Дети большого дома

— Вот видите? Значит, мы имеем право обижаться, если вы бываете у Дементьева и Сергеенко чаще, чем у нас?

— Но вот Новый год встречаю у вас!

— За это мы благодарны и признательны.

Комиссар Немченко в беседе с близкими людьми говорил всегда с примесью юмора, что оживляло и придавало сочность его речи.

— Да, земляк, не так-то легко заменять Мхчяна!

Григорий Немченко никогда не забывал историю полка, в котором был комиссаром.

В своей полевой сумке он, точно святыню, хранил изданную в Ереване еще до войны историю полка. Эту книгу он по очереди давал читать всем политрукам рот. Немченко поручил комиссарам батальонов подробно записывать боевые действия полка, чтобы после Отечественной войны можно было опубликовать продолжение его истории.

Каждого нового политработника он неизменно спрашивал: «Вы, наверно, слыхали, что наш полк называется Лорийским Краснознаменным? А вы знаете, что такое Лори и почему полк называется именно так?»

Политработники и командиры нового пополнения обычно не знали этого. И комиссар охотно пояснял:

«Лори — название живописной области в Армении. В тысяча девятьсот двадцатом году наш полк сражался в Лорийских горах против дашнаков и меньшевиков, участвовал в установлении советской власти в Армении и Грузии. Понятно? А вы знаете, кто такие были дашнаки, против которых выступал полк? Не знаете? Это были враги народа, такие же, как петлюровцы и махновцы на Украине. Понятно?.. Вам нужно знать историю полка, в котором вы будете служить, и постараться умножить его славу! Первым командиром полка был бакинский рабочий Матвей Васильев, а первым комиссаром — Липарит Мхчян, боевым комиссаром, героически погибшим при освобождении от дашнаков столицы Армении — Еревана. В этом героическом полку служим и мы, не забывайте этого! Наш теперешний командир Баграт Карапетович Самвелян был в то время рядовым бойцом Лорийского полка. Он хорошо помнит многих соратников и, в частности, командира полка Васильева и комиссара Мхчяна. Тогда полк сражался за освобождение Армении, а теперь он сражается за освобождение Украины. Вот почему я называю армянских братьев земляками: общая у нас отчизна и едино наше дело. Изучайте историю полка!»

Каждый боец нового пополнения уже через несколько дней знал, почему его полк называется Лорийским и какой боевой путь им пройден, кто был первым его командиром и комиссаром; знакомили его и с подробной биографией нынешнего командира. Комиссар Немченко скупился только на рассказы о себе. Это и было причиной того, что бойцам очень мало было известно о его жизни. Одно лишь они твердо знали: «Комиссар у нас мировой, такого нигде нет!» Говорилось это от чистого сердца и с такой простодушной уверенностью, что слушатель только улыбался, не пробуя возражать.

Немченко обрадовался приходу Аршакяна в полк.

— Не лучше ли озаглавить ваш доклад так: «Новый год и новые перспективы»? Ну, скажете о международном положении, о росте наших сил, о морально-политическом единстве советского народа — одним словом, вам виднее. Может быть, отправимся сейчас же? Вы не с нами, Баграт Карапетович?

Самвелян сказал, что на доклад он не пойдет. Вместе с начальником штаба он собирается обойти батальоны, проверить круговую линию обороны и будет у себя к тому времени, когда комиссар и Аршакян вернутся после доклада.

— Немного водочки при этом не помешает: ведь как бы там ни было — Новый год! — улыбнулся комиссар.

— Фирсов позаботится об этом!

Ординарец браво вытянулся перед командиром.

— Все будет в порядке, товарищ подполковник!

— Нам, кажется, подарки привезли? Принесешь сюда мою долю и комиссара, — распорядился Самвелян. — Вот и хватит. Чем богаты, тем и рады.

…После доклада Аршакян вместе с комиссаром проверили батальоны и направились «домой».

Противник вел себя подозрительно спокойно. Лишь иногда возникала артиллерийская перестрелка, порой слышался гул наших и вражеских самолетов, да взлетали в небо ракеты. Повсюду сознание торжественности дня заставляло подтягиваться людей; это чувство овладевало постепенно и Тиграном.

XL

Когда они вернулись в штаб и направились к блиндажу Самвеляна, Тигран уже был целиком во власти своих дум.

Мысль о том, что через несколько часов наступит Новый год, пробудила в нем тысячи стремлений и желаний, тысячи волнений и раздумий.

В эту ночь человечество переходит в новый год. Тигран в сырой землянке должен будет поднять бокал за жизнь, и в этот миг в его душе эхом прозвучат голоса всех близких. В этот миг они будут вместе…

Тигран мысленно видел перед собой мать. Она, старшая среди всех близких, собравшихся за столом, говорит им свое слово, и ей внимают с любовью и уважением. Сердце у нее полно тревоги, но она усилием воли побеждает волнение, и самое ее присутствие вливает мужество в окружающих. Каждый раз, как Тигран вспоминает мать, на сердце у него становится легче. Пока она жива, все будет в порядке. Тыл — это она, «товарищ Арусяк Аршакян». Она, и мастер Микаэл Зулалян, и многие другие, похожие на мать и мастера Микаэла. Вероятно, таковы же и матери и друзья Владимира Дементьева и Григория Немченко, капитана Малышева и братьев Микаберидзе. Другими как будто и нельзя представить их, всех этих родных, знакомых и незнакомых людей…

Когда они вошли в блиндаж командира полка, Фирсов уже «накрывал стол» — раскладывал на маленьком треногом столике, застланном газетой, нарезанную кружками колбасу, ломтики свиного сала, коробки с консервами, хлеб; выставил шесть бутылок «Особой московской».

— Что это, пир закатить собираешься? — спросил комиссар. — Откуда у тебя столько водки?

— Раздобыл, товарищ комиссар! — ответил ординарец тоном, который говорил: «Вы только прикажите, а уж Фирсов все раздобудет!»

— Действительно, к чему столько водки? — спросил Тигран.

— Дело хозяйское, — улыбнулся комиссар. — Мы с вами только гости.

За дверью послышались голоса. Вошел командир полка с тремя военными. Один из них был начальник штаба, второй — секретарь партбюро полка, третий — старший сержант с бравой выправкой, с армянским горбатым носом и плутоватыми глазами. О привилегированном положении, которым пользовался сержант, свидетельствовали и выпущенный чуб, что обычно бойцам не разрешалось, и самоуверенный и бойкий вид. В каждой части можно найти таких привилегированных рядовых.

Обращаясь к нему, командир полка сказал:

— Ну, Карунц, на тебя надеюсь, получше наладь нам радио!

Затем, повернувшись, оглядел стол.

— Это что такое? Кутить здесь будем, что ли?

Мягкий тон командира не позволял думать, что может разразиться буря. Приосанившись, Фирсов самодовольно улыбнулся.

— Кого я спрашиваю? — раздраженно повысил голос Самвелян. — Откуда здесь столько водки?

Фирсов смущенно пробормотал:

— Начальник снабжения дал. Узнал, что гости будут.

Самвелян взял трубку и, связавшись с начальником снабжения, спросил, на каком основании тот прислал ему шесть бутылок водки. Выслушав объяснения, он бросил трубку и хмуро поглядел на Фирсова.

— Возьмешь сейчас же три бутылки, отнесешь обратно. И сам сюда больше не показывайся. Понял?

С лица Фирсова слетела самодовольная улыбка. Он весь обмяк, молча взял три бутылки водки и вышел из блиндажа. С минуту после его ухода царило неловкое молчание.

— Развращаются люди в теплом местечке, — с неудовольствием проговорил командир полка. — От моего имени приказы отдает, начальством себя чувствует. Погрелся около жестяной печи, хватит!.. Ну как, Карунц, наладил радио?