Дева-Смерть

Прекрасные Князь и Княгиня Ночи Мэнда — переменчивы, как хищные мотыльки. Сколько ему лет — сотня, две, три? Белла чувствует себя много старше их обоих. Потому что она способна взрослеть и меняться, а они — нет.

— Там слишком опасно. Тебе лучше подождать нас вместе с твоей сестрой. Она позаботится о тебе.

— Моя сестра Иза — в королевском дворце, в плену. Еще одна, Анж, пропала или погибла. И Иза тоже, возможно, уже погибла. Княгиня Ночи — не моя сестра, — серьезно заявил Михаил. — Как король — не дядя.

— Нет, не так. Он и впрямь не дядя. А вот она — сестра, — присела рядом Арабелла на корточки. — Иначе, поверь, не приютила бы тебя. Она о тебе заботится и защищает.

Правда это или нет? Не исключено, что сестрой Княгиня считает лишь то ли пропавшую, то ли погибшую Анжелику.

Поскорее бы вернулся не Гор, так Вит.

Знакомые шаги Грегори Белла узнала сразу — в привычной гробовой тишине. И, не стесняясь, кинулась на шею. Прежняя Арабелла — мамина любимица — была живой, веселой, непосредственной. Нынешней — застывшей и неживой — просто нужно рядом живое, родное тепло. Как Детям Ночи. Чтобы не заледенеть окончательно. Не застыть куском льда у погасшего в зимней ночи одинокого костра.

Обнять, прижаться, прильнуть к еле теплым губам. Жаль, они с Гором не одни, и нельзя сейчас зайти дальше. Тогда станет легче хоть чуть-чуть. Теплее.

Сколько дней Белла не видела живого солнца? Или хоть воздушных облаков? Почему Гор ни разу не взял ее с собой? Это слишком опасно? А оставаться здесь — без дневного света, без свежего воздуха! — не опасно? Не страшно?

Или… на самом деле Грегори просто не позволяют. Пока Арабелла ждет здесь — он не сбежит. Михаила ведь тоже не выпускают. Только Гора и Вита — по очереди.

И сколько уже здесь этот ребенок? Насколько он бледнее, чем когда попал сюда? Хоть тогда и был смертельно напуган. И видел зверскую расправу над своей семьей.

Где-то неизмеримо далеко льется с синих небес солнечный свет. И мягко сияют в ночи ожерелья звезд. Небо бывает голубым и бархатно-черным, море — лазурным и аспидным от гнева. Вишневые и яблоневые сады, алые гранатовые рощи Юга, тихий Аравинт, огненное Вальданэ — еще существуют? Или приснились?

Жива ли мама? Если нет — Белла растворится в ледяной тьме совсем. Погаснет.

— Ара сказала, мне нельзя с вами, — спокойно произнес Михаил. — Что мне безопаснее с Детьми Ночи. И они обо мне позаботятся.

— Ябеда, — без тени злости произнесла она. И без тени вообще эмоций.

— Ара? — Гор почти не удивился.

— Захотелось что-нибудь изменить. Что они тебе сказали?

Всё, что угодно. Грегори мог просто не вернуться с дружеской «беседы». И сегодня, и вчера. И раньше. «Гостей» могут легко убить в любой миг — хоть всех, хоть поодиночке.

Надо предложить ему сесть. И горячего вина. И даже поесть. А Белла вместо этого — сразу с вопросами.

Только иначе уже не получается. Все силы ушли на то, чтобы не разреветься перед ребенком. И не дрожать с ним вместе.

В детстве Арабелла гордилась, что если не сильнее, то быстрее и ловчее многих мальчишек. А теперь она в руках сверхсильных и сверхбыстрых нелюдей. В лапах. В когтях и клыках. Просто те пока не сомкнулись. Как тигриная лапа.

— Они тоже беспокоятся о своей семье, — голос Грегори — мягкий, спокойный, серьезный. — И у них есть план. И для него нужна наша помощь. Но они не уверены. Мой… наш план смелее, чем их. Мы должны убедить Князя и Княгиню. Окончательно. Идем. Они ждут нас прямо сейчас.

И Беллу тоже. И хотя бы не одну. Вместе с Гором — безопаснее. Даже если это — всего лишь иллюзия глупой влюбленной девчонки.

Но чем это хуже иллюзий дочери, по-детски верящей, что рядом с мамой растают утренним туманом все ночные кошмары и вражеские козни? Трусливо уползут прочь от утренней зари. От ее спасительного света.

— А мне с вами можно? Хотя бы сейчас? — ожег Арабеллу стыдом голос забытого ребенка.

— Конечно, можно, — теперь присел на корточки Гор. — Идем.

Арабелла — вместе с ним. Не отпуская его руки. И тепла.

Они еще живы, живы, живы! Хотя бы они.

Жаль, нельзя задержаться хоть чуть. Еще немного. И вдвоем.

Но не отсылать же прочь Михаила — даже на несколько минут. Одного — в стылую тьму. Там ему будет хуже, чем Белле без объятий Гора.

Остывает вино, согревается кровь, чуть отогревается душа. Но как же медленно…

— Белла, где Вит?

— Его тоже вызвали. Где-то час назад, — тревога еще не успела толком угнездиться. Да и Михаила пугать нельзя. Больше, чем он уже напуган.

— Я его видел, просто он ушел раньше. Наверное, разминулись. Ладно, идем, — Гор переглянулся с ней. — Всегда вместе, да?

Белла… Ара нашла в себе силы выдавить тень прежней улыбки. Ее отражение в кривом зеркале из страшной сказки. Менее страшной, чем жизнь.

У Арабеллы всё же хватило сил отпустить Грегори — на миг. Чтобы налить горячего вина всем. И даже не забыть еще разбавить — для Михаила. Самой ей хочется не разбавлять совсем. И не просыхать.

Вспомнила — сунула Грегори хлеб с мясом. С собой.

Почти остыло, но лучше, чем совсем ничего.

Пить надо залпом. С собой кубки не возьмешь. Некуда. Руки должны быть свободны. Для оружия.

Грегори сжал ее руку — и только. Но он сейчас даже Михаила на руки не берет. Вдруг и впрямь придется драться? Вдруг лютых врагов только что прибавилось?

Ничего. Если прекрасные и ужасные Дети Ночи всё же не врут — может, гостям выпадет немного времени перед… планом? Поесть… прийти в себя.

А даже если и нет — будет вся вечность времени потом. А также — солнца. Яркого, теплого, живительного. Света, моря, цветов… Когда Белла спасет свою семью.

Нужно только дождаться. Еще немного. Дотерпеть.

Спасти.

2

Грегори почти привык к вечному мраку вокруг. Только глубокими ночами их выпускали на волю — до первых, робких лучей рассвета. Всегда — под чутким, неусыпным присмотром то ли друзей, то ли стражей.

Ночами живым светили бледная луна и яркие звезды — если повезет. А днем — тусклые свечи и отчаянно-яростные факелы. Еще изредка — камин. И тепло душ друг друга.

По столице рыщет неумолимая и неутомимая стража, во дворце привычно убивают невинных людей. А у Князя и Княгини Ночи по-прежнему нет оружия против Змеи. И вряд ли появится. Из ничего что-то не родится — если палец о палец не ударить. А ударять тут некому.