Дева-Смерть

— Готова — если есть хоть малейший шанс. В этом городе — моя сестра, племянница, брат, друзья… и тысячи чужих сестер и братьев. И таких подавальщиц.

— Тогда я знаю ту, что поможет тебе убить лишь троих. А может, даже одного.

— Троих?

— Да. Эрика, тебя и Анри Тенмара. Согласно законам Альварена.

Девушка уже спешит к ним. Что она видит? Михаилита, что беседует сам с собой?

Багряное вино — настоящее. Из южных виноградников Марэ. Последний дар.

Алису и ее фрейлин спасли настоящие михаилиты. Ирию поит марэйским вином призрачный. Каждому свое.

Наверное, Ирия не должна была спастись. Потому что лишь у нее есть шанс остановить бешеного Эрика. Не у Эйды же.

Потому что Камилле не досталось даже призрачного михаилита. Как и этой подавальщице.

— К кому мы идем? Кто она? Лучшая отравительница Лютены?

— Лучше. И искуснее. Ты наверняка о ней слышала. Или читала. Зови ее просто — Дева-Смерть.

[1] Мельница.

1 Мельница.

[3] Мельница.

Глава 4

Глава четвертая.

Эвитан, Лютена.

1

Ну что ж, Дева-Смерть — так Дева-Смерть. С Древнего Анталиса. Не всё же Ирии о ней только читать.

Раз уж вокруг повылезало столько разновидовой нечисти — почему бы не подтянуться и опоздавшим? Раз бедная Лютена давно превратилась в часть Бездны Льда и Пламени.

Сколько людей успеет убить Эрик, пока Ирия беседует со всеми легендами подряд — Темными и Светлыми? Он же знает, где Эйда и девочка!

— Не спеши, Ирия. Здесь столько времени, сколько нам нужно.

Здесь. В мире вечной Осени и древнего озера. Где больше нет мудрого оборотня с печальными глазами. Его нет уже нигде.

И где осенние деревья еще не успели лишиться последней листвы. Золотой и алой. Этот застывший мир умирает медленнее.

— Не жалей о Джеке. — Старые легенды лгут — древняя танцовщица вовсе не смеется. И сейчас даже не танцует. Просто яркая красавица без возраста. И не в алых шелках, а в черном вдовьем уборе. — Если бы не он, Лингард и сейчас гордился бы своей славой. А ты, возможно, правила бы им.

А по чьей вине своей славой не гордится драконий Тенмар? Михаилита?

— Возможно. Если бы родилась. Или правила бы моя мать. Она-то уж точно получила бы Силу. Ты говоришь: «Если бы не он». А если бы не ты?

— А я и не просила жалеть меня. Я достойна жалости не больше Джека. Просто еще жива. Это как-то делает его лучше, а меня — хуже?

— Это дает тебе шанс что-то исправить. А ему — нет.

— Вот именно — «что-то», — горько усмехается Дева-Смерть. — Я и исправляю. Ты задаешь те же вопросы, что и он, последняя Королева-Ворожея Лингарда. Но он знал больше ответов. Скажи, много ли ты слышала об Изольде?

Ничего — если бы не Ральф Тенмар.

— Достаточно, чтобы понять: она — прапрабабушка Анри.

— И твоя. Альварен течет в жилах вас обоих. Не пытайся казаться циничнее, чем есть. История Изольды не может не вызывать уважения и сочувствия.

— Знаю. Но ты хочешь, чтобы из уважения к ней я возненавидела Джека. Но я знала его, а не Изольду. И именно он меня спас. А возможно, еще и Анри Тенмара.

— Да. Тебя, Анри, твоего братца… в первый раз. Еще Элгэ Илладэн. Совершил то самое «что-то». Я и твой Джек исправляли то немногое, что еще можно. Таково наше служение. Его — вынужденное, мое — добровольное. Для него всё закончилось, для меня — еще продолжается.

— Элгэ Илладэн — тоже потомок Изольды?

— Ее сестры Корделии. Как, кстати, и ты — по другой линии.

— Я могу хоть что-нибудь для него сделать? Для Джека?

— Нет. Я и сама бы сделала… возможно. Если бы могла. По своим мотивам. Не то чтобы мы похожи, но мне с ним было легче. Джек не любил признавать свою вину, я своей не отрицала никогда. Но зато знала, кто он и кто я. А рядом с этим безвинно пострадавшим михаилитом-мучеником собственная вина меня вот-вот раздавит.

— Почему ты это сделала? Что именно случилось века назад? Трое братьев правили миром…

Горькая усмешка скользит по точеным чертам. Танцует:

— Трое братьев правили миром, и власть развратила самого старшего и сильного. Среднему хватило бы звонкого золота и красивых женщин, но старшему нравилось именно править. Сносить старые города и строить новые. Лепить высокие горы и рыть кипящие моря посреди цветущих долин. Или стравливать сильнейшие страны друг с другом, а самому вмешиваться… на чьей-нибудь стороне.

— Чем был легендарный Анталис? Большим островом или всем подзвездным миром?

— Островом. По-настоящему большим — не меньше Мэнда. Резиденцией братьев. Это не мешало всему подзвездному миру тоже быть в их власти.

— И ты убила…

— Сначала убили меня. От моего родного города не осталось и горстки седого пепла. Я успела броситься в бурное море, и пенные волны играли моим умирающим телом. Пока не швырнули на совсем другой берег. На Анталис. К тому времени я уже перестала молить Богиню.

— Богиню Любви?

— Нет, ее сестру — Белую Мать. Да, тогда ей служили только женщины. Я принимала Светлое Посвящение.

—?

— Да, иногда так бывает. Меняется душа, а с нею и Сила. Мой город сгорел, небеса заслонили тучи горячего пепла, а море вскипело. И мой Свет стал Тьмой. И я забыла имя Богини. Потому что она не спасла меня. Как и моих близких. Я тогда не знала, что у нее — свой бой. И он был важнее одной моей семьи. И даже целого города. Иногда приходится выбирать. Даже Богиням. Даже настоящим — не как зарвавшиеся Братья. И не как я.

— И ты выжила…

Когда вряд ли уже хотела.

— Да, меня нашел и исцелил лучший в подзвездном мире целитель, равных которому не рождалось ни прежде, ни потом. Их бог и хранитель, можно сказать. Он мог спасти любого. Возродить из горсти пепла. Из чего угодно. Это же был Анталис. Я могла вернуть родных, даже целый город… если бы тогда подумала об этом. Если бы родилась умнее.

Дева-Смерть не просто не смеется. Кажется, в древних глазах навек застыли непролившиеся слезы.

Способна ли она плакать? Не в этом ли ее проклятие?

— Третий брат. И ты…

— И я. Но не сразу. Я не вдруг вспомнила, кто я. Я успела его полюбить.

Молчит древнее озеро, что помнит всех и всё. Забыло ли оно уже золотые глаза не до конца расплатившегося оборотня?

— Но почему…

Одинокий осенний лист сорвался с ближайшего дуба. Отчаянно кружит. Не хочет падать.