Детство Маврика

То, что политическим оказался Валерий Всеволодович, - это не так удивительно. Про него и раньше рассказывали всякое. Но все же... Дворянин - и вдруг... Видимо, и среди дворян встречаются разные люди.

А уехавшая будто бы в Казань Елена Емельяновна Матушкина, значит, тоже... Она же теперь его жена. Не мог же политический Валерий Всеволодович жениться на неполитической Елене Емельяновне. Ильюша говорит, что не мог. И Маврик тоже считает, что не мог.

Но кто скажет, кто объяснит, кого можно спросить, почему политическими бывают такие хорошие люди? И не просто хорошие, а самые лучшие их тех, кого знает Маврик. Артемий Гаврилович Кулемин хотя и перестал, но был все же политическим, только никому не говорит этого, как не говорил никому Иван Макарович. И кто скажет и кто докажет теперь, что быть политическим - это позор и ужас?

А позор ли? Ужас ли? Неужели Иван Макарович может желать для людей плохое, а пристав Вишневецкий - хорошее? Ведь он хотел посадить в тюрьму Валерия Всеволодовича и следил за ним, как собака Пальма за утками.

Тесно в голове Маврика. Ему иногда очень трудно дышать, а поговорить не с кем. Разве только с Артемием Гавриловичем, да и то... Можно ли довериться ему во всем?

Дни стоят ясные, а кругом тучи. Вчера к тете Кате приезжал помощник пристава. А сегодня тетя Катя ушла в полицию. Уходя, она сказала:

– Маврушенька, как мы неосторожны с тобой. Иван Макарович оказался вовсе не тем человеком, за которого мы его принимали.

– А каким?
– тревожно спросил Маврик.

– Когда узнаю, скажу. Я, наверно, скоро вернусь из полиции. Жаль, что сам пристав уехал в Пермь. Он вежливее. Побудь дома.

И ушла. Но Маврик не стал сидеть дома. Он побежал к Артемию Гавриловичу. И Артемий Гаврилович сказал:

– Поймали одного из тех, с кем скрывался Валерий Всеволодович. Его заставляют сознаться, что он Бархатов.

– Какой Бархатов?
– дрожащим голосом спросил Маврик.

– Да тот, что был у тебя в гостях. И твою тетю Катю пригласили в полицию, чтобы она узнала его.

– И она... она, вы думаете, Артемий Гаврилович, узнает его?
– спросил Маврик, трепеща всем телом.

– Не знаю, - уклонился от прямого ответа Кулемин.
– Но если это он, то как она может не узнать? Не узнает она, заставят узнать тебя.

– А вы думаете, меня тоже...

– Уверен!

Маврик умолк, теребя листки герани, росшей на подоконнике дома Кулеминых.

– Иван Макарович так изменился за этот год, и я не узнал его, когда он приехал к нам, - заговорил снова Маврик.
– А теперь он, наверно, еще больше изменился, и я, наверно, совсем-совсем не узнаю его.

Кулемин вдруг схватил Маврика и посадил его к себе на колени. Точно так же, как это делал Иван Макарович.

– Тебе нельзя не узнать его, - наставительно сказал Маврику Кулемин.
– Не узнаешь ты, узнает "Саламандра".

– Какая саламандра?

– Страховой агент Шитиков, который заходил к вам, когда у вас был Бархатов. Узнавай... узнавай... Его теперь так и так ты не спасешь.

Тетя Катя вернулась из полиции радостная.

– Ты знаешь - это не он. Это совсем другой человек.

Но Маврик был уверен, что это был он и тетя Катя не захотела его узнать, и Маврик решил спросить ее подробнее, но за окнами послышались голоса:

– Барклай! Ты нам нужен!

Это был Юрка Вишневецкий со своими уланами.

– Зачем?
– спросил Маврик через окно.

– Выйди. Ты нужен, - позвали они.

– Иди, иди, Мавруша... Они хотят, чтобы ты узнал его, но ты не узнаешь в нем Ивана Макаровича...

Маврик вышел на улицу. Его потянули за руки. Юрка сразу же объявил:

– Поймали каторжника, а он не хочет говорить, что это он. А ты узнаешь его? Пойдем.

И Маврика привели.

– Вот он, Толлин. Барклай.

– А-а-а! Здравствуйте, мой маленький друг...
– сказал помощник пристава и протянул руку.
– Одну минуточку.
– Он позвонил настольным колокольчиком с костяной ручкой.

В ответ на звонок полицейский ввел мужчину со связанными руками, с синяками на лице. Рукав его пиджака был наполовину оторван.

– Узнаешь?
– спросил помощник пристава.

– Нет, - ответил Маврик.

– Как же нет? Ты всмотрись. Разве это не сапожник Иван Макарович Бархатов?

– Нет, - обрадованно повторил Маврик.

– Не может быть, это он.

– Если не верите, можете спросить "Саламандру"...

– Какую саламандру?

– Того, что страхует дома от пожара...

– А-а-а... Шитикова. Непременно, непременно, как только вернется. Он, кажется, был у вас, когда приезжал к тебе твой друг сапожник. Где же он?

– В Чердыни, - твердо ответил Маврик.
– Его тогда отвез на пристань Яков Евсеевич Кумынин. Можете спросить, если не верите.

– Нет, зачем же - я верю...

Когда увели арестованного и помощник пристава остался вдвоем с Мавриком, был задан новый вопрос:

– Тебе нравится твой сапожник?

– Очень, - ответил Маврик.

– Он хороший человек?

– Да, - не задумываясь ответил Маврик.

– Я так же думаю, - сказал помощник пристава.
– Я очень доволен, что Бархатов хороший человек. Беги, мой друг. Играй.

И Маврик убежал, твердо зная, что теперь он тоже такой же политический, как Иван Макарович, как Валерий Всеволодович.

Неделю спустя пришла открытка из Чердыни от Ивана Макаровича. Он писал: "Дорогой бараша-кудряша, в Чердыни тоже не повезло, и я поехал на Волгу. Найду же где-нибудь городок, где можно будет открыть сапожную мастерскую..." Далее он передавал поклон Екатерине Матвеевне и сожалел, что она перекармливает отличного песика Мальчика, который может зажиреть и превратиться в ленивую дворняжку.

Как мог Иван Макарович оказаться в Чердыни и зачем - Маврик не мог и представить. Может быть, открытку написал кто-то другой? Это вернее всего.

Посоветовавшись с тетей Катей и с Артемием Гавриловичем, он снес открытку в полицию и передал самому Вишневецкому, вернувшемуся из Перми.

Этот вертлявый враль счастливо вывернулся, рассказав, как на Омутихинском пруду он был избит, связан и обезоружен. Ему поверили. Его благодарили.

– Вот, - сказал Маврик, - про Ивана Макаровича говорят, что он будто бы убежал с Валерием Всеволодовичем за границу. А он вовсе не убегал. Читайте, пожалуйста, Ростислав Робертович.