Дети Эдгара По
Шрифт:
Всё его тело превратилось в камень, на свободе осталась лишь голова. Камень жёстким воротником охватывал его шею и поддерживал голову запрокинутой под болезненным углом. Роланд разглядел их, пока его устанавливали в третьем ряду собрания статуй. Это были не дети, вряд ли это вообще были люди, — узкие маленькие мордочки, короткие обрубочки пальцев, маниакальная суетливость движений, и неразборчивое, как речь насекомых, бормотание, почти целиком поглощённое клокочущим ветром.
Словно карикатурные учёные, они вертели его так и эдак, наклоняя, подталкивая, поправляя. Наконец из его рта выдернули кляп. Роланд попытался что-то сказать, но его язык пересох. Последняя тайна разрешилась, когда ему в рот сунули странное приспособление. Он успел его разглядеть — это была проволочная клетка, в которой болтались несколько деревянных
Последний толчок, и вот уже за дело взялся ветер, который заставил плясать и греметь деревянные шары. Новый голос присоединился к хору. Удовлетворённые, существа принялись завершать работу, покрывая его голову липким цементом и нанося последние штрихи. Не заделанным остался только открытый рот.
Роланд думал о насекомых, которые поселятся в нём. Его воображению рисовался тёплый парок, который будет подниматься из отверстия холодными утрами, пока он будет гнить внутри. И ещё он размышлял о том, сколько времени потребуется ему, чтобы умереть. Придётся им заняться ремонтом, когда его плоть истлеет и клетка провалится внутрь. В бешеном водовороте отчаяния эта мысль почему-то показалась ему утешительной.
Ветер порывами устремлялся в долину. Воздев обрубки рук и подняв лишённое черт лицо к слепому небу, он запел.
Дэвид Дж. Шоу
Дэвид Дж. Шоу — новеллист, романист, автор сценариев теле- и кинофильмов, колумнист, эссеист, редактор, фотограф и лауреат Всемирной премии фэнтези (рассказ, 1987) и премии Международной гильдии хоррора (публицистика, 2001). Между делом он сочинял абсолютно всё, от текстов к вкладышам для компакт-дисков до предисловий к каталогам игрушечных чудовищ. Как очевидец со стажем, появляется во многих документальных фильмах, так или иначе связанных с жанровыми традициями, в связи с чем объехал весь свет от Новой Зеландии до Шанхая и Мехико, где участвовал в съёмках. Живёт в доме на холме в Лос-Анджелесе. Веб-сайт: www.davidjschow.com.
Поворот сюжета
Утром пятого дня Донни объявил, что он всё понял. Не в первый раз.
— Значит, так, — сказал он. — Миллионы лет назад прилетают на Землю пришельцы и находят здесь медленно развивающиеся микросподии [60] . Может, они диплом пишут, вроде наших студентов. И тогда они берут и заселяют нашу планету бактериями, из которых со временем вырастает человеческое общество, — получается, что наша культура, она в буквальном смысле культура, ясно? Только мы — не то, что они планировали. Формула была засоренная или ещё что-нибудь в этом роде. И вот через миллионы лет они возвращаются — а для них это как летние каникулы — и видят, что их лабораторный препарат загнил прямо в пробирке. Мы — худшее, что могло произойти. Все их планы рухнули, работа пошла прахом, остаётся только объявить первый эксперимент неудавшимся, помыть посуду и начать сначала. Но, приглядевшись, они думают: эй, а может, тут есть что-нибудь стоящее? Такое, что поможет им спасти свои ленивые задницы от полного провала на зачёте? И вот они решают взять крошечный образец — скажем, одну клетку — и посмотреть, а не вытворяет ли она что-нибудь интересное. Вот почему мы здесь.
60
Микросподии — внутриклеточные паразиты.
Вера сказала:
— Твой прежний бред этому в подмётки не годится, но, по-моему, с меня уже хватит.
Зак не сказал ничего, потому что в этот момент потерянно разглядывал последние остатки еды — один энергетический батончик, обречённый быть разрезанным на три части, одна банка венских сосисок (всего восемь штук) и пинта воды в бутылке, к которой кто-то уже основательно приложился.
— Жду не дождусь вашего блистательного объяснения, — кисло ответил Донни. Его настоящее имя было Деметриус, но он его ненавидел. Настоящее имя Веры было Эллен, но она сменила его официально.
Зака от рождения звали Кевин, далее см. выше.— Я пас, — сказала Вера, устав от этой игры. — Хватит с меня. Надоело. — Она поглядела в алеющее рассветное небо и закричала: — Эй, вы, там! Слышите меня? Я выхожу. К чёрту вас всех. Инопланетяне, или кто там наверху с нами играет, можете поцеловать меня в анал!
Донни вздрогнул, как будто правда думал, что пришельцы из космоса могут материализоваться и наказать их. По крайней мере, хоть какой-то финал.
— Не вопи, — сказал Зак, переключаясь на неё и по-прежнему строя из себя лидера. — Горло пересохнет. Кто подбирался к воде, пока я спал?
Донни и Вера свою вину отрицали; ситуация, как всегда, зашла в тупик. Зак этого ждал и спустил дело на тормозах, зная, что бонусный глоток достался ему самому.
— Солнце встаёт, — зачем-то сказал Донни. — Похоже, нет ничего более постоянного, чем борьба мужчины с природой.
— Ты это и вчера говорил, сексистская задница, — бросила Вера.
— Оглядитесь, — сказал Зак, тыча во все стороны света поочерёдно. — Пустыня. Дорога. Пустыня. Снова дорога. Снова пустыня. И так далее. Может, кто-нибудь видит, к примеру, обломки самолёта, которые мы могли бы превратить в хитроумное спасательное средство? Нет. Или какой-нибудь проблеск на горизонте, выдающий близость цивилизации? Ничего подобного. Не вызревает ли в нашем крошечном обществе из двух мужчин и одной женщины некая динамика, которая приведёт нас в конце концов к спасительному откровению? Ответ отрицательный. — Он снова ткнул пальцем. — Дорога. Пустыня. Вставайте, пошли.
— Зачем? — сказала Вера, наблюдая за своей укорачивающейся тенью.
— Потому что, когда мы в первый раз оторвали от земли свои задницы и стали двигаться, мы нашли пищу, верно?
— Это единственная причина?
— Может, найдём что-нибудь ещё.
Она порозовела от гнева, хотя, быть может, всё дело было в упавшем на неё под необычным углом рассветном луче.
— Значит, надо просто идти, идти, и всё тут?
— Если протянем ещё день, может, что-нибудь придумаем.
— Например, «почему»? — сказал Донни. — Точнее, «почему мы»?
— Нет, я хотел сказать, придумаем, как вернуться к нормальной жизни, а если будем просиживать тут задницы и дожидаться, когда кончатся припасы, у нас точно ничего не получится.
Всеобъемлющее величие слова «припасы» в применении к имевшемуся у них съестному, которого и на перекус не набиралось, насмешило Веру.
— Мне нужен ответ, — сказал Донни. — Я хочу знать почему.
— В этом и есть самая большая твоя проблема, Дон-О. — Зак протянул руку Вере, которая потянулась к нему, как растение вслед за солнцем. — Давай, детка, пойдём.
Повернувшись к солнцу спиной, они зашагали туда же, куда шли уже… ну, в общем, в вечность.
Почти весь четвёртый день прошёл в том же бестолковом теоретизировании.
— Я понял, — сказал Донни, отчего Вера закатила глаза. У неё уже выработалась комическая привычка реагировать так на всякое предложение Донни. Донни был безнадёжный идиот.
— Значит, так, мы — персонажи фильма, или романа, или чего там ещё. И мы не понимаем, ни кто мы, ни где мы, а всякая дрянь всё происходит и происходит, а мы всё держимся и держимся, но, хотя мы этого не замечаем, наши воспоминания и наши характеры начинают меняться. Это потому, что мы — вымышленные персонажи, только мы этого не знаем. А парни в киностудии всё требуют изменений, или редактор в издательстве всё время спрашивает «в чём смысл этой сюжетной линии?» или «в чём заключается их внутреннее развитие?». А мы не знаем, потому что нас выдумал какой-то автор, который представления не имеет о том, что мы можем чувствовать и страдать.
— Как жаль, что в этих кустах нет большого, блестящего новенького унитаза, — сказала Вера.
— А что? — спросил Донни, которому надоело отправлять естественные потребности организма на свежем воздухе.
— А то, что я не знаю, с чего бы начала, — ответила Вера. — То ли напилась бы сперва из бачка, то ли засунула бы твою башку в дырку и нажала на слив.
— Дети, дети, — вмешался Зак. — Перестаньте. Нам ведь повезло вчера, правда? С едой.
— Ага, — подхватил Донни. — Поворот сюжета, понимаете? Никто ведь не ожидал, что мы найдём еду, как раз когда она понадобится. В рассказах всё должно быть разъяснено; всё должно иметь последствия.