Дети ночных цветов. Том 2
Шрифт:
– Ну да… – Томас нахмурился, обернулся. Бонни стояла на пороге прямо за его спиной. Он кивнул ей, предлагая войти. – А это дочь Сэнди. Ее ты тоже должен помнить. – Томас бросил на Хоскинса короткий взгляд. – Ты увез ее и остальных детей в Милвилл. Помнишь? А потом ее мать нашла тебя и заставила все исправить.
– Конечно, помню, – Хоскинс растянул губы в уродливой улыбке, трогая шрамы на левой щеке.
– Это меньшее из того, что ты заслужил, – сказал ему Томас.
– Не я, – Хоскинс устало покачал головой. – Всему виной зелье, тварь, которая заставляла меня служить ей. Так же, как служила ей твоя сестра. Ты ведь не испытываешь ненависти к Гвен за это?
– Не сравнивай ее и себя!
– Верно… – протянул Хоскинс.
Он поднялся с кровати, заставляя Томаса попятиться.
– Расслабься, – сказал Хоскинс. – Тварь давно оставила меня. – Он перевел взгляд на Бонни. – В какой-то степени это заслуга твоей матери и Донована, – его пальцы снова коснулись уродливого шрама. – Не так-то просто располагать к себе людей, имея такое лицо. К тому же тварь знала, что я старею. Она искала себе новое тело, нового раба, который сможет исправно служить ей многие годы. Не такого, как Донован или Сэнди. Нет. Они лишь пешки, такие же, как жители Милвилла. Они привязаны к одному месту, к одному человеку, к одному событию. – Хоскинс посмотрел на Томаса. – Сколько лет прожила твоя сестра после того, как покинула этот отель?
– Она не умерла.
– Значит, сошла с ума… – протянул Хоскинс. – В мире очень мало людей таких, как я или мой отец.
– Разве твоего отца не сожгли жители Милвилла за то, что он сделал с ними?
– Сожгли? – Хоскинс устало рассмеялся. – Боюсь, чтобы избавиться от него, им нужно было вместе с ним сжечь и себя, избавиться от водонапорной башни, от колодца, от тумана в пустыне. А так… Он не умер. Не остановился. Он нашел меня, нашел мое тело. Да. Он и был той тварью. Из тысяч проклятых душ, обитающих в том мире, меня нашла душа моего безумного отца. Так что, когда Донован жег мне лицо, он жег лицо не мне, а тому монстру, которому я служил. Только монстр этот не чувствовал боли. За него эту боль чувствовал я. Свою боль. Боль за деяния, которых я сам никогда бы не совершил. – Он шагнул к выходу, заставляя Томаса и Бонни отойти от двери и выпустить его на улицу. – Я понял это, когда он оставил меня, – сказал Хоскинс, бездумно вглядываясь в небо, словно там могло находиться прощение. – Попытался что-то исправить, но не смог. Попытался убить себя, но тоже не смог, да и поздно было уже для этого. Наверное, он и выбрал меня, потому что я всегда был слаб и нерешителен. Всегда был неудачником и трусом. Ведь если честно, то я мог остановить то, что случилось в отеле. Нужно было лишь набраться смелости и попытаться убить себя, пусть даже тварь после и заставит меня страдать. Пытаться снова и снова, пока твари не останется ничего другого, кроме как отступиться. Но я не решился. Убедил себя, что моя смерть ничего не изменит, что тварь найдет себе другого слугу, и продолжал жить. К тому же тварь иногда вознаграждала меня, позволяя пользоваться своими заслугами. Сильные люди уважали меня, красивые женщины отдавались мне. Без твари я никогда бы не смог получить ничего подобного. И мне это даже нравилось. Особенно после того, как Донован изуродовал мне лицо. Я думал, что тварь будет со мной всегда. Но тварь оставила меня. Мой отец оставил меня. Я пытался вернуться в Омаху, пытался пристроиться где-нибудь в другом месте, но люди находили меня. Люди, которые были родственниками тех, кого тварь использовала в своих целях. Они винили меня в смерти своих братьев, сестер, матерей, отцов… И я просто бежал, куда мог. Бежал, пока мог. Иногда мне хотелось остановиться и позволить им убить себя, но я был слишком труслив даже для этого. В итоге я вернулся в этот отель. Какая разница, на каких улицах спать? Верно? – он обернулся, награждая Бонни и Томаса доверчивым взглядом. – Что мне теперь делать?
– Что тебе делать?! – опешила Бонни.
– Вообще-то мы думали, что ты поможешь нам, – признался Томас.
– Помочь? Но что я могу?
– Скажи для начала, что происходит с Бонни. Почему она видит Веру Ренци?
– Я не знаю, кто такая Вера Ренци.
– Психопат из Румынии, душу которой ты вернул в тело Бонни.
– Ах, ты об этом… – на лице Бадди отразилась усталость. – Сомневаюсь, что я сейчас смогу приготовить
еще одно зелье, да и снова лишиться памяти Бонни, наверное, не захочет.– А моя сестра? – Томас увидел, как Хоскинс покачал головой. – Ты врешь! – он сжал кулаки, сделал шаг вперед.
– Томас! – Бонни тронула его за плечо, но остановить не смогла.
Бадди вскрикнул и попытался убежать. Томас догнал его. Их окутало облако пыли. Бонни хотела закричать, но не могла. Хотела отвернуться, но тело онемело. Затаив дыхание, она жадно ловила каждый удар Томаса, каждый стон Бадди Хоскинса.
– Он еще жив? – спросила она Томаса, когда он отошел от скрюченного на земле тела.
– Я не знаю. – Он сел на деревянные ступени крыльца. – Сейчас мне охота убить их всех, отправиться в Милвилл и стереть этот чертов город с лица земли.
– Мне тоже, – призналась Бонни, села рядом с Томасом. – Очень больно? – спросила она, прикоснувшись к его правой руке.
– Больно? – Томас растерянно посмотрел на свои кулаки. – Это не моя кровь.
– Хорошо, – Бонни бросила короткий взгляд в сторону Хоскинса.
Пыль впитывала капли его крови. Несколько капель крови засыхали на лице Томаса. Но крови становилось больше. Она застилала мир. Бонни зажмурилась, надеясь, что головокружение пройдет, открыла глаза, но вместо отеля «Палермо» увидела Бухарест.
Улица была незнакома, и Бонни долго металась по чужому городу, пытаясь отыскать дом Веры Ренци, чтобы выбраться из этого сна. Когда ей это удалось и тьма за черной дверью расступилась, Бонни увидела старый заброшенный номер. Она лежала на грязной кровати. За окнами был поздний вечер. Рядом лежал Томас. Глаза его были закрыты. Бонни толкнула его в бок, заставляя проснуться. Он открыл глаза, улыбнулся, попытался поцеловать ее.
– Эй! – она спешно попыталась подняться с кровати, запуталась в спущенных штанах, упала, выругалась.
– Ты чего? – растерялся Томас.
– Ничего. – Бонни бросила на него гневный взгляд. – Отвернись.
– Я думал, что нравлюсь тебе.
– Не мне.
– Что?
– Это была не я! – Бонни вскочила на ноги, шагнула в сторону ванной, вспомнила, что это заброшенный отель, остановилась.
– Я думал… – Томас поморщился, растерянно поджал губы. – Извини. Просто ты была такой…
– Психопаткой?
– Нет. Обыкновенной. – Он помялся и добавил. – Я правда ничего не понял.
– Ладно, – Бонни тяжело вздохнула. – Чего уж теперь, – она натянуто улыбнулась. – В конце концов, не ты меня сделал такой. – Черты ее лица снова стали жесткими. – Они всем нам испортили жизнь.
– Да.
– И еще многим испортят. – Бонни прищурилась, вглядываясь Томасу в глаза. – Когда мы сидели на крыльце, днем, после того, как ты избил Хоскинса, и до того, как появилась Вера Ренци… Ты сказал, что хочешь убить их всех… Это правда? Потому что если да, то я хочу поехать с тобой. Вместе. В Милвилл. За себя, за свою мать, за Донована, твою сестру, тебя… За всех, кому они испортили жизнь и кому еще собираются испортить. – Она дождалась, когда он кивнет. – Ты вспомнил что-нибудь о Милвилле?
– Немного. – Томас выдержал пристальный взгляд Бонни. – Думаю, у Хоскинса можно будет узнать много полезного.
– У Хоскинса? Разве ты его не убил?
– Он заходил, когда мы с тобой… – Томас замялся.
– Понятно, – кивнула Бонни. Когда они вышли на улицу, Хоскинс сидел на крыльце. Его лицо было покрыто пылью и засохшей кровью. Сломанный нос наклонился набок. Пара зубов была выбита.
– Я слышал, о чем вы говорили, – сказал он, не глядя на Бонни и Томаса.
– И что? Ты поможешь нам? – спросила Бонни.
– Не вам. Себе. – Хоскинс закряхтел, поднимаясь на ноги. – Хватит бежать. – Он пошатнулся, вытянул руку, надеясь, что Бонни или Томас помогут ему устоять, снова упал. – Да. Верно. Так все и должно быть. – Бадди снова начал подниматься на ноги.
– Как хорошо ты знаешь Милвилл? – спросила его Бонни.
– Нет, – замотал головой Томас. – Ты не посадишь этот мешок с дерьмом в мой «Бентли»!
– И как, интересно, ты меня остановишь? – она показала ему ключи от его машины.
– Черт! – Томас растерянно хлопнул себя по пустому карману. – Надо было тебя убить! – прошипел он Хоскинсу.