Дети, которые хотят умереть

Андрей кивнул. Лис взмахнул стержнем. Натянулась и лопнула кожа между большим и указательным пальцами Андрея. Струя крови брызнула на жестянку, капнула с нее на игрушечные алтарики.

— Хоть мы и уничтожаем тех, кого желаем, я не специально, брат, — сказал Лис. — Ты мне веришь?

Андрей кивнул. Тут же стержень вскользь ударил по его пальцу, разодрал ноготь и ушел глубоко в красную жесть.

Лис улыбнулся и сказал: «Чувствую, ты бы не прочь поменяться со мной местами».

Новый кивок. Следом — удар, рваная кожа, кровавые брызги.

Лис сказал: «Когда я буду наказан за ломку двери Вихря-сан выговором и выселен на ночь в коридор, ты меня не бросишь одного?»

Кивок. Стержень рассек тыльную сторону ладони Андрея. Кривая рана вмиг наполнилась до краев.

«У меня ощущение, что ты сейчас думаешь о ком-то другом. Или другой».

Андрей кивнул. Сизый стержень тут же вгрызся в выпуклую сердцевину красной жестянки, прижав фалангу пальца убийцы оябунов. Лоскутья содранной кожи затрепетали, словно лепестки какого-нибудь полевого цветка.

«И ради него ты все это терпишь».

Кивок. Удар. Кровь.

«Что ж, плевать. Только не смей забывать, чей ты брат».

Кивок. Удар. Кровь.

«Ради друг друга мы должны быть готовы убить даже себя».

Кивок. Удар. Кровь.

Лис спросил: «Каково быть группой моей кровавой поддержки?»

Крышка упала на пол, звонко звякнула, облитый кровью кружок покатился, бетон между серыми свертками рассекла красная дорожка. Андрей оглядел изодранные истекающие кровью руки. Лис тяжело дышал.

Андрей открыл дверь. Красные отпечатки остались на вертушке замка.

— Смерть за оскорбление, так? — сказал Лис. — Вырвать око за косой взгляд. Отрубить кисть за случайное касание. Рассечь катаной из-за приятельской щекотульки. Столько трудов ради этой чести! Но стоит тебе умереть, и кто вспомнит твою неподражаемую честность?

Лис указал на грязную пыльную дверь в коридоре напротив и сказал:

— Никто из твоего клана даже не протрет больше дверь комнаты, где ты жил.

3

В левом крыле на третьем этаже было безмолвно и темно. Только закрытые двери смеялись над назваными братьями, стонали под их взглядами — как стонет, наверное, Марина Ягодка, когда громадный Ахметов-сан терзает ее узкое лоно.

Из ручки в кулаке Лиса со щелчком вылетел стержень. Андрей прижался ухом к двери под перегоревшей лампочкой, присел на корточки. Постучал.

Внутри тяжелое тело зашуршало в постели. Поднялось, забухало к двери. Тонкая доска прогнулась под прижавшейся с той стороны тяжестью.

Подняв высоко подбородок, Андрей кивнул.

Кулак Лиса ударил от левого плеча, ладонь второй руки хлопнула вслед по торцу ручки. Стержень навылет выбил глазок двери и провалился внутрь. Резкий крик боли выворотил уши и тонкое дерево. Шнур стрежня натянулся как струна между Лисом и дверью.

Лис слегка отвел руку со шнуром назад. В глазах поплыло от грохота нового рева. Дверь затряслась под градом ударов. Андрей слышал, как чудовищные ладони безумно шарят по доске, прогибая ее наружу. С хрустом пальцы оябуна стиснули ручку двери, поползли вниз. Щелкнула задвижка замка, открывая.

Андрей дернул дверь на себя и скользнул в комнату. Внутри, словно здоровенный лось, полуголый великан бодался головой в дверь. На привязи его держал шнурок, что тянулся из выколотого глаза в глазок двери. Огромные ручища как бешеные змеи скребли дверь, по свежим царапинам на доске текла кровь из содранных до мяса подушек пальцев. Великан выл как проклятый.

Ребром ладони Андрей с размаху ударил в нижнюю челюсть двухмордого. Великан дернулся и без сознания повис на шнурке. Стержень медленно пополз вверх из липкого месива на месте глаза. Лис зашел внутрь.

— Добей, — шепнул Андрей. И Лис вдавил стержень обратно в глаз до самого мозга оябуна.

Андрей отвернулся от трупа на шнурке к окну. И только сейчас увидел, что до их прихода оябун двухмордых спал вовсе не один. Голая женщина, такая же здоровенная лосиха, как ее оябун, приподнялась на широком тюфяке и посмотрела сонными глазами на своего продырявленного в мозг господина.

Вон оно как. Тонким стройным наложницам, их маленьким шарикам и узким щелкам Губительный Вихрь предпочитал гигантскую онна-бугэйся Сомову-сан с ее огромными бултыхающимися грудями и волосатым колодцем между ног. Наверное, потому что там можно зарыть голову и хоть на ночь забыть обо всем этом кошмаре вокруг.

До Сомовой наконец дошло, что труп оябуна на шнурке ей не снится. Гигантка завыла гневно, громко, вскочила с тюфяка, две горы с сосками-блюдцами тряхнуло. Андрей завороженно смотрел на них, а босые слоновьи ножища уже топали к нему.

Рука Андрея потянулась к мечу слишком поздно. Мощный удар под дых опрокинул его на пол. Желудок сдулся, пустой мешок прилип к позвоночнику. Андрей хватал ртом воздух, будто рыба, и смотрел, как лапищи Сомовой сгребли Лиса за голову и ноги. Перевернутый увечный ученик взлетел над Андреем, над волосатым колодцем гигантки, над двумя молочными горами, над лохматой черной головой. Над всем живым и мертвым в этой комнате.

Сомова вытянула вперед правое колено, выступ широкой ножищи оказался прямо под Лисом. Прежде чем эта бешеная лосиха переломала коленом хребет Лиса, Андрей прыгнул Сомовой на грудь. Гигантка вместе с двумя самураями рухнула на спину, Лиса отбросило назад на подоконник.

Падая, Андрей успел вынуть катану. Вскользь клинок полоснул по лошадиным зубам гигантки. На месте разрубленных губ, десен, зубов, языка, слюнных желез вмиг расцвела кровавая каша.

И эта красная мешанина дико завыла на весь этаж.

Андрей и Лис поднялись на ноги. Сомова корчилась и каталась по полу, брызгая ошмётками ротовой полости.

— Добей, — шепнул Андрей и бросился к двери. В коридоре уже топали ноги и шуршали вынимаемые из ножен клинки.

А как будто кто-то, в самом деле, ожидал тихой вылазки.

Андрей захлопнул дверь, дернул замок. Сорвал со стены листок бусидо и залепил им разбитый глазок.

Вой сзади утих. Сомова замолкла навсегда. Слишком поздно.

В дверь забарабанил десяток рук. Снаружи кричали: