Дети ворона
Шрифт:
Сколько горя злодеи причинили своим собственным родным.
И вдруг он подумал: а мама и папа? Что если они не всё ему рассказывали? Что если не всё он о них знал?
Шурке показалось, мороз сковал его изнутри. Дышать стало трудно.
А женщины всё шли, вставали друг за другом.
— Какой у вас номер?
— А у вас?
…Ведь могло такое быть? Могло?
Как все родители, они иногда уходили по вечерам. Куда? Много ли дети вообще знают про своих мам и пап?
— А у тебя, мальчик? Какой номер? — к Шурке подошла старуха в толстом сером пальто. Зубами
Поодаль, обняв за ногу мать, стоял ребенок, обвязанный крест-накрест теплой шалью. Он походил на сверток. И равнодушно смотрел на Шурку.
— Какой? Ты что, не знаешь цифр? — всё допытывалась старуха.
— Мальчик, покажи свой номер, — стали подсказывать из очереди.
Шурка слова не мог вымолвить. Малыш смотрел на него круглыми глазами.
«Бобка… Бобка тоже шпион? Чушь собачья! Этот малыш и говорить-то не умеет. Но Бобка тоже пропал…» Мысли Шурки скакали и сталкивались.
Он покачнулся. Его подхватили.
Сверив ладони, показали его место: за теткой в клетчатом пальто и перед старухой с бородавкой на длинном носу. Спины, спины, спины…
Стоять Шурке быстро наскучило. Он совсем задубел от неподвижности и холода. «Так вот зачем им всем рукавицы! — догадался он. — Они стоят здесь каждую ночь». Люди переминались с ноги на ногу, убеждая себя, что очередь потихоньку движется. Но только сбивались плотнее и огрызались сердитее.
— Не напирайте!
— Поосторожней!
У Ворона еще не открывали.
Шурка заскучал.
Поодаль очередь изгибалась очередной петлей. Взрослые вытягивали шеи в сторону дома.
Шурка увидел девочку в вязаной шапочке. Она была примерно его роста.
В отличие от других мальчишек, Шурка девчонок не презирал и не боялся. Ведь у него была Таня. Он знал, как с ними дружить. Но сейчас у него не было ничего, чтобы начать разговор. Ни стеклянных шариков, ни мяча, ни велосипеда. Почти ничего! Он вспомнил о фотографии. Девчонкам нравятся принцессы. Дама в шляпе выглядела как в сказке: таких на улицах не увидишь.
Шурка задрал локоть и сунул руку за пазуху. Поежился от холода. Нащупал твердый край. Переложил карточку в карман. От тепла его тела она и сама была теплой.
— Девочка, хочешь поиграть? — вежливо спросил Шурка.
Девочка посмотрела на него, но ничего не сказала. Возможно, у нее просто не было брата, а дворовых мальчишек она боялась. Шурка не обиделся: у него же на лбу не написано, что он пришел с миром.
— У меня есть карточка. Хочешь посмотреть?
Девочка сделала несколько шагов.
Шурка протянул фотографию. Она вытянула шею и скосила глаза, разглядывая диковинную шляпу.
Вдруг тощая женщина в шарфе рванула ее за руку к себе. Лицо женщины исказилось. Она глянула на Шурку с отвращением и злобой, как на ядовитое насекомое.
— Ты что? — кричала тощая женщина на свою дочь. — Очумела? — Голос ее упал до шепота. Превратился в шипение. — Тут шпионы одни стоят. Поняла? Враги народа. Поняла? — На каждое «Поняла?» она встряхивала дочь за руку так, что девочку мотало. — Хочешь, чтоб и на тебя подумали?
— Сама вы
такая, — буркнул Шурка.— Что ты сказал? — прошипела женщина. Но голос повышать не стала.
Девочка испуганно смотрела на Шурку. Ее страх задел Шурку сильнее, чем брань.
Он засунул карточку в кепку, под козырек. Втиснулся обратно между клетчатым пальто и старухой с бородавкой. На душе было гадко. Клетчатый узор виделся ему какой-то решеткой.
«Какой же я шпион? — думал Шурка. — Я же не шпион».
Мысли опять забегали, застучали. Шурка лихорадочно соображал. Он чувствовал, что вот-вот поймет что-то важное, но не успевал за собственными мыслями. «Она думает, что я шпион. Я думаю, что она шпионка. И мы все думаем друг на друга».
Вдруг его толкнули сзади. Стиснули спереди. По всей очереди пробежала нетерпеливая волна. Все вытянули шеи.
Там, впереди, открылось в стене маленькое полукруглое окошко. Как маленький ротик. Взрослым приходилось сгибаться пополам, чтобы задать в него свой вопрос. Оно, должно быть, для детей, подумал Шурка: окошко было как раз на уровне его глаз. Странно…
Но и эту мысль не успел додумать.
— Шпионка! — завопила какая-то женщина. — Лезет без очереди!
Пыхтение, возня. Похоже, там тузили друг дружку.
— Мне только про мужа узнать!
— Вредительница!
— Стой как все!
— Мне стоять не надо! Мой муж не шпион! Он ни в чем не виноват!
— А ну не лезь, я сказала!
Послышался треск раздираемой ткани.
Очередь жадно вытянула шеи. Но женщин быстро разняли.
Та, что попыталась пролезть вперед, теперь печально брела вдоль очереди. В руке у нее была корзинка. Шапочка сбилась. Воротник на пальто был наполовину оторван. Она плакала. Люди отворачивались.
— Я это так не оставлю! — выкрикнула женщина с корзинкой; полуоторванный воротник придавал ее жалкой фигуре залихватский вид. — Мой муж не шпион. Его взяли по ошибке.
Шурка подпрыгнул. Что? Ошибка? Значит, ошибки все-таки бывают?!
— Я письмо написала! Товарищу Ворону лично в руки! Граждане, миленькие, ну пустите меня, — умоляла женщина.
У Шурки вспотели ладони. Письмо? Письмо Ворону! Вот что надо делать! Конечно! Ведь его мама и папа тоже ни в чем не виноваты.
Всё сразу стало просто. Ошибка. Конечно!
— Пиши-пиши, — шипели женщине вслед. — Валяй. В конец очереди. Барыня какая нашлась.
Шурка затрепетал. Рванулся, чтобы догнать ту женщину. Но его стиснуло спереди. Стиснуло сзади. Шурка запыхтел, уперся обеими ладонями в толстое колючее пальто впереди себя. Оно стояло стеной.
Женщина с оборванным воротником удалялась.
Шурка толкнул пальто впереди, толкнул пальто позади себя, выдрался из очереди.
— Куда? Место потеряешь! — завопили ему вслед.
Он подбежал к женщине. Забежал вперед. К носу она прижимала скомканный платочек в красных пятнах. Видно, ей попало в драке.
— Что, можно письмо написать? — задыхаясь, спросил он.
Та шмыгнула.
— А тебе чего? — сердито ответила она в нос.
— Моих маму и папу тоже… по ошибке.
Женщина угрюмо посмотрела на него.