришь! Что скажешь, Мусраилов? Пусть отдаст нам, не так ли?

— Дело хозяйское… — уклонился от ответа Мусраилов.

— Вы махорку получили, курите свою долю! — отрезал Арсен.

— Но ты же, братец мой, некурящий! — настаивал Бурденко.

— А может, буду курящий, твое какое дело! — заупрямился Арсен.

— Вот уж не советую, право слово, не советую! Чистый вред организму. Ну, понимаешь, как болезнь какая для твоего хлопка… Послушай совета: раздай эту вредную травку, Тоноян. Ты же умнее всех нас. Зачем тебе отравлять свой организм?! Как ты думаешь, Мусраилов, правильно я говорю?

— Дело хозяйское! — повторил Мусраилов.

Но Арсен оставался непоколебим. Ведь махорку-то роздали только сегодня, у каждого был еще запас курева. Зачем же просили у него?

Бурденко подмигнул товарищам, что означало: «Поглядите-ка, как я подшучу над ним».

— Говорят, что ты, Тоноян, в своем колхозе передовым колхозником был. Да что-то не верится мне. Хочешь — обижайся, хочешь — нет, а должен я правду тебе в лицо сказать: душой ты единоличник, а не колхозник.

— Такие слова не говори, нельзя, — со сдержанным гневом остановил его Тоноян, с трудом подбирая русские слова. — Нельзя!

— Но ведь так получается, братец ты мой! — продолжал свое Бурденко. — Ну как же иначе здесь скажешь?! Психология у тебя — частного собственника. Прямо единоличник, да и только.

Тоноян не мог сдержаться. Вскочив с места, он шагнул к Бурденко.

— Кто единоличник?! Ты понимаешь, что говоришь?! Ну, кто собственник, кто скупой, кто?

Бурденко, озорно блеснув глазами, упрямо повторил:

— Скупой собственник — это ты!

— Я?! — заорал Тоноян так громко, что Мусраилов поспешил подойти к нему, Гамидов соскочил с нар, Аргам

очнулся от своих грез; проснулись и другие бойцы.

— Ну да, ты! Именно ты!

— Значит, скупой, значит, единоличник… — с горечью повторил Тоноян и быстро пошел к своему вещевому мешку. — Стыдно тебе, товарищ Микола Бурденко, что ты так нехорошо говоришь.

Он притащил вещевой мешок, развязал его и разложил на досках жареных кур, пышную гата [2] , сваренного целиком ягненка, лаваш, сыр, пучки красных редисок.

— Кто не придет все это кушать, пусть ему будет стыдно! Говоришь, я скупой собственник, да, товарищ Бурденко?! Ты понимаешь, какие слова говоришь, а?

— Что тут случилось? — удивился Микаберидзе, спуская ноги с нар.

— Ничего, кушать будем, — объяснил Арсен. — Ребята, буди всех, пусть идут!

2

Гата — слоеные пироги с начинкой из поджаренной на масле муки с солью или сахарным песком.

— А что за спор был здесь, кто кричал?

— Ничего особенного. Мало-мало говорили про махорку, — объяснил Гамидов.

Гостеприимно разложенные закуски раздражали аппетит, но Бурденко хотелось продолжать шутку.

— Не хочу твоих вкусных вещей! Если ты такой щедрый, отдай мне горькую махорку.

— Потом он даст, когда у тебя не будет, — сказал Гамидов. — А теперь давайте мало-мало кушать будем, а то испортится все.

— Пожалуйста, пожалуйста! — пригласил, успокоившись, Тоноян и повернулся к Бурденко: — Иди хлеб кушать! Не бойся, махорку курить не буду и бросать не буду. Иди сюда.

— Вот теперь принципиально согласен! — с улыбкой заявил Бурденко, подсаживаясь ближе.

Не тронулся с места лишь Аргам Вардуни. Он ни словом не откликнулся на спор Тонояна и Бурденко. Ему казалось святотатством, что едущие на фронт люди спорят— и по поводу чего? Махорки…

— Знаешь, как у нас пастухи ягненка жарят? — спросил Мусраилов. — Так получается — ох! — все пальцы оближешь…

И он начал объяснять, как узбекские пастухи жарят ягнят целиком, не разрубая тушку на куски.

— Ничего, и так неплохо, — заявил Бурденко. — Не застревает в горле, гладко проходит куда надо!

Повернувшись лицом к Арсену, он весело пошутил:

— Помирились мы, Тоноян! Ты, видно, и колючий и мягкий, как шелк, — когда как придется.

— А ты что думал, товарищ Бурденко? Ведь я в армию не ругаться с товарищами пришел…

Таков был Арсен Тоноян. На селе многие считали его спорщиком. Когда он в чем-нибудь был убежден, а с ним не соглашались, он не щадил никого, каким бы авторитетом ни пользовался его противник на селе или в районе. Особенно спорил он с теми агрономами, которые не прислушивались к его мнению. Он был выдающимся хлопководом, со дня основания колхоза работал отлично и считал себя вправе подтягивать других. Почему у тракториста вспашка с огрехами? Почему агротехник не соглашается поливать хлопок? Разве по цвету листьев он не видит, что пора поливать? Ему всегда хватало поводов для споров и препирательств. На селе уже привыкли к этому и не обижались. Его прозвали — «колхозник Арсен», потому что при встрече с официальными лицами или выступая на собраниях, он неизменно начинал так: «Я, как колхозник, предлагаю в текущем году обработать залежные земли; я, как колхозник, предлагаю, чтобы наш колхоз заключил договор соревнования с одним из колхозов Узбекистана; я, как колхозник…» Иной раз молодежь поднимала его на смех. Но он упорствовал в своей привычке, словно хотел, чтобы люди раз навсегда выкинули из памяти прошлое «измученного батрака», как называл себя до 1929 года сам Тоноян.

Поделиться с друзьями: