Дева-Смерть

Жареная рыба, вино на пряных травах. Ничего этого уже не будет. И золотоглазого Джека больше нет в подзвездном мире.

Хорошо, что кузины здесь нет тоже. Она в безопасности — у честного дяди Ива. Там, где сейчас укрылся честный дядя Ив.

А то сейчас Ирэн бы опять испугалась. И на сей раз повод — повесомее.

Ясно, почему многогранные зеркала не отражают дрожащих баб — придворные курицы слишком далеко. Но вот почему Ирия шагает сквозь зеркальный ряд одна? Без четверых черных жрецов — попарно справа и слева.

Говорят, что зеркала лгут. Нет, они убийственно честны.

Отражает ли прозрачная гладь Эрика? И почему, во имя Тьмы и Света, мертвые, бестеневые призраки способны убивать живых? Откуда у них крепкая плоть?

Хуже. Они легко не только убивают — еще и превращают жертв в подобных себе. Если у них всё получится — Ирия растворится в зеркальном плену. Исчезнет — вместе с душой, что, оказывается, и впрямь существует.

Значит, церковники точно лгут не во всём. Не хуже зеркал. Но найдется ли даже у монахов хоть одно действенное оружие? Возможна ли польза от молитв, или они — только самообман? Нет здесь ни одного служителя Творца, не у кого спросить.

— Итак, девы и дамы.

Все взгляды как по команде — к дальней стене.

Оказывается, этим служат еще и женщины. Впрочем, монашки из аббатства святой Амалии — тоже отнюдь не мужчины. Как и его основательница. У зла и тьмы нет пола. Как и у вонючей грязи. А также гнили и плесени.

Но вот откуда эта… грязь здесь взялась? Нет у той дальней стены никакой двери. И нигде рядом. И прежде не было.

Из зазеркалья вынырнула? Из мира мертвых?

Или Ирия просто проглядела Змеиную Танцовщицу? Ужас глаза застил?

— Вы здесь не просто так. — Смоляные волосы, южные гребни, роскошное тело, черные юбки. Восточное лицо — из Шахистана, что ли? Или из многобожного Ганга? Дикая, яркая красота. На редкость отталкивает. — Вам оказана огромная честь. Как и мне — обучить вас. Ваша Светлость, герцогиня Ирэн Вегрэ, прошу вас, подойдите ко мне. Обучение для вас будет особым.

Огромное душевное спасибо. Особенно за лишнее упоминание краденого титула. У Анри.

Только подойти всё равно придется. Под взглядами всех. А куда деваться?

Было ли хуже? Нет, никогда. Даже мерзлый монастырь Святой Амалии и будущая плаха угрожали жизни, но не душе.

— Повторяйте за мной, — улыбнулась наставница. — Просто повторяйте за мной. Всё, что видите и слышите. Понимание придет потом.

В той мере, в какой жертвам нужно что-то понимать. До самой Бездны. Потом это уже без надобности. Там барахтайся, не барахтайся…

Чернокнижники черными тенями скользят по траурному залу, ряд за рядом гаснут тусклые свечи. Вряд ли магией — скорее, их просто незаметно задувают. Но выглядит… впечатляюще.

Только почему-то не становится темнее. Будто теперь хладное подземелье освещено чем-то вроде болотных гнилушек. И даже вроде трясинной вонью потянуло.

Девы и дамы отшатываются — пугливо, брезгливо, деланно-равнодушно. Жмутся в шелестящие кучки. Биться с врагом бок о бок — смелее, вместе дрожать — всегда страшнее.

Легкий шорох платья — одна из девиц лишается чувств. Легкий рокот испуганных шепотков — волной.

Нет, испуганным ручейком. Уже высыхающим.

Рядом с девчонкой — уже неслышная черная тень, склоняется всего на миг. Короткий дикий крик режет густой, спертый воздух. Ирия дернулась туда.

Девушка дышит тяжело, рвано — будто выхваченная из воды. Лица не видно — шебуршащие дамы вокруг мешают.

Склонились, загородили от Ирии… но ни звука не выдавили. Иссяк тонкий ручек. Пересох в ядовитой пустыне.

— Держите себя в руках, — ласково усмехается наставница. — Вы же девушка из приличной семьи.

Небогатой или наоборот — приближенной к королю? Прежнему. Из фрейлин увезенной Всеславом Жанны? Или просто не успели вывезти? Ирия точно видит девчонку впервые, но куда кроме Алисиного цветника высовывалась она сама? Разве что в далекую Квирину или в Ауэнт.

Мерещатся или нет гибкие тени на зеркальных стенах, в светящихся углах? Еле слышно качаются живые хищные, голодные столбы. Сейчас один бросок ядовитых зубов и…

Где ты, романтичный капитан? Разглядишь ли у восточной чернокнижницы змеиный хвост, а?

Тариана никуда не исчезала, а глядишь пристальнее на этих — ничего нет. Как в зеркальной глади. Тошнотный морок, скользкий туман, яд болотных испарений. Трясинница цветет, головы кружит, прилечь на мокрую кочку тянет. И уже не проснуться.

Глянешь пристальнее — нет скользких врагов. Отвернулся, покосился краем глаза — снова здесь они. Вон, в темном углу шевелятся. И можно не сомневаться — черные скользкие хищники обязательно подкрадутся сзади, сбоку и везде, где ты сейчас не видишь. И вертись, не вертись — кинуться успеют. Они всегда быстрее.

Ирия прикрыла глаза. И вновь теплая ладонь Анри накрывает ее руку. Неуклюжий Алан Эдингем рвет яблоневый цвет. Сияют как звезды искры в черных глазах влюбленного Констанса. Льется в мидантийские бокалы полынное вино, и Ральф Тенмар вспоминает древние легенды Лингарда и Тенмара. А в ночных небесах рыдает золотой Дракон, и пронзительно-ярки глаза Северных Волка и Рыси. Успокаивающе скользят по волосам тонкие пальцы Катрин. Печальны ее глаза, роскошна корона седых кос.

У лунного озера шелестит ало-золотой осенний ковер. Отражает живое золото древних глаз Джека.

Змеиным вихрем по мрачному залу кружит, скользит, отводит глаза жрица-танцовщица. Уводит за грань царства кривых зеркал и болотных свечей.

Неловко и неумело подражают знатные пленницы. Дрожит в такт жуткой пляске собственное тело. Танцует в лунном свете памяти душа.

«Она дала клятву…»

Дала — добровольно и без принуждения. И готова держать — пока жива. Нельзя отдать вновь уже подаренное. Древние боги, примите верность Ирии Таррент. Примите и сохраните. Спасите то, что еще можно спасти. Ее дядя — сам Дракон Тенмара — был свидетелем. И древний оборотень волк Джек — предок и Хранитель Рода.

Где-то рядом победно, яростно не ржет — ревет! — Вихрь. Жесткая черная грива скользит по щеке, нога сама взлетает в стремя, руки ложатся на родную гриву.

Держись, Ирия. Драконий конь взлетает свечкой, острые подковы топчут, рвут, раздирают в грязное месиво клубок мерзких, шипящих гадин…

Темный зал, уже всего три свечи — почему-то черные… Треугольником по залу. Чадят вовсю — такой же черно-серой вонью.

Жутко трясутся на месте двадцать дам и девиц с пустыми взглядами. Сбились прически, взлохматились волосы, прилипли ко лбу. Шелестят саванами платья. Змеино щерятся скользящие тени в углах. Грязные тряпки. Извивается болотной гадюкой наставница — в двух шагах от Ирии.