Дети Гамельна

Гарк шевельнул крыльями и медленно, будто нехотя, выбрал самую большую пуговицу и положил в центр получившейся кучки безделушек. Снова махнул крыльями, словно щеголь, отряхивающий с плаща капли дождя, и с видом честно выполненного долга шагнул на руку хозяина.

– Спасибо тебе огромное!
– осторожно, кончиком пальца рыжий погладил птицу по голове. Та переложила голову на другую сторону и отрывисто каркнула.

Ландскнехта поразило, сколь вежлив наемник с бессловесной птицей. Впрочем, отнюдь не бессловесной... Похоже, для Крау и Гарольда странная пантомима была преисполнена вполне определенного смысла.

– Тоже такого хочу, - пробормотал Гунтер.

– Легко, - отозвался Крау, не оборачиваясь и все так же продолжая поглаживать ворона.
– Всего каких-нибудь лет триста повыводи породу, и получишь такого же.

– Карту, - отрывисто бросил девенатор, и отец Йожин сноровисто выложил на стол рядом с полотно старый, темно-желтый лист пергамента, испещренный какими-то линиями и значками. Швальбе поскучнел - ознакомившись на практике с кривизной рук наследников Меркатора и Ортелиуса [4] , он предпочитал проводников с острым кинжалом возле гульфика или кошелем монет в карманах, по обстоятельствам. Но мастер Гарольд и Йожин антипатии ландскнехта не разделяли. Вместе с Крау они втроем углубились в толкование “сообщения” ворона, сопоставляя его с криволинейностями карты.

4

Основатели картографии.

– Вроде, сходится, - проговорил наконец Йожин, отдуваясь так, словно переколол поленицу дров на солнцепеке.
– Если вот так линии прочертить, то где-то здесь и должно быть...

– Похоже на то...
– сумрачно согласился Гарольд.
– Если со сторонами света не намудрили. Кладбище... Да, вероятно.

– Старое, должно быть, - вставил слово Крау.
– В местных краях погосты используют до тех пор, пока скелеты не начинают переваливаться через ограду. И не оставляют, и не забывают.

– Думается мне, это еще со времен Черной Смерти, - задумчиво протянул Йожин.
– Народ повымирал, а кто остался, ушел ближе к городам или вообще в другие края. Потом все забрал лес, о кладбище забыли... надо бы побродить по округам, посмотреть церковные записи, вдруг где упоминания найдем в старых книгах.

– Нет времени, - резко сказал Гарольд.

– Допросить местных еще раз!
– предложил Швальбе.
– Такого не может быть, чтобы никто не шастал по округе да не наткнулся на такое место. Молчат, сукины дети! А мы полдня потеряли.

– Ничего не скажут, - уверенно пробасил Крау.
– Они и гонца-то отправили только потому, что боялись, как бы тот не оставил весточку, куда отправился. Страшнее нежити или инквизиции только и нежить, и инквизиция в одном кувшине. Сельские наверняка знают про погост, но боятся, что нечистый подогреет с одного бока, а святые отцы - с другого. Будут молчать даже под пытками.

– Ну, огоньку я, положим, найду, - в растяжку промолвил Швальбе, хищно раздувая ноздри, - да и расспросить, как надо, сумею.

– Довольно, - сурово сказал Гарольд, оборвав увлекательное обсуждение.
– Давайте без... эксцессов. Позволю себе напомнить, что это люди. Несчастные, запуганные люди, которых мы обязаны защитить. По зову христианского долга и во исполнение обета Deus Ven'antium, Божьих Охотников.

– Я не в Ордене, - быстро вставил Швальбе.
– Мне можно. По первости надо настрогать лучинок. Тоненьких, но из сухого дерева...

– Заткнись, Гунтер, - устало потребовал Йожин и продолжил, обратившись уже к девенатору.
– Что думаешь делать?

– Схожу туда, - просто ответил Гарольд, отмеряя пальцами расстояние на карте.

– Здесь пути на пару часов, хватит, чтобы оглядеться на месте, прикинуть нож к носу. Потом залягу в засаде, погляжу, что ночью будет. А дальше... как получится.

– Я с тобой, - немедленно вызвался Швальбе и сразу сник под перекрестными взглядами - насмешливым у Крау, злобным Йожина и снисходительным Гарольда. Один ворон сделал вид, что не слышал изреченной глупости.

– Мал еще, - исчерпывающе пояснил монах.
– Твое дело от разного разбойного люда охранять. Это ты умеешь, за то взят и оплачиваем. А дела Темной стороны - не для тебя. Йожин развернулся к Гарольду.

– Но в чем-то парень прав. Один девенатор туда уже пошел и сгинул. Может...

Монах умолк, предоставляя собеседнику решить, как можно истолковать фразу.

– Может, - чуть надменно отозвался мастер.
– Но не стоит. Я несколько постарше, опытнее... и сильнее, коли уж начистоту. Так что ждите.

* * *

Солнце закатилось за горизонт, укрывшись в густых кронах леса. Ночь резко и властно вступила в свои права, изгоняя последние сиротливые лучики света. В выгородке-чулане оглушительно храпел Крау, шевеля во сне своей бородищей. За дверью пропел пару куплетов препохабной песенки Швальбе, звучно выматерился и затих. Видимо, тоже отправился на боковую. Забрехали длинно и тоскливо деревенские псы, слышались приглушенные голоса деревенских, которые после заката повыбрались на улицу, чтобы скорее подготовиться к ночи. Дров там натащить или еще чего.

Отец Йожин отстраненно подумал, что у местных, наверное, все дело стоит, чем они там на жизнь зарабатывают... Никто не решался казать нос из дома, пока неприветливые и страшные чужаки стояли на постое с разными хитрыми грамотами при церковных печатях.

Что ж, судьба у них такая...

Монах помолился на ночь глядя, покрепче прикрыл ставни, накинул засов на дверь. Задумчиво подержал в руках требник, отложил в сторону. При свете одинокой свечи покопался в дорожной сумке и с самого дна достал томик, обтянутый красивой дорогой кожей.

Йожин опустил седалище в единственное на весь дом деревянное кресло, взвесил в руках книгу и открыл первую страницу. На белом листе жирным витиеватым шрифтом было выведено «Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля». Монах опасливо оглянулся, но единственной компанией ему оказался здоровенный серый кот, вылезший из-под стола. Непрошеный пушистый гость сел у кресла и внимательно посмотрел на человека, посверкивая зелеными глазами.

Йожин на всякий случай перекрестил кота. Зверь презрительно дернул хвостом и скривил умную морду, изобразив бесконечное презрение.

– Пшел отсюда, - буркнул Йожин, который не любил котов.

Утвердившись, наконец, в мире и гармонии, монах перелистнул страницу и углубился в чтение.

Шло время, свеча прогорела до середины. Йожин, покачивая головой и прикусив от усердия язык, читал труд бакалавра Рабле. Книга захватила все внимание монаха, и он не сразу разобрал странный звук, идущий из-под стола. Зашипела и треснула свеча. Йожин встрепенулся, бормоча «нагар пора снять...» и замер.

Кот сидел на полу, буквально обвившись вокруг ножки стола, шерсть у него не то что встала дыбом - пошла иголками, как у ежа, так что можно было уколоться даже взглядом. Хвост подметал грязный пол, хлеща, как плетка, по бокам зверя. Уставившись на дверь, кот утробно подвывал, очень низко, почти на грани слышимости.