Детство Маврика
Шрифт:
Так Иван Макарович узнал все, что ему было необходимо.
Около шести часов вечера Яков Евсеевич Кумынин подал свою Буланиху, запряженную в ходок с коробком.
Иван Макарович Бархатов трогательно прощался с Мавриком:
– Бараша-кудряша, теперь мы, наверно, увидимся не скоро, но ты знай, что мы с тобой обязательно увидимся.
– Иначе не может быть. И лучше бы, если скорей, - призналась Екатерина Матвеевна.
– Он так любит вас.
– Да ведь не любовь управляет людьми. Человек предполагает, а обстоятельства
Бархатов говорил так, будто он уезжал не в Чердынь, а куда-то очень далеко и надолго.
Екатерина Матвеевна, не сдержав слез, объяснила это тем, что ее всегда трогает любовь к Маврику. И для того, кто его любит, ей ничего не жаль, даже... Даже своего здоровья, которое тоже нужно для Маврика.
Буланиха ленивой рысцой протащила ходок по Купеческой улице, и следователь видел из окна куропаткинского дома уезжающего на пристань Бархатова.
– Значит, не он? Так кто же?
Нелегко, ой как нелегко сидеть в комнате с закрытыми шторами, когда на улице такой розовый вечер, а в Перми? В Перми уже открылся загородный сад, и там столько шляпок...
Ну где же ты, проклятый связной? Когда же можно будет наконец сказать: "Вы арестованы!" Затем обыск. Предварительный допрос. И все. Пропади ты пропадом, Мильва.
Появляйся же ты скорее, безмозглый осел...
Иван Макарович, рассчитавшись с Кумыниным, отправился на пристань. Осмотревшись там, он решил побродить по берегу. А потом, убедившись, что за ним никто не смотрит, зашел в лесок, а затем исчез.
Ивану Макаровичу не нужны дороги. Он не сбивался с пути, убегая с каторги, а тут-то уж никак нельзя заблудиться.
Всю ночь не смыкал глаз следователь. Ночь - наиболее вероятное время для встречи подпольщиков. Но ни одна душа не постучалась в тихомировский дом и не задержалась возле него. И только утром появились два мальчика.
– Мы пришли, Валерий Всеволодович! Вставайте!
– крикнул в окно Маврик.
– А я тоже в сапогах! Мне тоже купили сапоги, - сообщал Иля.
– Тише вы... Разбудите бабушку, - предупредил через окно старший племянник Валерия Всеволодовича.
– Мы сейчас.
Ждать пришлось недолго. Сначала появился с удилищем в чехле Викторин, а за ним его дядя.
– Это тебе, Маврикий, а это тебе, Илья.
– Валерий Всеволодович подал мальчикам удилища в таких же клетчатых чехлах, как и у Викторина. Рассматривать будете потом. Хорошо ли вы одеты?
– Он осмотрел их и сказал: - Преотлично. Теперь за мной.
И они пошли. Следователь знал, что Тихомиров никуда не уйдет от тех, кто будет следовать за ним. Хотя ему и казалась в данном случае слежка излишней. В самом деле - зачем следить за ним так открыто? Не пойдет же он вместе с мальчиками на встречу с кем-то и тем более не побежит за границу в этом легоньком брезентовом плаще, в старой фуражке и в охотничьих сапогах. Но все же приставу нужно было позвонить. И он позвонил.
– Не извольте беспокоиться, - ответил Вишневецкий.
– Они отправились на мельницу. Мне сообщили. Куда же им еще... Их будут сопровождать двое вооруженных рыбаков. Можете ложиться спать.
– Да что вы?.. Как можно?
– сказал Саженцев и повесил телефонную трубку.
Связной
мог прийти и в отсутствие Тихомирова. Главное - терпение и спокойствие. Может быть, Тихомиров нарочно придумал рыбалку, чтобы отвлечь внимание от своего дома? Не выйдет, милостивый государь, не выйдет!Миновав концы Мильвы и выйдя на мощенный булыжником большак, Валерий Всеволодович заметил, что за ними идут двое с удилищами. Он скомандовал:
– Спиннингисты, привал!
Мальчики, усевшись на плащ, перебивая один другого, говорили о щуках. Маврик не верил, что на крючок с блесной можно поймать щуку без всякой приманки. А Викторин уже ловил щук на блесну и обстоятельно рассказывал, как хищница щука принимает блестящую блесну за рыбку и хватает ее.
Валерия Всеволодовича занимали другие щуки. Они остановились и тоже решили сделать привал.
Тихомиров и мальчики двинулись дальше. Поднялись и двое идущих позади.
– А не лучше ли нам, - предложил Валерий Всеволодович, - спрямить путь и пойти через этот луг?
Все согласились. Лугом куда интереснее идти, чем по булыге.
Идущие позади тоже свернули на луг. Это уже было слишком. Валерий Всеволодович предложил новый привал, хотя в этом не было никакой надобности. И ребята снова сели на разостланный плащ. Когда же остановились и те, двое, Тихомиров направился к ним.
– Судари, - обратился он, - нельзя ли хотя бы немного отстать? Это роняет меня в глазах племянника. Он уже все понимает. Ведь я же не арестант.
Один из рыбаков, оказавшийся наиболее наглым, ответил на это:
– Вы сами по себе, мы сами по себе. Для нас нет запрета ходить, где мы желаем.
– Хорошо. Вам никто не может запретить этого. Как никто не может запретить и мне письменно заявить губернатору, что вы слишком грубые... р-рыбаки. Возвращайтесь!
Гонор сразу покинул обоих. Они остались сидеть. Тихомиров с мальчиками вернулся на большак. Их более не преследовали. Но не прошло и получаса, как послышался конский топот. Кто бы это мог?
Это был пристав Вишневецкий.
– Ба-а! Валерий Всеволодович! В такой компании! Куда же?
– В Женеву. В Швейцарию, милейший Ростислав Робертович, - негодуя, ответил Тихомиров.
Вишневецкий расхохотался так раскатисто, что его серый рысак, пугливо оглянувшись, зашевелил ушами.
– В таком случае садитесь... Вам предстоит длинный путь.
– И снова, раскатисто смеясь, принялся рассыпаться в комплиментах: - В Мильве нет более остроумного человека, нежели вы...
Вишневецкий хотел еще раз расхохотаться, но не получилось. И он повторил:
– Садитесь же...
– Да нам же осталось двести - триста шагов...
– Все равно. Мне будет приятно доставить на мельницу такую милую компанию.
– Ну что же... Садитесь, ребята...
Мальчики влезли в пролетку. Кто сидя, кто стоя добрались до мельницы.
Омутихинский пруд был молчалив и угрюм. Приехавшие открыли дом. В него еще не входили после минувшей осени. Пахло мышами и мочальными матрацами.
– Благодарю вас за любезную доставку, - сказал Тихомиров, протягивая руку Вишневецкому.
А он: