Дети, которые хотят умереть

Даже если бы Гера громко сказала эти слова, учитель Сухой не сделал бы замечание. Шла перемена.

Ученики в классе тоже не обратили бы внимания. Лицо Явы — это лицо черепа, покрытое желтыми листьями, а тело — куча острых костей. Любой предпочел бы скорее тыкаться в древесное дупло, чем в эти желтые кости.

Андрей шагнул назад, и Гера, потеряв опору, чуть не упала.

— Не приближайся, — сказал он.

Прозвенел звонок.

Сухой-сенсей раздал всем розги и разбил класс на пары.

Тихим хриплым голосом учитель приказал ученикам внимательно следить за своей парой. Приказал: стоять на одной ноге и сечь напарника каждый раз, когда тот опустит ногу.

В пару Андрею достался Лютин. Рука короткостриженного возбужденно потерла пучок розг с деревянной ручкой.

Сухой включил черную коробку на учительском столе. Бархатистый голос из ящика произнес:

— Ученик школы Катаны живет ради достойной смерти. Жизнь — это иллюзия, смерть — Истина.

Глеб размахнулся розгами и ударил. Андрей едва успел прикрыть руками лицо. Руки и предплечье остро резануло. Сильно толкнуло в сторону, тело чуть не подкосило, но Андрей удержался, не опустил вторую ногу.

— Обезумел? — крикнул Андрей. — Я не вставал на обе ноги!

— Неужели? — ухмыльнулся Глеб и снова размахнулся.

Мягкий чистый голос в черной коробке читал:

— Ученик привязан к Колесу жизней и смерти. Жизни — спицы Колеса, их много…

Древесные прутья стегнули по плечам и рукам Андрея.

— …Смерть — ось Колеса, она одна. А значит: смерть неповторима. Значит: смерть — Истина.

Глеб сек розгами не останавливаясь, под сыпавшимся на кимоно и кожу градом Андрей успевал лишь закрывать ладонями глаза, оседая ниже и ниже.

— Ученик стремится в Великое Извне за пределами Колеса…

Под ударами розг поднятая нога вместе с телом опускалась все ближе к полу.

Андрей смотрел сквозь пальцы на Сухого-сенсей.

Учитель прошел за спиной Глеба. На старом морщинистом лице была скука.

Сугияма-сенсей, чему сейчас меня учат?

Пучок розг хлестнул по голове, один из прутьев треснул, отскочил к Сухому под ноги.

Мягкий голос читал:

— …Единственный путь в Извне — спуститься по оси. Единственный путь в Извне — достойная смерть.

Широкоротик, хватит унижаться!

Андрей встал на обе ноги, увернулся от новой порции розг. И выстрелил телом вдоль повисшей в пустоте руки Глеба, ребро ладони рубануло влево и вниз — по наглой шее.

Лютин-сан, еще не расхотелось по сонной артерии? На!

Мягкий подкожный канат прогнулся под твердой кистью. Вмиг заснувший Лютин рухнул на пол.

— Что за хмхрмх? — прохрипел тихо и неразборчиво Сухой-сенсей. Неудивительно, что глуховатый Косолап-кун, по словам директора, не подошел учителю как ученик. Мало кто подошел бы.

Андрей поклонился и поднял правую ногу.

— Сухой-сенсей, Лютин-сан мешал мне заниматься, — сказал Андрей. — Через пятнадцать столовок Лютин-сан проснется, и, если будет наглеть — я усыплю его снова до конца урока.

— Это слихком нопхыхн… — просопел Сухой, но без гнева и отвернулся.

Андрей поерзал ногой, встал поудобнее и погрузился в медитацию, а черный ящик читал по новой:

— Ученик школы Катаны живет ради достойной смерти…

Нет! Ради достойной Цели!

На перемене перед вторым уроком — бусидо — Гера Ява снова приблизилась к Андрею.

— Знаешь, — сказала она, — все эти девушки, красивые как мечта, что самураи в легендах встречают в глухих пустошах и на больших холмах, все эти духи-лисицы, демоны-барсучихи, с белой кожей, большими грудями и губами-пухляшками — все они насадились бы на тыкалку любого, кто к ним бы забрел. Понимаешь? Любого! Плевать на чью — князя, бездомного — они просто хотели насадить себя на сраную тыкалку!

— Мне плевать, — сказал Андрей. Рядом держалась Амурова и смотрела в окно. Ява взглянула на нее.

— Плевать на девочек? — Ява облизнула сухую оранжевую пленку губ. — И на Амурову-сан?

— Плевать! — повторил Андрей громче, чтобы Рита тоже слышала, и зашагал к парте.

На уроке бусидо завуча Буглака спросил Серали Султанов, смуглый дайме с оранжевой повязкой:

— Сенсей, прошу, скажите, как правильно сопроводить в Путь решившегося ученика?

Буглак развалился за учительским столом, спинка стула скрипела под грузным телом.

— Султанов-кун! — крикнул завуч. — Ты доучился до восьмого класса и до сих пор не знаешь, как сопровождать в Истинный Путь?

— Знаю, сенсей, — смуглые скулы ученика слегка порозовели, — но в прошлый раз, когда я отрубил голову Ампутейкину-сан, после того как вы, сенсей, снова пристыдили его, в пятый раз назвав Импотенкиным-кун…

— Помню сам, — буркнул учитель, — задавай вопрос, Султанов-кун!

— Ампутейкин-сан совершил сэппуку в коридоре. Затем я отсек его голову, и она укатилась под ноги директора, замарала кровью его сандалии, — Султанов поджал губы. — И с тех пор я мучаюсь вопросом, верно ли я поступил?

— Я мучаюсь вопросом, правильно ли рубить полностью? — продолжал Султанов. — Если бы на шее Ампутейкина-сан остался тонкий кусок кожи, голова повисла бы на нем, как на веревке, и ступни директора не запачкались бы.

Когда ученик школы Катаны решает достойно умереть и встает на колени, над ним поднимает меч другой ученик, его соклановец. Решившийся ученик вспарывает чрево, демонстрируя миру чистый Дух, скрытый в грязных кишках, и в тот же миг меч соклановца опускается на склоненную голову, рубит с плеч. Никто не успевает увидеть муку на лице убитого.

Это не касается отчисленных. Наказанных учеников не сопровождают в Пути, все видят на их лицах стыд и страдание. Слезы и боль. Головы отрубают лишь после смерти.

— Бред! — крикнул Буглак. — Конечно, рубить надо полностью. Никаких полумер! А директор — ничего, оботрется.

Ученики одновременно заскребли ручками по тетрадкам: …оботрется.

Буглак велел Марине Ягодке прочитать классу легенду о подвиге самурая во время штурма замка Хара.

И Марина рассказала, как на гонца-самурая напали враги во время доставки сообщения от господина передовым отрядам. Самурая перехватили, ранили в плечо и забрали письмо. Опозоренный, он совершил сэппуку.