Дети судьбы

Нат приходил домой измотанный и иногда рассерженный. Он предупредил Су Лин, что когда он в конце концов представит свой отчёт, дело, по-видимому, дойдёт до открытого столкновения, и он не уверен, что останется вице-председателем правления банка, если председатель правления всё ещё будет неспособен переварить рекомендованные Натом изменения. Су Лин не жаловалась, хотя она только что организовала переезд в новый дом, продала квартиру в Нью-Йорке, нашла школу для Льюка и готовилась осенью приступить к работе в качестве профессора статистики в Коннектикутском университете. Мысль о переселении обратно в Нью-Йорк вовсе её не привлекала.

Она советовала Нату, какие компьютеры будут рентабельнее для банка, а по вечерам вела курсы для тех банковских служащих, которые поняли, что им нужно ещё очень многому научиться — и вовсе не только тому, чтобы нажимать кнопку «ввод». Но для Ната самой серьёзной проблемой являлось то, что в банке был переизбыток служащих. Он уже объяснил председателю правления, что в банке Рассела работает семьдесят один человек, а банк Беннета — единственный другой независимый банк в городе — предлагает те же услуги, хотя в нём — лишь тридцать девять служащих. Нат написал отчёт о финансовых последствиях переизбытка персонала, предложив программу раннего выхода на пенсию, которая, хотя и сократит прибыли банка за ближайшие три года, будет выгодной в долгосрочной перспективе. Это был пункт, от которого Нат не намеревался отступать. Поскольку, как он объяснил Тому и Су Лин за обедом, если они этого не сделают в течение двух лет, то есть до тех пор, пока мистер Рассел не уйдёт на пенсию, все они станут безработными.

Когда мистер Рассел прочёл отчёт Ната, он назначил совещание для принятия окончательного решения на шесть часов в следующую пятницу. Когда Нат и Том вошли в его кабинет, он сидел за столом и что-то писал. Он поднял голову и взглянул на них.

— Я должен с огорчением сказать, что я не могу принять ваши рекомендации, — сказал мистер Рассел ещё до того, как Нат и Том сели, — потому что я не могу увольнять служащих: некоторых из них я знаю по совместной работе уже тридцать лет. — Нат попытался выдавить улыбку, он думал о своём втором увольнении за полгода и гадал, есть ли ещё у Джейсона для него свободное место в «Чейз-Манхэттене». — Поэтому я пришёл к выводу, — продолжал мистер Рассел, — что, для того, чтобы этот план сработал, — он положил ладонь на отчёт, как бы благословляя его, — первым должен уволиться я сам.

Он подписался под тем, что писал, и вручил своему сыну просьбу об увольнении по собственному желанию.

В этот вечер Билл Рассел ушёл из помещения банка в шесть часов двенадцать минут вечера и никогда больше туда не возвращался.

* * *

— Каков ваш опыт работы на государственной службе?

Флетчер взглянул со сцены на группу журналистов, стоявших перед ним. Гарри улыбнулся. Это был один из семнадцати вопросов, на которые они минувшим вечером подготовили ответы.

— У меня нет богатого опыта, — признался Флетчер (как он надеялся, обезоруживающе), — но я родился, вырос и получил образование в Коннектикуте; потом я уехал в Нью-Йорк работать в одной из самых престижных юридических фирм страны. Я вернулся домой, чтобы применить свои знания на пользу жителям Хартфорда.

— Не думаете ли вы, что двадцать шесть лет — это слишком ранний возраст для того, чтобы указывать нам, как мы должны строить свою жизнь? — спросила молодая женщина, сидевшая во втором ряду.

— Я начал в том же возрасте, — ответил Гарри, — и ваш отец никогда не жаловался.

Двое или трое старых щелкопёров ухмыльнулись, но молодую женщину не так-то легко было сбить с панталыку.

— Но вы тогда только что вернулись с мировой войны, сенатор, и у вас было три года опыта фронтового офицера. Могу я спросить вас, мистер Давенпорт, не сожгли ли вы свою призывную повестку в разгар вьетнамской войны?

— Нет, я не получил повестки, — ответил Флетчер, — но если бы я её получил, я пошёл бы сражаться.

— Можете вы это доказать? — спросила журналистка.

— Нет, — ответил Флетчер. — Но если вы прочтёте мою речь на дебатах первого курса Йельского университета, у вас не останется сомнений о том, каковы были мои тогдашние взгляды на эту тему.

— Если вы будете избраны, — спросил другой журналист, — будет ли ваш тесть суфлировать вам из-за кулис?

Гарри увидел, что вопрос раздражил Флетчера.

— Успокойтесь, — прошептал он. — Он просто делает свою работу. Отвечайте, как мы договорились.

— Если я буду избран, — ответил Флетчер, — очень глупо будет с моей стороны не воспользоваться огромным опытом сенатора Гейтса, и я перестану с ним советоваться только тогда, когда сочту, что он уже ничему меня не сможет научить.

— Что вы думаете о поправке Кендрика к финансовому законопроекту, которая сейчас обсуждается в палате? — Этот мяч был запущен из левого угла, и он был неиз тех семнадцати вопросов, к которым Флетчер и Гарри подготовились.

— В той степени, в которой эта поправка касается граждан пенсионного возраста, мне кажется, она дискриминирует тех, кто уже вышел на пенсию. Большинство из нас должно будет когда-нибудь выйти на пенсию, а, как я помню, Конфуций сказал, что цивилизованное общество — это то общество, которое обучает свою молодёжь и заботится о своих стариках. Если я буду избран, то, когда поправка Кендрика будет дебатироваться в Сенате, я проголосую против неё. Принять плохой закон можно быстро, но чтобы его отменить, нужны годы, и я буду голосовать только за такой законопроект, который, на мой взгляд, может быть практически внедрён.

Гарри откинулся на стуле.

— Следующий вопрос, — сказал он.

— В своей автобиографии, мистер Давенпорт, которая, я должен сказать, выглядит весьма впечатляющей, вы утверждаете, что вы уволились из фирмы «Александер, Дюпон и Белл», чтобы баллотироваться на этих выборах.

— Да.

— Ваш коллега мистер Логан Фицджеральд тоже уволился почти в то же время?

— Да, это верно.

— Есть ли какая-нибудь связь между его уходом из этой фирмы и вашим?

— Совершенно никакой, — твёрдо ответил Флетчер.

— На что вы намекаете? — спросил Гарри.

— Просто мне позвонили из нью-йоркской фирмы и попросили меня это выяснить, — ответил журналист.

— Это был, конечно, анонимный звонок? — задал вопрос Гарри.

— Я не могу раскрывать своих источников, — ответил журналист, стараясь не ухмыляться.

— На случай, если ваша нью-йоркская фирма не назвала вам фамилию звонившего, я вам её сообщу после конференции, — резко сказал Флетчер.