Дети сектора

Максим всхлипнул, вытаращился на расплывчатое пятно искажения, и волосы на его голове встали торчком.

– Страшно? – проговорил Шейх, разворачиваясь. – Не дрейфь, прорвемся! Ты пешком по Сектору не ходил, пси-искажения не видел. Вот там действительно страшно.

БТР ехал позади, Шейх его не видел. Напряженный, взвинченный, он следил за дорогой и старался просчитать, где искажения. Вроде что-то наклюнулось во дворе, откуда они только что выехали. Прибавить скорость! Обогнуть панельный дом, выбраться на центральную трассу. Хорошо.

Опять опасность позади. Нет, сзади-сверху. Газ!

Перед мостом через реку воздух подернулся зыбью, как озеро от порыва ветра, и начали просматриваться очертания чего-то огромного, бесформенного. Нечто шевелилось, меняло форму, разевало беззубую пасть. Выступил липкий пот, зачастило сердце. Повинуясь порыву, Шейх уже подумал сдать назад, но вспомнил об искажении и вжал педаль газа. Дикий зверь, живущий в подсознании каждого человека, ревел, метался и бился об стенки черепа. Но ему не удалось разорвать цепи здравого смысла.

– Что вы, куда вы?! – залепетал Макс, бросился на Шейха, чтобы повернуть руль, но получил кулаком в нос.

– Сектор пытается загнать нас в ловушку, – твердил он больше себе, чем невменяемому Максу, ревущему на полу. – Чудовище неопасно.

Все чувства и каждая клетка организма сопротивлялась логике, но Шейх устоял. Он даже глаза закрывать не стал, когда «Тунгуска» на полном ходу влетела в разинутую губастую пасть со множеством присосок, истекающих соком. В утробе твари было темно, в салоне – светло, значит, монстр этот – безобидный морок. Но до чего же убедительный!

«Тунгуска» чиркнулась боком об ограду моста. Шейх вспомнил, что мост тут узкий, длинный, и сбавил скорость. Вскоре морок рассеялся, и Мансуров обнаружил тяжелую «Тунгуску» на непрочном мосту, который, казалось, прогибался под ее весом, стонал опорами и перекрытиями. Значит, надо ускориться, потому что две такие машины мост не выдержит.

Добравшись до суши, Шейх выглянул из люка: Якушев тоже преодолел наваждение, и его БТР приближался. Пришлось трогаться и тормозить. Надо передохнуть хотя бы пять минут: после пережитого в голове будто пульсировал нарыв, во рту пересохло. Он поднял флягу, хлебнул теплой воды с привкусом резины и закурил.

Максим продолжал рыдать. Шейх легонько пнул его:

– Вставай, несчастье! И кто тебе только машину доверил?

Парень сел на свое место, скрестив руки на груди. Всхлипывая, он вздрагивал всем телом:

– Я знаю, что они повсюду. Они за нами следят, и надо скорее выбираться!

– Правильно. Сектор принял тебе, Мамаксим. Но тебе с ним не по пути: уж больно психика неустойчивая.

Смолк двигатель БТРа, и Якушев прокричал:

– Мансуров! Дальше что?

– Экий ты неугомонный. Перекур, – ответил Шейх и выбрался из салона на кузов.

Хотелось лечь и закрыть глаза. Нет, сперва выжрать бутылку водки, а уж потом отрубиться. Сколько он не спал? Двое суток? Трое? Прошло дня два, а как будто целая жизнь…

Сигарета закончилась, Шейх щелчком откинул окурок и помахал Якушеву:

– Ну что, товарищ, в путь?

Двигались вдоль реки с медленным течением. То и дело приходилось объезжать искажения. Их стало меньше, а падающий с неба «файербол», погубивший Короткова, больше не встречался, но почему-то это не радовало Шейха, а беспокоило. Наверное, Сектор копил силы для решающего удара или ждал, когда враги ослабят бдительность.

На некоторое время успокоившийся Макс снова занервничал, втянул голову в плечи. Шейх и сам насторожился – почуял что-то скверное. Обидно подохнуть сейчас, когда до цели осталось с десяток километров!

Солнце спряталось за лесом, мир еще не погрузился во тьму, но установилось царство теней, тревожное и зыбкое. По прикидкам Шейха, сейчас было часов девять вечера, может, восемь с копейками. Окончательно темнело в час, значит, есть надежда засветло добраться до Твери.

Дорога повернула на запад, и река осталась позади. По обе стороны дороги раскинулись поля, заросшие бурьяном и самосевом. Окруженный молодым сосняком, навсегда остановился трактор. Усилился ветер и погнал по лугу зеленые волны. Шейх украдкой смотрел по сторонам, и сердце его сжималось: такое же запустение ждет недолюбленный мир, в котором он жил и желал ему перевернуться с ног на голову.

Максим дернулся и вытянул руку:

– Впереди что-то очень плохое.

– Да, плохое. Но неопасное.

Мансуров напряг чувства: плохое разлилось в воздухе и было везде. Не объехать. Оно уже окутало машины, но ничего не происходило. Шейх преодолел желание выжать газ и поскорее выбраться из «плохого» – оно может быть наваждением, созданным, чтобы загнать людей в смертельное искажение.

Икая, Макс обгрызал ногти на руках.

Закашлял мотор, внутри машины что-то заскрежетало, заскрипело. Макс взвизгнул и указал на пятно ржавчины, появившееся на приборной доске. Ржавчина напоминала ожоговый струп и разрасталась на глазах, грозя пожрать металл. Зеленая краска пузырилась и отваливалась пластами.

Вся машина стремительно ржавела, надо выжать из нее максимум, чтобы не идти пешком!

Хрипя, как агонизирующий больной, «Тунгуска» заглохла. Шейх собрался откинуть люк и отшатнулся: он проржавел до дыр. Казалось, коснись струпьев ржавчины, и она перейдет на тело. Обмотав руку промасленным полотенцем, Мансуров толкнул люк – он слетел с гнилых петель, осыпал голову колючей трухой, и с грохотом соскользнул по кузову на землю.

Ничего не оставалось, кроме как ступить на ржу, которая расцветала на глазах и ползла, поглощая не окислившийся металл.

– Максим, возьми все оружие, что есть, и на улицу! – крикнул Шейх в салон. Сам он поднял ногу и глянул на подошву: ржавчина была опасна только для железа, своеобразный тлен для металла. Если так, то весь огнестрел и ножи тоже должны испортиться, вот невезуха!

Шейх спрыгнул на землю и заметил мириады светящихся частиц, похожих на пыль. Соприкасаясь с металлическими застежками «берцев», они оседали и будто залипали, а потом расползались рыжим пятном ржавчины.

– Оружие – под одежду! – скомандовал Мансуров. – И скорее отсюда.

Первым он не побежал, дождался Якушева, Ваню и всхлипывающего Максима. Четыре уцелевших – негусто. Но хоть так, в одиночку он точно к Твери не пробился бы. Мало того, поперся бы в Москву и пал жертвой неадекватов…

– Ходу! – скомандовал он и рванул по дороге, тут же почувствовав себя загнанной лошадью: пот затекал в глаза, сил совсем не осталось, еще шаг, и все. Но откуда-то брались силы для нового рывка.

В мертвенном беззвучии хрустел под ногами гравий да хрипели боевые товарищи, хватая воздух ртом. Искажение осталось позади, и Мансуров остановился, уперев руки в бедра. Перед глазами плясали разноцветные круги, дыхания не хватало. Отдышавшись, он рассмотрел вдалеке заборы брошенной деревни, покосился на Якушева: тот стоял на коленях, а под курткой угадывалась, скорее всего, штурмовая винтовка. Ваня, похоже, был легкоатлетом, и марш-бросок его не вымотал. Он озирался по сторонам, а за его спиной разваливался на куски старичок АК. Зато Макс повел себя мудро и спрятал свой ТТ, поэтому сейчас любовно его оглаживал, убеждаясь, что пистолет цел.