Дети Доброты
Шрифт:
Кирилл снова надавил кнопку звонка. В этот раз держал палец, не отпуская.
Пожалуйста! Ну, пожалуйста! Ну…
– Что происходит?
Кирилл от неожиданности едва не присел. Динамики микрофона, должно быть, выставили на полную мощность. Недовольный голос Вадима разнёсся над окружающим Бункер пустырём так громко, что, будь Кирилл лесным зайцем – стреканул бы отсюда без оглядки.
– Добрый день, Вадим Александрович.
Не раз и не десять Кирилл искренне радовался вбитым в голову с детства, на уровне рефлексов, вежливым «ниочёмушным» оборотам.
Обыкновенное
Вадим обучал Кирилла основам культурного общения самолично. Но приём, освоенный ещё в юности, сработал и с ним.
– Здравствуй, Кирюша, – машинально отозвался Вадим.
В ушах у Кирилла зазвенело. «Бедные звери», – пронеслось в голове. К новому апокалипсису готовятся, не иначе. Вслух сказал:
– Микрофон сделайте потише, пожалуйста. Очень громко.
– Да-да, секунду.
Какое-то время у Вадима, должно быть, ушло на то, чтобы вспомнить, где здесь, на пульте, «делают тише».
– Так нормально?
– Да, теперь нормально. Спасибо. Как у вас дела?
– Хорошо. Спа… Э-э-э, – очнулся Вадим. – То есть, до вашего появления было неплохо. А сейчас вы устроили форменный переполох. Надеюсь, это обусловлено каким-то важным происшествием. Что случилось?
– Я расскажу, – пообещал Кирилл, – только переминаться тут с ноги на ногу не очень приятно. Вы не хотите меня впустить?
– Прости, но нет, – отрезал Вадим. – Бункер законсервирован – надеюсь, тебе, в отличие от твоего друга, – Кирилл не видел, но прекрасно представил взгляд, брошенный на Рэда, – не нужно объяснять, что это значит. А по твоему состоянию я вижу, что ситуация не критическая.
Да уж. По сравнению с теми ситуациями, которых Кирилл не помнил – когда адапты притаскивали его сюда умирающим, – наверное, действительно не критическая. Он ведь стоит на ногах и разговаривает.
– Ситуация, я бы сказал, взрывоопасная, – со всей внушительностью, на которую был способен, объявил Кирилл. – Мы побывали на юге. Мы знаем о Матери Доброты. Познакомились с Шаманом и привезли его сюда. Теперь вы меня впустите?
– Что, прости? – недоумения в голосе Вадима хватило бы на пятерых Кириллов в лучшие годы. – О чём ты?
– Ах, да, – саркастически спохватился Кирилл. – Вы, вероятно, не знаете. Отдали детей и забыли. А Шаман, между прочим, на этом поприще новую религию сотворил! Отбракованных вами – не знаю уж, по какому признаку – младенцев, согласно верованиям Юга, приносит Мать Доброты. И не абы кому, а самым достойным. То есть, самым послушным и благочестивым. С вашей лёгкой руки выстроена целая управленческая система, Вадим Александрович.
– Какая система? Каких ещё детей? Что ты несёшь?! – Вадим, похоже, рассердился не на шутку. – Прости,
Кирюша, но мне кажется, что ты не трезв. Прежде ты не позволял себе появляться здесь в таком виде! Каким образом вы преодолели ворота, запертые на замок, не хочется даже спрашивать.– Перелезли, – услышал Кирилл наполненный сарказмом голос Елены Викторовны. – И ты бы видел, с какой сноровкой! Я посмотрела записи с камеры, Дарвин был прав. Теперь у нас есть наглядное подтверждение того, что человек произошёл от обезьяны.
– Прекрасно, – вздохнул Вадим. – Господи, дожили… Кирюша. Я всё понимаю. Но хочу напомнить, что тебе давно не семнадцать лет! Ты вернулся из дальнего путешествия, ты возбуждён. Но, тем не менее. Советую тебе переосмыслить своё поведение в целом и, в частности, визит сюда – к людям, которые помнят то, каким ты был когда-то и, несмотря ни на что, тебя уважают. В твоём нынешнем состоянии, мы не готовы к дискуссиям, прости.
– Да никакой я не пьяный! – возмутился Кирилл. Вдруг поняв, что слово в слово повторяет Серого, года три назад впервые заявившегося домой едва стоящим на ногах. И сообразив, что сейчас-то они с Рэдом, конечно, трезвые, однако вчерашний перегар никуда не делся, и в Бункере его точно учуют. – Вадим Александрович! Честное слово, со мной всё в порядке! Впустите нас, пожалуйста.
Был бы Кирилл один – возможно, его бы впустили. По наступившему молчанию стало ясно, что Вадим колеблется. Но Кирилл был не один. А Рэд из произнесённого Вадимом сделал собственные выводы.
– Сам-то, не нажравшись – не возбуждаешься, что ли? – презрительно проговорил он. – Или колёса специальные есть, чтобы вставляло?
– Прекрати, – схватив Рэда за руку, взвыл Кирилл. – Он вообще не о том! Вадим Александрович, поймите…
– Не уверен, что готов к пониманию. – Голос Вадима будто покрылся коркой льда. Когда Кирилл был маленьким и слышал такой тон, точно знал, что на скорое прощение рассчитывать не стоит. – Приходите, когда протрезвеете. Если, конечно, вообще вспомните, что такая необходимость была.
– Сейчас и правда не лучшее время для того, чтобы разговаривать, – донёсся из транслятора ещё один голос, примиряющий. Кирилл узнал Григория Алексеевича.
– Доброй ночи, Кирюша, – сказала Елена. Кириллу показалось, что видит её брезгливо поджатые губы.
– Доброй ночи, – закончил Вадим.
И Кирилл не услышал, но понял, что микрофон отключили. Он успел среагировать: поймал Рэда за руку до того, как тот врезал кулаком по транслятору. Сквозь зубы проговорил:
– Не смей. Уходим.
В этот раз через забор Кирилл перелез куда ловчее.
Они с Рэдом отвязали лошадей.
– Ну? – требовательно спросил Рэд.
– Не знаю, – честно сказал Кирилл. – Хрень какая-то. Понимаешь… К Вадиму можно относиться как угодно. Но, хоть ты меня убей – сейчас он говорил абсолютно искренне! Он действительно ничего не знает ни про детей, ни про Мать Доброты. Реально уверен, что я бухой и спьяну чёрт-те что несу.
– Да ладно? – вскинулся Рэд.
– Угу. Вот, чем хочешь поклянусь! Я знаю Вадима. И знаю, как он себя ведёт, когда что-то не договаривает. Сейчас – это была правда.