Дети, которые хотят умереть

Когда стражи наваливались на нее, Рида не успевала спросить, кого они убили сегодня. А потом она только мычала в тюфяк и плевалась шерстью.

То, как Пичук и остальные пялили Риду, напоминало случку двух крыс, которую Тимур один раз видел в подвале. Тех крыс он убил и съел.

Стражи бились об Риду так же свирепо, как и недолго. Заканчивали они задолго до утра. И Рида лежала на большом тюфяке одна, мокрая и уставшая. Вдыхая смесь запаха ее пота и аромата душицы, Тимур едва не рвался к ней. Но сдерживался — был не понедельник.

Целыми неделями, от понедельника до воскресенья, Тимур скучал по солоноватому вкусу, по горячим слюнявым брызгам в лицо. На уроках он смотрел на кудряшки Видждан и кусал губы до крови. Утешался кисловатым привкусом себя.

«Милый Понедельник»-сан и Тимур Ященко-сан были разными людьми. По крайней мере для Риды. Наложница никогда не смотрела на Тимура с таким желанием, как в первую ночь каждой недели. В остальное время Тимур, самурай, хоть и не дайме, не удостаивалсяи мимолетного взгляда от Видждан. Как будто это он был вещью.

Своим языком Рида прошлась по каждой складочкекожи Тимура, по каждой черточке на лице «милого Понедельника». По всем шрамам от укусов на губах Тимура — этим доказательствам того, что он скучал по ней. Язык Риды стирался до мяса, розовый кончик усеивала россыпь язв, а треугольный лепесток из маленького рта все так же вылизывал тело Тимура, оставляя вначале розоватые вихри вокруг пупка, затем пятна потемнее — на груди и плечах и, в конце, густо-красные разводы на лице. Все, что вылизала Рида, наложница узнавала только в волшебную ночь с воскресенья на понедельник. Как в легендах.

Пенисто-красные иероглифы расцветали на голых телах, самурай и наложница ласкали друг друга.

Потом они шептались о сегодняшней жертве для их ночи страсти. Тимур рассказывал Риде на ушко об очередной глупой бабочке, и под его ласковый голос она тихонько хихикала. Она внимательно слушала, как на большой перемене Тимур вылез из-за засады и мечом пригвоздил к земле девчонку, прятавшуюся в высокой траве. Или как он броском камня сбил с сосновой верхушки пятиклассника и добил его не торопясь — мальчишка, упав, сломал ноги и вопил от боли. Как Тимур расстроился из-за того, что кровь жертвы не брызнула ему на лицо. И как ему пришлось быстро, пока тело не остыло, марать пальцы в ране и вылизывать их.

— Но ничья теплая кровь не такая вкусная, как твои влажные губы, — почти каждую ночь шептал Тимур, и после этих слов Ридины поцелуи становились еще мокрее.

Но все это было раньше. Раньше — это только вчера.

Сейчас Рида тихо всхлипывала и шептала непонятные слова. Проклинала стражей комнаты. Проклинала Тимура.

На ощупь он переполз обратно на свой тюфяк.

Днем Рида, как обычно, не признала в Тимуре «милого Понедельника». Иначе она бы знала, что это не «милый Понедельник» пинал ее в живот. Не он драл ногтями ее ву-ву. Не он крутил ее соски и повсюду щипал. Тимур не был дайме и не обладал властью в клане. Тимур лишь мог смотреть, как Риду избивали.

Тимур лег на свой тюфяк и слушал: Рида пела погребальную песню, хоронила своих стражей заживо. Желала им треснуть.

Сингенин Андрей был очень силен. Нужен весь клан целиком, нужен каждый дайме, чтобы отомстить ему. После того как демон с красной кожей умрет, Тимур найдет в клане недовольных Пичуком. Та же Лина Апостолова давно тянется к Риде, по ночам слушает в коридоре ее стоны. Чтобы стать стражем и проводить одну ночь в неделю с Видждан, она точно объединится с Тимуром против Пичука и его сторонников. Но сначала — мононокэ Сингенин в железной шкуре.

— Брин ми ту лайф… — шептал Тимур, — … брин ми ту лайф.

Он произносил слова одновременно с Ридой, чтобы слиться с ней, если не тыкаясь, то хоть так. Проклиная дайме. Проклиная стражей. Проклиная самого себя.

Вылазка

1

Ветер раздувал школьную форму, и одежда, набухая как парус, тянула Андрея в пропасть под ногами. Вдоль сотен окон общежития. В темноту внизу, где пропадало огромное бетонное туловище.

Босые ноги Андрея едва касались крутого металлического отлива окна, от падения в девятиярусную бездну удерживали только колено и локоть, упертые в противоположные стенки ниши.

Свободной рукой самурай прошелся вдоль края закрытой оконной створки. Замок плотно прижимал пластик, одними пальцами не подцепить.

Внутри дайме Охотникова и Зотова переговаривались. Обсуждали, сколько печенья отвалят Зотову за то, что он предоставил комнату для вылазки. Галдели все, кроме Лиса.

А Лис держал катану Андрея и ухмылялся в окно.

Андрей откинул голову назад за откос окна. Под ночное небо. Отсюда весь мир выглядел как бездонный колодец. Очередная иллюзия.

От окна справа отделяли где-то четыре локтя. Белый язык отлива торчал вперед и лизал бездну, за ним белел еще отлив. Два прыжка по скользким листам металла — и он у цели. Если не сдует в пропасть.

Андрей с трудом отвел руку за спину — рукав распирало ветром, словно труп гнилостными газами, — вынул из-за оби ножницы для ногтей и, разведя пальцами лезвия, засунул одно под створку возле защелки. Под давлением створка со скрипом отжалась, замочный цилиндр выбило из колодки, и окно открылось внутрь. Тренировка окончена. Осталось сдать контрольную.

Где-то в два урочника ночи, прежде чем договорились с Зотовым использовать комнату его слуги для вылазки, Лис пришел к Андрею в комнату. Андрей уже вывел бражный яд из желудка, постояв в раскорячку над писельником и засунув два пальца в рот.

Лис оглядел рисунки на стенах. Вгляделся в желтую лису возле палочных ног Круга жизни. Ухмыльнулся.

— Твоей комнате идет красный цвет, — сказал Лис.

Как только Андрей его впустил, Рита легла на свой тюфяк и отвернулась к стене.

— Здесь его немного, — буркнул Андрей.

— Странно, — Лис потеребил обрубки пальцев, — я вижу на стенах только красный.

Краску из стертых листьев клена. Из размельченных человеческих мышц без кожи. Из порубленных внутренних органов. Из липкой крови.

Плечо Риты дернулось. Вместе с песочно-желтым бантом.

— Я готов идти, — сказал Андрей.

Но Лис оперся плечом на рисунок с черной лисой на травяном поле. Лис сказал:

— Тебе придется быть готовым к большему. Потому что зверей можно приручить только так — кормя мясом. Голодный пес, к примеру. Миг назад он был верен тебе, и вот зверь уже отгрызает твою руку. Смотришь на впившуюся в тебя пасть и думаешь: а все же стоило покормить его раньше. Даже если с куска мяса стянули бы рубашку.