Дети полутени

– Вот и покатаешься.

Потом было много чего. И та самая поездка на поезде, и большой город, и своя комната. Была, разумеется, и школа. Учеба давалась Егору легко, хотя он не помнил, ходил ли в школу раньше. Мама не могла нарадоваться, когда он показывал ей дневник. Только потом Егор узнал, скольких трудов стоило маме устроить его в обычную «нормальную» школу, а не в ту, где учились «особенные» дети. Не каждая школа возьмет ученика, у которого проблемы с памятью. Мама дала ему свою фамилию – Радкевич, и отчество – Александрович.

– Сашей звали моего папу, – объяснила она, – он был очень хорошим человеком. Точно бы тебе понравился. И ты ему. Так что мы теперь с тобой Александровичи.

Имя осталось при нем. Почему-то он знал, что его звали именно так. Еще мама познакомила Егора с бабушкой, своей мамой. Улыбчивая старушка, такая же маленькая и шустрая, как и дочь, она жила одна в деревенском домике за городом.

– Ну, кого ты мне привезла? – сказала она, широко улыбаясь, когда увидела Егора в первый раз. – Внучка моего? Хорошо-хорошо. Ох, какой! Подойди, детка, поближе. Дай-ка я на тебя посмотрю.

От этих слов у Егора почему-то закружилась голова, в одно мгновение прошиб холодный пот. Его затрясло, он отступил назад. К маме, которая стояла сзади.

– Ну что ты, Егорка? – мама обняла его за плечи. – Испугался?

– Ох, спужала тебя бабка старая, – всплеснула руками бабушка. – Ну прости-прости, хороший. Не бойся.

Пересилив себя, Егор подошел к бабушке и понял, что бояться здесь нечего. Бабушка оказалась такой же доброй, как и мама. Он быстро ее полюбил. Полюбил приезжать сюда, в ее домик. Полюбил подолгу сидеть с ней на кухне и слушать ее истории. И очень грустил, когда бабушки не стало.

Со временем Егор привык к новой жизни. Голоса по ночам ушли, не беспокоили больше. Остались только он и мама. Со временем Егор понял, что мама была одинока. Редко заходили какие-то ее подруги и люди с работы. Мужчин в их доме никогда не было, а самыми частыми гостями были бабушка и тетя Маша, соседка. Наверное, мамино одиночество постепенно передалось и ему, Егору. А когда мамы не стало, оно молчаливым призраком поселилось в их квартире. Навсегда осталось в темных углах, на пыльных полках книжных шкафов, которые Егор должен был протирать чаще, но всегда ленился. Одиночество не давало подолгу оставаться дома, выгоняло в дороги, командировки, шумные торговые центры и темные кинозалы. Оно приносило плохие и тяжелые мысли, самой частой из которых была мысль о том, что, если бы тем утром Егор был дома, все случилось бы совсем не так.

– У меня ничего нет, – сказал как-то маме Егор незадолго до обширного инсульта.

Тогда они поссорились, он уже не помнил из-за чего. Хотел сказать что-то еще, но она его прервала.

– У меня тоже ничего нет, – сказала мама и добавила, – кроме тебя. И мне этого всегда было достаточно.

Сейчас эти слова всплывали в памяти, приносили боль и стыд.

Егор вздохнул и все-таки взял с полки альбом. Сел с ним на диван, полистал, почитал отдельные заметки. В четырнадцать он твердо решил вспомнить, что было с ним до десяти лет. До мамы, до детского дома. До того, как пришел в себя в отделении милиции. Он помнил только свое имя. И голоса. Иногда, очень редко, они возвращались к нему в липких подростковых кошмарах. Утром оставались на влажных от пота подушках и стыдливо прятались в белье, испачканном первыми поллюциями. Больше ничего, сплошная тьма. Егор начал отмечать в альбоме все, что казалось ему важным. Что могло пролить свет на его прошлое. Действовал только по интуиции, иногда не отдавая отчета самому себе. Начал с той самой газетной заметки, где на читателя, широко раскрыв глаза, смотрел перепуганный десятилетний пацан. Он сам.

Вырезку аккуратно приклеил на самой первой странице. Были другие статьи о пропавших, найденных и исчезнувших детях. В стране и за рубежом. Были записи и заметки о разном – серийные убийцы, похитители детей, секты, торговцы людьми. Было даже несколько статей о случаях наблюдения НЛО. Один недалеко от того города, где располагался детский дом, в котором жил Егор. Отдельным разделом в альбоме шли случаи уже из жизни самого Егора. Все, что произошло с ним странного и необычного, тщательно документировал, записывал на страницах альбома быстрым мелким почерком.

«25.04.2003 – В метро старик расплакался, глядя на меня».

Он листал дальше, выборочно читал летопись своих исследований.

«16.10.2004 – Женщина подошла ко мне в магазине, заговорила. Назвала Сашей, спрашивала что-то, я не запомнил, испугался. Сказал, что она ошиблась и ушел. Потом вернулся, осторожно посмотрел. Она стояла на том же месте и молчала. Я наблюдал за ней минут пять. Стояла и молчала».

«03.02.2005 – Я был один дома. Звонили в дверь. Сказали, что почта. Я посмотрел в глазок. Там был какой-то волосатый мужик. Точно не почта. Я не открыл».

«07.06.2005 – Ехали с мамой в автобусе. Напротив села женщина. Внимательно посмотрела на меня. Сказала маме, что мы с ней не похожи».

«23.01.2006 – Странный звонок. Несколько раз звонил телефон. Я поднимал, но никто не ответил. Только дышали в трубку. Громко и тяжело. Повторилось, когда дома была мама. Она подняла, но ей тоже не ответили. «Дурак какой-то» – сказала она».

Старая кукла, однако, вопросов не вызывала. Та самая, с которой был Егор, когда его нашли. Наоборот, она всегда приносила спокойствие. В детстве Егор не мог без нее уснуть. Потом она всегда стояла на полке в его комнате, берегла сон и покой. Когда не стало мамы, он начал брать куклу в разъезды и командировки, как талисман. Средство от тоски и одиночества.

Егор листал в самый конец. Записи заканчивались двенадцатым июля две тысячи десятого. Тогда, на третьем курсе университета, он забросил свой альбом. Решил, что больше нет смысла продолжать. Смирился. До конца оставалось еще с десяток чистых листов. Егор подумал немного. Вздохнул, делая над собой усилие. Взял ручку и быстро вывел внизу листа:

«15.10.2020 – Странная девушка. Встретил ее сегодня на работе в коридоре. Спросила: «Ты меня не помнишь?». Я ответил, что нет и она ушла. Потом видел ее вечером на вокзале, когда покупал билет. Она стояла снаружи за окном и смотрела прямо на меня. Когда я вышел, ее уже не было».

Поставил точку и быстро захлопнул альбом. Быстро, словно стыдясь, вернулся к полкам и вернул его на прежнее место. Среди потрепанных старых книг, которые давно никто не читал. Разделся, выключил свет и быстро нырнул под одеяло. Темнота здесь была другой. Она давила, шевелилась в углах неясными очертаниями. Егор начал бояться ее. Хотелось поскорее заснуть, не думать о темноте, одиночестве и маме. Он накрылся почти с головой и провалился в сон.

Наступившим утром Егор был на платформе автовокзала, ждал своего автобуса. Осень в этом году определенно радовала – было пасмурно и сыро, зато тепло. Хотелось закурить, но Егор держался, твердо решил бросить. Кроме него автобус до Полоцка ждали еще четверо. Молодая пара, неопрятного вида небритый мужик и неопределенного возраста женщина в длинном, не по погоде теплом пальто. Она опустила взгляд и шевелила губами, едва слышно бормотала что-то себе под нос. Егор копался в телефоне, время от времени поднимая глаза на проезжающие автобусы.

К платформе подали большой, видавший виды «МАЗ». Егор подхватил сумку, ноутбук, показал подошедшему контролеру билет и прошел в салон. Устроился возле окна, сунул в уши наушники. Спустя несколько минут автобус задрожал и медленно тронулся от платформы задним ходом. Дорога, привычное чувство. Ожидание и потаенная радость новых мест и ощущений. Часа через четыре он будет в Полоцке, оттуда надо как-то добраться до Черноозерска. Предстоит еще заселиться в гостиницу. А на работу завтра, с самого утра. С новыми силами и свежими мыслями.