Детский дом и его обитатели

– И что же вас заставило прозреть или… вы просто испугались?

– Да как-то так всё само получилось… – неохотно отвечает он.

Снова иду к Валере. С кем-то разговаривает по телефону. Видит меня, делает знак рукой – заходите. Он надолго замолкает, слушает, что говорят в трубке, а я украдкой разглядываю на его профиль. Вполне симпатичный гражданин, однако. Когда он кладёт трубку, спрашиваю:

– Могу я на вас рассчитывать?

– В чём? Пойти с вами в прокуратуру я не смогу. Нет.

– Почему?

– Потому что и меня начнут проверять. А на зону как-то не очень хочется.

– Интересно, – говорю я с сомнением. – Вы знаете за собой какие-то серьёзные грехи и надеетесь удержаться на плову? Он смеётся.

– Так я же спасателем был. Сам себя и спасу.

– Ладно. Скажите честно, зачем вы здесь… в дурачка играли? Вам же эти люди очень неприятны. Теперь я это вижу.

Отвечает серьёзно:

– Я на машину коплю. Немного вот осталось и…

Домой в этот день вернулась не поздно, ещё пяти не было. Только переступила порог дома – звонит телефон.

– Ольга Николаевна, это Ирина Дмитриевна, срочно ко мне.

– Прямо сейчас?

– А что, очень заняты?

– Да нет, одно дело тут… Вы же знаете про Лену Ринейскую, так я хотела съездить, посмотреть, где её похоронили.

– Потом съездите, это уже не исправишь. Давайте сейчас ко мне, и скорее. Поужинаете у меня.

– Такая спешка? А что случилось всё-таки?

– Разговор не телефонный.

– Ладно, давайте адресок.

– Записать есть чем? Диктую. От метро до остановки «Школа», автобус номер…

И вот мы уже сидим рядом, за уютным кухонным столом.

– Я бы и сама к вам подъехала, да детей не с кем оставить, – оправдывается она. – Муж, как всегда, в командировке.

Мы пьём чай с натуральным мёдом, с пасеки, но разговор так и не начинается – по существу, всё вокруг да около.

– Вкусно?

– Очень.

– Ещё добавить?

– Спасибо. Но не ради этого чудесного мёда вы меня сюда пригласили?

– Да, конечно.

– Так что случилось?

Я, кажется, уже понимаю, печёнкой чувствую – череда несчастий успешно стартовала, и до финиша, увы, далеко.

– Говорить прямо, без подготовки? – спрашивает она.

– Я готова ко всему после того, что уже случилось. Говорите, как есть.

– Ну, хорошо, мужайтесь, – вздохнув, сказала Ирина Дмитриевна. – Сегодня я была на исполкоме, в комиссии по делам несовершеннолетних.

– Вы? Но почему – вы? – Меня послал партком школы.

– И что там было?

– Всех этих ваших красавиц, Надежду и компанию, уже допросили, пригрозив колонией, ещё до вашего приезда.

– И что?

Она снова вздохнула. Потом как-то скучно, будни что сказала:

– Все они дали показания против вас.

– Зачем?

– Их после этого сразу же отпустили.

– И они отправились в бега, узнав, что назавтра мы приезжаем. Так, я угадала? – сказала я с почти истеричным смешком.

– Ну да, примерно так.

– А что за показания против меня? – уточнила я. – Я вроде посуду на базе не воровала.

Она сказала вполне серьёзно:

– Что это ваша личная месть – отправить их из Сочи.

– Ах, вот оно что. Так это моя месть?!

– Да, месть. Теперь это так называется!

– А дальше?

– А дальше был большой базар – обсуждали, как это дело подать выше. Я, конечно, рассказала бы о «подвигах» ваших девах, но докладная записка Тамары Трофимовны уже возымела определённое действие, добавить что-либо было трудно.

– И вы молчали?

– Я только подтвердила правильность изложенных фактов. Я действительно не могла ничего нового добавить.

– Ясненько… Значит, это моя месть? Ловко, ловко…

Она очень печально смотрела на меня, потом сказала тихо и жалостливо:

– Хочу вас предупредить – обстановка накаляется. Говорят, слухи о сочинском скандале дошли уже до верхов.

– Бояться слухов, знаете ли…

– Да, в горы не ходить, равно как и в лес, – улыбнулась она. – Но мы – уже в лесу. Причём, в лесу очень диком.

– А чем дальше в лес…

– Тем толще партизаны.

Однако она уже не улыбалась. Сосредоточенно о чём-то размышляя, она смотрела перед собой, словно забыв обо мне вовсе.

Я хотела встать и потихоньку убраться, но она вдруг встряхнулась и сказала:

– У Людмилы Семёновны безупречная репутация, она весьма бодро идёт наверх. Так что в случае открытого конфликта перевес явно не на вашей стороне. Не подставляйтесь по пустякам.

– Смерть Лены – это разве пустяк?

– А вы хотите и из-за этого шум поднять? Меня прямо захлестнуло волнение.

– Стоп. Давайте сначала. Погибла моя воспитанница при не очень понятных обстоятельствах – и что? Я не имею права настоять на серьёзном разбирательстве этого дела?

– Имеете. Но Лену из могилы уже не воскресишь, а себе вы навредить сумеете по максимуму.

– Это уж я как-нибудь соображу – что к чему. Только с бандитами заключать мировую и не подумаю, – сказала я резко.

– Желаю вам от всей души успеха.

Нет, мне её никак не удаётся расшевелить! А она мне нужна в союзницы!

– Но хотя бы на вашу моральную поддержку я могу рассчитывать?

Она снова грустно вздохнула. Поставила чашку на стол и сказала:

– По совести, я не верю, даже теоретически, в вашу победу. Как и вообще – в успех вашего дела.

– Нетрудно догадаться.

– Думаете, вы здесь первая такая?

– Знаю.

– Ну и где они теперь, эти смельчаки?

Я смотрела на банку с мёдом, чтобы не смотреть на неё – такая жуткая грусть вдруг в глазах Ирочки!

– Мне про некоторых Нора уже рассказывала. Да, не позавидуешь людям.

– Вот! – оживилась она, решив, наверное, что и я небезнадёжна.

– И что теперь? Терпеть этот беспредел?

– Терпи не терпи, а только Людмила Семёновна до сих пор живёт и здравствует, и грамоты, значки отличника получает за боевую деятельность на ниве просвещения.