Детский дом и его обитатели

И эти, фактически здоровые, дети также лежат месяцами в психиатрической больнице и проходят полный курс лечения, к примеру, от шизофрении. У меня есть вполне обоснованное подозрение, что на них просто тестируют новые препараты. А ведь это далеко не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Ведь психотропные препараты по-разному действуют на больных и здоровых людей. Здорового человека легко можно сделать психически больным, если начать пичкать его таблетками или колоть лекарствами, предназначенными для подавления симптомов, к примеру, паранойи или шизофрении.

5. В августе этого года в нашем детском доме при невыясненных обстоятельствах погибла девочка – воспитанница первого (моего) отряда Ринейская Лена. Девочке было всего пятнадцать лет. Официально эта трагедия была объявлена несчастным случаем. Но я предполагаю, что это было убийство. Девочка была, конечно, проблемной, но сдвиги в её поведении в лучшую сторону всё же наметились, и с ней можно было работать. Затяжная депрессия из-за разлуки с отцом, который отбывал наказание, на фоне непрекращающихся конфликтов с директором детского дома, наконец, изъятие Лены из отряда в летний период, конечно, могли сделать девочку практически неуправляемой. Предшествовавший конфликт с директором детского дома (девочку хотели насильно отправить в спец. ПТУ другого города), возможно, и был последней каплей, чаша терпения администрации переполнилась, и, как радикальное решение трудной проблемы, – внезапно последовала таинственная смерть Лены. Никакого следствия по этому делу не велось. Но ведь это вопиющий факт!

1. В сентябре этого года директор детского дома приобретает за счёт «неформальных» вливаний «Жигули», и это в то время, когда не находится минимум средств, чтобы отремонтировать детдомовский автобус… Нет денег также и на другие насущные нужды: к примеру, воспитатели вынуждены за свои личные деньги отвозить воспитанников на летний отдых, потому что дети небольшими группами отдыхают в различных лагерях, и воспитатель не всегда управляется отправить весь свой отряд организованно, с колонной отъезжающих.

2. Построить свой лагерь детский дом мог бы уже давно, и воспитатели согласились бы работать летом, но директор отвергает всякий раз предложения такого рода – ведь для неё гораздо проще на целых три месяца отправить детей с глаз долой, тем более что путёвки шефы нам выдают бесплатно!

3. Шефские деньги, щедрым потоком льющиеся на наш детский дом, уходят неизвестно куда. И вот теперь эта покупка авто лично для директора! Хотя вопрос о ремонте автобуса стоит давно, на экскурсии и в театр воспитатели возят детей городским трас портом – по тридцать и более человек. А ведь директор имеет ежемесячно оплаченные талоны на такси для служебных поездок, так зачем же ещё и «Жигули»?

Таисия Владимировна! Прошу вас, помогите хоть вы нам, воспитателям этого детского дома! Или посоветуйте, к кому мы можем обратиться, чтоб защитить наших воспитанников от произвола.

Письмо я подписываю лично, но это наше коллективное мнение, люди боятся мести со сторон директора, мне же терять нечего, так как противостояние достигло апогея.

Мой адрес…»

Ждала неделю, другую, потом уже стала забывать о нём.

И вдруг звонок – домой, рано утром.

– Алло! Ольга Николаевна? Это из «Правды» по вашему письму..

– Ой, Таисия Владимировна?!

– Она самая. Здравствуйте.

– Здравствуйте! И что, мы можем надеяться? Молчание… Потом уже другим тоном:

– Видите ли, наша газета – орган всесоюзный, и вам, мне кажется, сначала надо попробовать призвать на помощь городскую парторганизацию, если уж район не желает с вами иметь дело.

– Район-то желает, только не того, что нам надо.

– Ну, вот и пишите в горком.

– Оххх… Но ведь всё пойдёт по кругу! Техника известна. Бывало, что писатели направляли послания на имя даже генсека.

– И что?

– Всё возвращалось в роно…

Она снова помолчала, потом со вздохом лёгкого раздражения, сказала:

– Всё же советую вам написать в горком. Изложите всё подробно, лучше на машинке – так легче читать. И пошлите сразу же. Ковать железо надо, пока оно горячо.

– Ладно.

– Так я сдаю ваше письмо в архив? – уже куда бодрее сказала она.

– Ну, раз так надо…

– Хорошо. Так я, значит, снимаю ваше письмо с контроля?

– Значит, снимаете.

– Спасибо. По договорённости с вами… Алло?

– Да, конечно.

И в тот же вечер я села за новое письмо.

«В горком КПСС, в отдел детских домов и школ-интернатов

Уважаемая Светлана Акимовна! Убедительно прошу принять меня по вопросу детского дома, в котором я работаю воспитателем. Дело в том, что…»

Через две недели пришёл ответ.

«Сообщаем, что ваше заявление, поступившее в городской комитет КПСС, поручено рассмотреть районному комитету КПСС.

Сектор писем общего отдела горкома КПСС».

Так я впервые столкнулась с полной бессмыслицей бюрократического абсолютизма – громоздкая многоэтажная административная система позитивно, хотя и весьма инертно реагировала только на толчки сверху. Сигналы sos из нижних слоев общества ею вовсе не воспринимались. Зато она легко поддавалась коррозии взяток и взаимовыгодных услуг по принципу: «ты мне, я – тебе». Система в этом случае заводилась мгновенно, и разрушительная, общественно вредная деятельность одномоментно и бурно закипала сразу на всех фронтах…

Однако институт самозащины общества под скромным названием «письма трудящихся» пока никто не отменял. И я строчила и строчила эти жалобные письма.

Ответы были словно под копирку – передать вниз по цепочке. И так шло до тех, пока жалоба не попадала в руки того, на кого она и была написана.

Глава 36. Ну, как? Очки целы?

На самоподготовку не явилось сразу шесть человек: Мамочка и его ближайшее окружение пошли в отрыв.

Поискала в спальнях – нет нигде. Объявились к ужину – довольные такие…

– Ольга Николаевна, мы… эт самое…

– А поконкретней можно?

Меня уж не удивляет нагловатый тон Мамочки – со вчерашнего дня он снова тренирует давно забытые интонации. К чему бы это?

Легко сообразить.

Конечно, мои безуспешные вылазки наверх не могли пройти бесследно.

– Эт самое… «Огонёк» был Татьяны Степановны, так нас пригласили…

– Того…

– Чего – «того»?

– Ну, помогать.

– А почему мне ничего не сказали?

– Так она сказала, что сама вам скажет.