Дети Горного Клана
Шрифт:
– Чего орёшь?!
– Да мышь, чтоб её... Как выскочит...
– М-да... По ходу, всех нас как людей рожали, а тебя, видно, в бабском неглиже нашли...
– А в рожу тебе за подобное не дать?!
– Ладно-ладно, шучу. Ничего не нашёл?
– Как видишь. Только мыши, будь они прокляты...
Лида затаила дыхание. В этот момент она вообще перестала дышать. Не нашли. Значит, спасена? Значит, спасена! Вот сейчас, сейчас сапоги исчезнут, и станет намного легче. Они уйдут, и всё что было пройдёт, как дурацкий страшный сон. Сейчас...
Но неожиданно перед лицом Лиды возникла большая волосатая рука, а в следующее мгновение перехватило дыхание: ладонь крепко стиснула её ворот
– Смотри-ка!
– рявкнул он и расхохотался.
– Какая большая мышь!
Лида, не помня себя от страха, попыталась освободиться, но шансы на успех у неё были не больше, чем у котёнка вырваться из стальной челюсти волка. Хотя того, кто предстал перед ней, вряд ли можно было назвать волком. Скорее - дворовый пёс. Злой, вонючий, пускающий пену из оскаленной пасти... Девочка вдруг действительно увидела перед собой не человеческое лицо, а ощетинившуюся животную морду, и, на мгновение ощутив вместо страха злобу и брезгливость, с размаху полоснула его по лицу. Острые девичьи ноготки растерзали кожу на щеке мужчины, тот зажмурился, совсем по-собачьи зарычав, и отбросил девчонку в сторону - благо, именно на кровать.
Согнувшись в три погибели, работорговец приложил ладонь к щеке, и глаза его налились кровью. Лида понимала, что тот не оставит этого просто так. А, значит - добить! Глаза невольно скользнули по висящему на поясе мужчины кинжалу...
Но она не ринулась освобождать оружие из ножен. Точнее, не успела: лишь только Лида, закричав, кинулась вперёд, как второй из мужчин лихо пнул её ногой, откинув к стене и немного умерив пыл пытающейся бороться за свою свободу девчонки.
Получивший по щеке работорговец распрямился и посмотрел на свою ладонь. Та была испачкана в крови, а на самой щеке зияло три кровоточащих царапины. Он перевёл взгляд своих глаз на Лиду, и по одному лишь огоньку в его расширившихся зрачках девочка почему-то поняла: сейчас будет больно...
Но мужчина не успел замахнуться, намереваясь расквитаться с дрянью, что попортила ему личико, как второй преградил ему дорогу, схватив его трясущуюся руку и быстро зашептав на ухо:
– Успокойся, слишком покалечишь девчонку - Широкий нас по головке точно не погладит! Никто не мешает сделать тебе это потом, а сейчас - рискованно, мы и так задержались! Нам товар хороший нужен, забыл?! Сам мне что только что про горцев вещал?! Ладно та Кимарийка - её ты отделал, Широкий побесился, да успокоился. А тут...
– и он отрицательно замотал головой.
В ответ на это работорговец ругнулся и, вырвав руку из захвата, зыркнул на девочку многообещающим взглядом...
"Дура!" - вынырнула Лида из воспоминаний, - "Мечтала воином стать, ровней отцу! Брата чуть ли не слёзно упрашивала со мной тренироваться, хотела великие дела совершать, а как в передрягу попала, так сразу... Дура! Кто я теперь? Горец?! Ха! Да любая столичная кокетка ближе к горцам, чем я! Ноготками! Ноготками царапнула! Нужно было впиться зубами, рвать его в клочья, убить... А я... ноготками...".
– Пришли, - неожиданно прервал её внутренние терзания насмешливый голос сопровождающего.
Лида остановилась, вспомнив, где находится, и все тягостные мысли о прошлом отошли на второй план, уступив место не менее тягостным мыслям о настоящем. Её привели к одной из лагерных палаток, довольно большой и из слишком добротной ткани, чтобы быть пристанищем рабов. Для них отводились палатки попроще, или же вообще обычные навесы,
окружённые стражей, а порой - она сама видела, когда их вели через весь лагерь - просто сажали в глубокие ямы: там и стража не нужна, не сбегут.Так что Лида пребывала в недоумении. Зачем её привели сюда? Зачем этот нелепый наряд? Она уже успела понять, что если что-то и происходит здесь, в лагере работорговцев, то это происходит не просто так, и чаще всего, скорее даже всегда, неблагоприятно для рабов. Они - животные, и это в лучшем случае. В худшем - просто вещи, которые пнёшь, и они лишь откатятся в сторону, безвольно терпя боль. Так что причиной всего происходящего могло быть что угодно, и она не узнает этого, пока не войдёт в палатку. И, именем всех старых и новых богов, как же она не хотела этого делать!
Но переменившийся взгляд нетерпеливо ожидающего работорговца вернул её к действительности: им плевать, чего она хочет - главное, что хотят они. И сейчас им нужно, чтобы она вошла туда. Рана на спине заныла, словно лишний раз напоминая об этом и подталкивая девочку: "Иди, вперёд, ты же не хочешь, чтобы было хуже?".
Вдохнув поглубже, словно намереваясь погрузиться в воду с головой, Лида сделала шаг в полумрак палатки, зажмурившись, как будто ожидая увидеть там нечто, что как минимум повергнет её в ужас. Но тут в нос ударил сладковатый, приятно лелеющий сознание запах, и глаза сами собой раскрылись, а из груди невольно вырвался изумлённый вздох.
Внутри стоял длинный стол, уставленный различными тарелками, тазами и кувшинами. Причём ни один из них не был пуст: где-то лежали куски хлеба, не с пылу с жару, но всё ещё неплохо выглядящие, где-то груда яблок, ласкающие взор своей наливной краснотой, здесь была и курица, манящая чуть подгоревшей корочкой, и даже гроздья винограда, а в кувшинах ждал своего часа мутноватый сок. Лида даже не заметила, как рот наполнился слюной, а в горле неожиданно стало так сухо, что показалось, будто там неведомым образом уютно расположилась целая пустыня: она не ела уже несколько суток, а воды пила лишь единожды, во время одной из остановок каравана, вёзшего рабов. Так что она невольно приблизилась к столу, совершенно позабыв о том, где находится. Но ей напомнил об этом раздавшийся откуда-то сбоку до боли знакомый голос:
– Нравится?
Лида дёрнулась и отпрыгнула в сторону, обернувшись на звук. Перед ней стоял тот, кого она наградила тремя так и не зажившими царапинами, что зияли на его щеке глубокими провалами.
Но на этот раз она не испугалась. Она дала себе обещание там, в вонючей повозке работорговцев, день ото дня слушая стенания убитых горем баб и лупящих их за подобное мужиков: она больше не будет бояться. Будет достойной горного клана, будет достойной своих родителей. Горец не должен бояться, словно грязный, трусливый дворовый щенок, но при этом он не должен идти напролом, как баран, с честью оберегая то, что зовётся жизнью - таков был завет отца, и он всегда следовал ему. Так и она будет следовать - хватит слёз. Наревелась...
– Чего шугаешься?
– обнажил свои гнилые зубы мужчина, упав на стул, что стоял на одном из концов стола, и, закинув ногу на ногу, кивнул на еду: - Налетай, чё стоишь то?! Или, думаешь, я один зажраться этим собрался?!
– он громко и противно рассмеялся, хватаясь за живот, отчего-то посчитав сказанное смешным.
Но Лида так и осталась стоять, даже не посмотрев на еду. Больше всего сейчас она желала накинуться на неё, наплевав на все чёртовы правила приличия, и наесться до отвала, давясь сладким соком. Но менее всего она желала этого в присутствии того, кто обрёк её на рабское существование. И потому она просто стояла на месте, насквозь прожигая взглядом сидевшего напротив неё мужчину.