Девочка и пёс
Шрифт:
– Господин инрэ сегодня уже не вернется, карета останется здесь. В твоих услугах больше не нуждаются. Пойдем, я выведу тебя на улицу.
Галкут поглядел на помощника герцога с легким удивлением, но еще не подозрением.
– Но господин инрэ сказал мне ждать его здесь, я должен отвезти его в гостиницу, – возразил он.
– В твоих услугах больше не нуждаются, – спокойно повторил Бока. – О судье позаботятся. Тебе здесь больше делать нечего. Что неясно?
Холодная волна тревоги и подозрения окатила сердце Галкута.
– Всё ясно, – медленно произнес он.
– Ну и отлично. Шагай вон туда. – Бока указал куда-то на угол дома, за которым чернела стена деревьев. – Давай живее, пока не совсем стемнело.
Галкут повернулся и пошел в указанном направлении. Но почувствовав как что-то скользнуло по спине, обернулся. Помощник герцога держал в руке его охотничий нож.
– Это тебе здесь
Прозвучало это нелепо, но Галкут ничего не сказал и снова пошел вперед. Бока, держась за его спиной, зашагал следом.
Они дошли до конца фасада здания, прошли немного вдоль чуть блестевших глянцевыми листьями деревьев и Бока сказал:
– Налево.
Они свернули на широкую, хорошо утрамбованную тропу и дальше последовали уже под древесным пологом. Стало гораздо темнее, слева и справа от тропы иногда белели каменные скульптуры на невысоких постаментах и лавочки из светлой древесины. Мужчины шли еще несколько минут в полном молчании, углубляясь в рощу окружавшего главный дом парка.
Сердце Галкута билось всё быстрее, но в целом он ощущал себя вполне спокойно. Странная отрешенность охватила его. Он смотрел прямо перед собой и ни о чем не думал. Тяжелая рука опустилась на его левое плечо.
– Стой.
Галкут послушно замер. Он решил, что всё понял. В голове молнией пронеслось, что не будет никакого мешочка с золотом, уединенного дома на холме у озера и неспешных лет покойной, одинокой, задумчивой жизни. Всё закончится здесь и сейчас, на вечерней заре, в этом темном парке, среди стрекота жуков-крадунов и прохладного душистого аромата цветущих велей. Он очень ясно представил как сталь его собственного ножа входит ему в спину, между ребрами, и втыкается в сердце. Будет очень больно, но наверно не долго. Он подумал о своем сыне, которого убил ударом ножа. То что всегда внутри него хотело жить, потребовало чтобы он начал действовать, сражаться за свою жизнь. Но Галкут воспринял это требование весьма отстраненно, словно оно относилось ни к нему. Его ударили по ногам и поставили на колени. Затем повалили на землю, придавили коленом, задрали голову и приставили нож к шее. "Вот и всё!", вспыхнуло в его голове. Сердце бешено заколотилось, в глазах заплясали пятна и животный ужас, несмотря на любую отстраненность, буйной судорогой скрутил его тело. Его пальцы попытались вонзится в грунт тропинки.
Но рука с ножом медлила.
– Жить будешь? – Тихо спросил Бока с легкой иронией.
Галкут, тяжело дыша, с задранной головой, едва понял странный, насмешливый вопрос. Но ничего не ответил, его сознание словно уносило темным мутным потоком.
– Или нет? – Зловеще сказал Бока и немного приотпустил голову жертвы.
– Буду, – просипел Галкут.
– Ну тогда хорошенько запомни следующее, – заговорил Бока, склонившись к самому его уху. – Жить ты будешь, только если немедленно, этой же ночью, покинешь Акануран. И никогда сюда не вернешься. Никогда! Понятно?
– Понятно.
– А еще лучше, если ты уберешься вообще из Агрона. Тебе здесь больше нечего делать. Через несколько дней тебя объявят в розыск как соучастника убийства. И Палата начнет охоту на тебя, живого или мертвого. Но если тебя найдут, то только мертвого. Это ясно?
– Да.
– Только мертвого, – мрачно повторил Бока. – Потому что это и есть справедливость. Ты ведь веришь в справедливость?
Галкут не отвечал. Бока грубо тряхнул его голову.
– Веришь или нет?
– Верю, – прохрипел Галкут.
– Вот и хорошо.
Бока продолжал держать его у земли, словно чего-то ожидая.
– Послушай, – вдруг спросил он, – а откуда у девчонки такой здоровенный бланш на полморды? Судья что ли приложил?
– Нет, это она с чекмарями залетными сцепилась.
Помощник герцога удивленно поглядел на голову Галкута.
– Что прямо сцепилась? Такая-то мелкая? Из-за чего?
– В караване шестеро братьев ехали. Двое совсем пацаны, шпана, – хрипло и быстро говорил Галкут. – Они отобрали куклу у местного малыша и госпожа Элен вступилась за него, хотела вернуть ему куклу.
– Госпожа…, – насмешливо протянул Бока. – А тебя тоже эти братья разукрасили?
– Да.
– Полез за госпожу вступиться?
Галкут помедлил и нехотя произнес:
– Да.
Бока встал и, потянув Галкута за шиворот, поднял его на ноги.
– И что всех шестерых уложил? – Спросил он Галкута, стоявшего к нему затылком.
– Нет. Охрана каравана подоспела.
– Шагай, – сказал Бока и не сильно толкнул Галкута в спину, заставляя идти дальше.
Они прошли парк насквозь, вышли на полянку с цветниками, пересекли её и оказались возле маленького домика стражницкой рядом с невысокой дверцей из толстых металлических прутьев в каменной
стене внешней стены поместья. Из домика появился парень.– Открой, – приказал Бока и парень, лязгая ключами, открыл замок и затем калитку.
Галкут, понуждаемый легким ударом в спину, прошел через дверной проём. Бока вручил ему нож.
– Прощай, просто кучер, – равнодушно сказал он. – И не забывай о справедливости.
Галкут с ножом в руке остался один на безлюдной, вечерней улочке. Напротив тоже была стена какого-то поместья. На небе зажигались первые звезды. Галкут поглядел на них в каком-то ошеломлении. Он чувствовал себя заново рожденным и будто бы окончательно от всего освобожденным. В голове стояла звенящая тишина, никакого страха и никакой надежды.
Он убрал клинок в ножны за спиной и побрел прочь.
139.
Бока вернулся в дом, взял лампу и вышел наружу. Возле парадного входа никого не было и только кони, запряженные в экипаж судьи, иногда фыркали, трясли головой и переступали с места на место. Бока забрался в карету и принялся внимательно её осматривать. На сидении он обнаружил походный плащ и книгу в красной бархатной обложке. В кармашках на стенах салона коробочку с сушеными фруктами, спички, свечи, мешочек с нюхательной солью и писчие принадлежности. В общем ничего интересного. Он полистал книгу, отбросил её и еще раз внимательно осмотрелся. Увидел маленькую замочную скважину на противоположной скамье и попробовал поднять сиденье, то не шелохнулась. Он поставил лампу на пол, сел на корточки и некоторое время изучал замочное отверстие. "Зубцовый замок", сделал он вывод, "его вполне можно разломить". Сиденье немного выступало вперед, он уперся в край основаниями ладоней и потянул вверх. Крышка не поддалась. Бока поднатужился, потом еще сильнее и еще, даже чуть застонал от натуги и через секунду раздался скрежет и треск, древесина не выдержала могучего напора алчного пирата и стальные зубцы замка оказались выдраны из своего основания. Крышка откинулась и Бока с торопливым любопытством заглянул внутрь. В подлавочном ящике лежали две черных сумки. Он вынул их, раскрыл и заулыбался. Вытаскивая бумажные "колбаски" с золотыми монетами, он принялся радостно напевать: "У меня есть две жизни, мама, В первой я на земле изгой, Но под солнцем и черным флагом, мама, Над водой я лечу в другой". Пересчитав доставшееся ему богатство, он довольно усмехнулся. Две тысячи золотых, совсем неплохо, даже просто отлично. "Спасибо, ваша светлость, такой широкий жест с вашей стороны. А еще говорят, что вы скупой как бык на молоко, как каменное поле на всходы, зажимистый как узел на шнурке, сквалыга с алмазными пуговицами, огня взаймы не выпросишь, щедрый как кукиш, мол, рожденный брать давать не может. Ох и наговаривают они на вас, ваша светлость. Да и судья всё-таки идиот, нашел где прятать деньги". Он вдруг с увлечением подумал о том что же его может ждать под вторым сидением. Развернулся, переставил лампу и совсем уже радостно напевая: "Корабли лежат разбиты, Сундуки стоят раскрыты, Изумруды и рубины осыпаются дождём", принялся ломать другой замок. То ли воодушевление придало ему сил, то ли замок здесь был хлипче, но сиденье оторвалась от основания после первого же рывка. "Если хочешь быть богатым, Если хочешь быть счастливым", мурлыкал Бока, доставая из ящика плотный мешок, "Становись пиратом, мальчик, Будешь пить кровавый ром". Однако вытряхнув из мешка всё его содержимое, он перестал петь. Монет и бриллиантов здесь не было. Вместо этого Бока стал обладателем неких странных вещей, предназначение которых он с первого взгляда даже не понял. Впрочем и со второго тоже. Здесь было что-то вроде сумки с лямками, скатанная в узкий рулон ткань, некая тонкая гладкая пластина, черная планка с двумя откидывающимися концами, отдаленно напоминающая очки, пара коробок, какой-то цилиндр с блестящей крышкой, две спаянные трубки со стеклышками на торцах. Он трогал и перекладывал предметы, озадаченно пытаясь понять что всё это значит. Но потом, решив, что разъяснит этот вопрос позже, убрал всё обратно в мешок, прихватил две тяжелых сумки с золотом и выбрался из кареты. Он поднялся в свою комнату на третьем этаже особняка, упрятал свою добычу в тайник за стенкой шкафа, вышел в коридор, запер дверь комнаты на ключ и поспешил в кабинет герцога.
Томас Халид сидел за письменным столом и водрузив на нос узкие очки для чтения, изучал какие-то бумаги.
Войдя в кабинет, Бока приблизился к трупу судьи и тщательно обыскал его. Всё найденное он отнес герцогу и разложил на столе. Верховный претор быстро оглядел разложенные предметы: два кошеля с серебряными монетами, связка небольших ключей, судейский перстень с рубином, часы с цепочкой, маленькая записная книжка и некая трубочка с заостренным наконечником. Герцог взял трубочку и повертел перед глазами.