Дева-Смерть

Просить помочь с платьем Азу Элгэ и в голову не пришло. Старая ведунья и так все последние дни смотрит так, будто едва сдерживается. Чтобы от души не влепить хлесткую пощечину. И отнюдь не за наглую ложь перед древними богами.

Аза простила Элгэ гибель своего табора, но не предательство беззащитной Элен Контэ.

Трудно разглядеть себя в полный рост здесь. Да и какая уже разница? Не самое важное в подлунном мире — как выглядишь. Важнее — куда тебя сейчас несет собственная… дурость?

— Сударыня, можно войти?

Анри Тенмар. Разумнее сказать: нельзя. Виктор вдруг с чего-то начал ревновать к маршалу. Незачем дразнить гусей.

Но нет — хватит. Просто так Анри бы не явился. Будто у него мало дел?

Армия повернула к Эвитану. Всё еще без короля.

— Да, конечно, заходите, маршал.

Это жениху нельзя смотреть на венчальное платье невесты до свадьбы. Всем прочим — сколько угодно.

Да даже если бы Элгэ была вовсе не одета. Ее видела голой на Арене вся пьяная Сантэя. Поздно стесняться — чего бы то ни было.

Анри и впрямь выглядит плохо. Совсем как в ту злую зиму — когда потерял друга и обоих братьев. Но тогда у него была любимая Кармэн, а сейчас? Нуждающийся в спасении родной Эвитан? Тысячи людей, зависящие от усилий маршала? Еле живой Рауль Керли, превратившийся в собственную тень?

Отец Анри сына так и не дождался, а мать? Об этом даже император Евгений не знает. Или Конрад не смог подслушать.

— Сударыня, я должен с вами переговорить.

— Может, лучше без церемоний, Анри? — вздохнула Элгэ, усаживаясь в легкое кресло. Осторожно — чтобы не испортить платье. — Вы знали меня еще маленькой девочкой.

Как и Виктора — несносным мальчишкой.

— Да, конечно, — Тенмар всё же присел напротив — на походный стул. — Элгэ, вы верите Виктору Вальданэ?

— Как я могу ему не верить, Анри? — не отвела она глаз. — Я выхожу за него замуж.

И если Виктор лжет — ее жертва теряет всякий смысл. Но в чём Элгэ может ему не верить?

— Кардинал Евгений прав в одном, Элгэ: у нас и впрямь нет другого короля. Виктор — прямой наследник по крови и Георга Ларнуа, и Кармэн Вальданэ. Идеальная уния для Эвитана и Аравинта. А без коронованного предводителя мы — всего лишь армия мятежников. Враги законного эвитанского короля Эрика Сезаринга.

— Тогда что мешает, Анри? Почему вы ему не верите? Вы действительно считаете, что Виктор должен был не выбираться из дворца за помощью и вытаскивать обреченную Элен, а героически пытаться в одиночку спасти всех и погибнуть в попытке? Вас убедила бы его могила?

Остановись, Элгэ.

— Вы сами наверняка так и поступили бы.

— И была бы дурой. А король должен быть умен. Какого ответа вы от меня ждете, Анри? Да, Виктор — скорее мидантиец, чем эвитанец. И потому его так поддерживает кардинал Евгений. Тот, кто видел гибель слабой страны при мягком правителе, считает идеалом совсем другую монархию. Аравинт пал, Мидантия процветает. Это ли не пример?

— Странно, что кардинал при этом не понял главного. Оружие королей — не только власть, но и милосердие. Евгения Мидантийского так любят и уважают не за жесткость мер, а за то, что при нем Мидантия наконец смогла дышать. Но либеральный монарх Мидантии в Эвитане сойдет за тирана. А тиранию не любят нигде. Особенно у нас на Юге. Эвитан от деспотов и самодуров уже устал. Кроме того, Элгэ, я тоже видел императора Евгения. Пусть и не месяцы, а часы. И не нашел большого сходства между ним и вашим будущим мужем.

— Чего вы от меня сейчас хотите, Анри?

— Вы вместе с нами прошли путь из Квирины в Мэнд, Элгэ. Вы выросли бок о бок с Виктором. Я не верю ему, но верю вам. Если сердце и разум подсказывают вам…

— Анри, Виктор — не беспорочный агнец милосердного и справедливого Творца. Но я верю ему. Верю, что он искренне скорбит по своим матери и сестре. И жаждет за них отомстить. Я знаю, что Виктор любит свою семью… мы оба любили. И я верю, что добра в нем больше, чем зла. Все-таки зла я видела достаточно. Виктор, как и мы все, побывал в Бездне. Нельзя выйти оттуда прежним. Но мы все должны держаться вместе. И доверять друг другу. Иначе вообще ничего не получится, Анри.

3

Суровый взгляд старой Азы прожигает насквозь. Каленым железом.

Зато подруга Эстела рада… искренне рада. Как и ее Конрад. И Риста с ее веселым бьёрнландцем. И многие другие. Те, с кем Элгэ прошла долгий путь, и кого узнала совсем недавно.

Они все счастливы за юную, красивую невесту. И благодарны ей — за хоть какой-то просвет и общую радость. Будто этому военному лагерю давно не хватало именно благополучного воссоединения разлученных войной влюбленных. И долгожданной свадьбы.

И будто взгляд даже измученного Виктора — уже не настолько безумен. Может, Элгэ и впрямь удастся его отогреть? Им обоим — отогреть друг друга?

Хватит того, что она не смогла помочь несчастному Юстиниану. Не помогла, не разглядела, вовремя не почувствовала. Пока не стало слишком поздно.

Всё могло сложиться совсем иначе. Если бы Элгэ в эвитанском плену не видела кругом одних подлых союзников и мерзких холуев ядовитого Валериана Мальзери. Юстиниан любил девушку по имени Инес. В память о нем Элгэ должна ее найти — если сумеет вернуться в Эвитан не скованной пленницей.

И разве не Виктора она вспоминала в стылом особняке жадного дяди-свекра? А в осажденной оружейной поросячьего особняка мерзавца Гуго? Виктор, сам того не зная, помог Элгэ тогда выжить. Неужели теперь она бросит его самого? На произвол черного горя и вечной скорби.

Здесь нет ни Центрального Храма огромной Лютены, ни даже скромной часовни. Венчание идет на зеленом берегу неспешной реки. Струится, как текущая вода. Под тихой сенью чудом уцелевших невысоких деревьев. Под их успокаивающий шелест.

Сюда озверевшие гуговцы не дошли. То ли далековато от основной армии, то ли слишком близко от мрачного Мэнда. Опасного для всех.

Или просто здесь нечего грабить.

Мягко светится искренней радостью лицо верного союзника — скромного кардинала Евгения. Столько счастливых лиц. Разве это не подтверждение, что Элгэ поступает правильно? В кои-то веки.

Вторая свадьба в ее жизни, второй муж. Тот, о ком вспоминала, венчаясь с первым. С кем сравнивала невезучего Юстиниана.

И свежий вечерний ветер обвевает легкой прохладой усталое лицо. Дружески треплет «илладийскую кифару». В нем терпкий аромат знакомых трав и легкий — луговых цветов. И больше никакого горького пепла.