Девочка и пёс

137.

Карета подъехала к центральному входу огромного трехэтажного каменного дома. Уже свечерело и многие окна, большие и застекленные, были ярко освещены. Первым из экипажа вышел Бока, затем Элен. Девочка испытывала сильный мандраж. У неё ощутимо тряслись ладони и в коленках сквозила неприятная слабость. Приехавших встречали трое мужчин в круглых шляпах, темных костюмах и вооруженных мечами и дубинками. Немного в стороне, за широкими перилами мраморной лестницы, застыли три тощих фигуры авров. В наступающих сумерках Элен взволновано оглядывала всех этих незнакомцев. Её маленькое сердце тревожно билось, полное дурных предчувствий. Она и сама не знала чего именно, но страх уже не отпускал её ни на секунду. Её взгляд испуганно застыл на ящерообразных гуманоидах. Их внешний облик, её, ребёнка из Звездного Содружества, нисколько не напрягал, но само присутствие обескураживало: "Зачем они здесь?". К ней подошел Мастон Лург и увидев его, девочка почувствовала странное облегчение. Он оставался еще чем-то привычным и знакомым в этом чужом окружении.

– Идите за мной, – сказал Бока.

Судья про себя отметил что никаких лакеев возле парадных дверей уже не было и створки распахивали хмурые стражники в круглых шляпах.

Поднимаясь за Бокой по лестнице, Элен оглянулась и посмотрела на Галкута. "В последний раз", почему-то подумалось ей. Он мрачно смотрел на уходящих людей. Его обезображенное худое лицо казалось еще более угрюмым чем обычно. Но поймав взгляд девочки, он чуть улыбнулся, словно пытался её ободрить. И Элен не зная почему, улыбнулась в ответ. Ей стало грустно и тоскливо. Она, Бока и судья вошли в дом и двери за ними закрылись. В огромном холле кроме них никого не было. По лестнице, с ковром и сверкающей балюстрадой, они в полном молчании поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору и остановились возле высокой двери. Элен изо всех сил пыталась унять дрожь. Эти огромные гулкие безлюдные помещения, с тяжелыми шторами на окнах, трепещущим светом ламп, каменными изваяниями в темных нишах подавляли её, угнетали, заставляли её чувствовать себя еще более маленькой и беззащитной чем она есть.

– Ждите здесь, – сказал Бока, с некоторым трудом приоткрыл дверь и исчез внутри.

Судья и девочка остались одни в пустом коридоре.

Мастон Лург переживал странную смесь эмоций. Вроде бы и облегчение от того что вот-вот всё закончится и вместе с тем сожаление, даже какое-то смутное раскаянье. А еще волнение, совершенно непонятное волнение от мысли что он вероятно видит девочку в последний раз и вскоре они расстанутся навсегда. Не понимая что он хочет сказать, он подошел к ребенку:

– Элен, послушай…, – он не знал что говорить дальше, но остро чувствовал что обязательно надо что-то сказать, как-то попрощаться с этой удивительной девочкой.

Элен глядела на него внимательно и серьезно и от этого судье было еще больше не по себе.

– Скорей всего это последний раз, когда мы можем поговорить и возможно мы больше никогда не увидимся…, – судья снова смолк, с каким-то страхом ожидая от ребенка какого-нибудь язвительного замечания. Но девочка молчала и продолжала смотреть на него. – Я прекрасно понимаю, что для тебя я настоящий монстр, и ни в коем случае не собираюсь пытаться убедить тебя что это не так. Я только хочу сказать… , – но он не знал что хочет сказать, он хотел как-то выразить то глубокое переживание что охватило его, хотел дать понять этой вздорной девчонке, что она для него не просто товар, что она давно стала для него чем-то большим, человеком о расставании с которым он действительно по-настоящему сожалеет. На мгновение ему стало стыдно за весь этот слюнявый мелодраматизм, взрослый мужик и стоит тут кривляется перед несмышлёной малявкой. Но и этот стыд нисколько не смог урезонить то светлое томительное чувство, что наполняло его сердце. – Я только хочу сказать…, – "плевать как это прозвучит", решил он, – что если мне всё же доведется в этой жизни иметь ребенка, я очень хочу чтобы он хотя бы отчасти походил на тебя. – И снова ему стало стыдно за свое откровение и он поспешил добавить более сурово. – И пожалуйста помни, что я не единственный монстр на этой земле, будь очень осторожна. Это очень хорошо что ты видишь людей насквозь, но даже этого иногда недостаточно, чтобы уберечься от них. – Ему очень хотелось пожелать ей напоследок счастья, но это прозвучало бы совсем уж нелепо и двулично: сам отдал её практически в вечное рабство властному герцогу, а теперь желает счастья. И он промолчал.

Элен собралась с духом и ответила:

– Я не держу на вас зла, честно-честно. Возможно вас действительно оправдывает то что из всех дорог которые мы выбираем, мы всегда выбираем свою. И согласно своей внутренней природе, слепленной обстоятельствами всей вашей жизни и судьбы вы просто не могли поступить по-другому. Но как бы там ни было, вы совершили большую ошибку, господин инрэ. И мне и правда жаль, что вы не смогли от неё удержаться. – Она вдруг подошла ближе и отчетливо проговорила: – "Ослепленный предчувствием большого счастья, я готов был потерять всё. И потерял."

Мастон Лург похолодел.

– Откуда ты…, – потрясенно начал он.

– Вы записали это на полях вашей любимой книги. Наверно это сказал Эри Ярон и наверно о себе. Но почему-то вы захотели это запомнить.

Мастон Лург молчал.

Появился Бока и приказал Элен идти с ним, а судье ждать здесь. Девочка направилась к огромной двери, но на пороге обернулась и сказала:

– Прощайте, господин инрэ.

– Прощай, Элен, – ответил тот.

Сердце девочки взволнованно забилось, она приготовилась увидеть герцога. Но за дверью никого не было. Она очутилась в очень длинной комнате, занятой высоченными стеллажами, все сплошь уставленные книгами. После показавшегося ей немного странным разговора с судьей, она почему-то чуть-чуть успокоилась. Она решила, что ей удалось убедить судью в том что он совершил ошибку, похитив её, и это доставило ей маленькое удовлетворение. А сейчас, при виде всех этих бумажных книг, которые до Каунамы она встречала разве что только в кино и музеях, она приободрилась еще больше. Ей представлялось что человек прочитавший столько книг, ну или хотя бы приложивший усилия чтобы собрать их все у себя дома, не может быть совсем уж законченным чудовищем и садистом. Это было весьма наивное умозаключение, но всё же оно как-то поддержало её. И тем не менее, когда Бока подвел её к еще одной двери, между стеллажами, стоявшими уже непосредственно у стены, Элен снова ощутила страх. И в который раз сжала в кармане куртки вакуумную упаковку "санитра". Этот безумно сложный, высокотехнологичный предмет, явившийся на эту планету из одной с ней реальности, теперь словно был её товарищем и помогал ей не забыть что где-то за этим массивным домом, за этим страшным городом, за этой варварской страной и дикой планетой есть совершенно другой мир, громадный, необъятный, полный пылающих звезд и замечательных людей, где разум уже достиг торжества человечности и научился творить чудеса подобные санитру и Киту. И она вовсе не одна против судьи, Боки, герцога и всей этой Каунамы. За её маленькой спиной и узкими плечиками стоит всё Звездное Содружество со всеми своими бездонными знаниями, необозримой мощью и неисчерпаемой волей к человеколюбию.

Она вошла в кабинет герцога и дверь за ней закрылась. Бока остался снаружи, в библиотеке.

Девочка сделал несколько шагов и остановилась. Кабинет был громаден и даже отчасти величествен. Паркетный, словно бы глянцевый, пол с геометрическими узорами, большой, могучий мраморный камин, в который девочка могла бы войти не наклонив головы, высокие стены, обшитые лакированными деревянными панелями, широченная, будто парившая в вышине, невероятно изукрашенная металлическая люстра с доброй сотней свечей, просторный, массивный овальный стол с белой окантовкой, изогнутыми изящными ножками и гладкой каменной столешницей, на которой был изображен светлый, пасторальный пейзаж, вид с холмов на некую тихую гавань с лодочками и большим парусником, стрельчатые, устремленные ввысь окна, в обрамлении роскошных расшитых вязью портьер, всё это в один момент навалилось на Элен. Вся эта безапелляционная, демонстративная, вызывающая, громоздкая роскошь, созданная ради одного единственного человека, удивили и обескуражили её.

Портьеры на окнах были раздвинуты и сквозь чистое стекло в комнату лился мягкий, алеющий, уже гаснущий свет вечерней звезды. Возле центрального окна стоял человек и неотрывно глядел на девочку. И Элен, несмотря на все страхи, тревоги и переживания с нестерпимым любопытством уставилась на него. Он был худощав, немного выше среднего роста, с чуть вытянутым, сужающимся от высокого, широкого лба к маленькому подбородку, лицом, на котором внимание в первую очередь на себя обращали небольшие, но весьма выразительные, темные почти до черноты, глубоко посаженные глаза. Глядели они холодно и пронзительно, но в целом приятные, правильные черты его ухоженного, чистого лица немного сглаживали цепкость и жесткость этого взгляда. Томас Халид был гладко выбрит за исключением аккуратной тонкой полоски усиков, которые девочка сочла омерзительными. Его длинные, волнистые, темные волосы, тщательно расчесанные и уложенные, красиво и продуманно обрамляли худое лицо. Черный, приталенный камзол, украшенный тончайшими, сложными узорами из серебряных нитей и с не больше не меньше как алмазными пуговицами и с такими же тремя запонками на каждый манжет, безукоризненно лежал по фигуре. На указательном пальце правой руки пламенел перстень с большим рубином, на груди сверкала булавка с огромным чистейшим бриллиантом.

Элен с волнением изучала ауру мужчины. Каких-либо пугающих расползающихся черных блямб и извивающихся багровых жгутов кровожадности, извращенного сознания, садистских наклонностей, безумствующей злобы и т.п. она не увидела. Но всё же в целом фон ауры был затемнен и издерган. Этот человек определенно не знал покоя и уже не умел получать удовольствие от простых удач бытия, радуясь доброму здравию и солнечному деньку, он мучил и себя и других, увлеченный какими-то запредельными устремлениями. Элен видела холодные, словно кристаллические образования жестокосердия и равнодушия, темно-красные, беспокойно шевелящиеся червячки многочисленных сомнений и безостановочно пульсирующие пятна неуёмных желаний. В этой ауре совсем не было тепла, в ней звучало напряжение и хищность.

Герцог не понравился девочке и ей стало очень неуютно и тревожно.

В его ауре она также увидела две темных четких кляксы, пронизанных желтоватыми и красными прожилками, кляксы слегка шевелились. Одна располагалась в области сердца, другая возле левого запястья. Элен знала что это признаки какой-то болезни или повреждения, но мало в этом разбиралась. На Макоре ей практически не доводилось встречать людей с недугами и о болезнях она знала в основном только из кино и уроков биологии. А потому и не имел большого опыта диагностирования хворей по ауре, хотя некоторые недомогания уже умела определять. Впрочем, информация о том что у герцога есть какие-то проблемы со здоровьем не вызвала у Элен никакого сочувствия и она равнодушно пропустила её мимо своего внимания.

Верховный претор отошел от окна, взял один из стоявших вкруг овального стола мягких стульев, передвинул его на свободное пространство между столом и окнами и аккуратно, сохраняя спину прямой, с достоинством присел на него.

– Подойди ближе, – приказал он.

Голос у него был ровный, с вполне приятной глубиной и звучностью.

Элен подошла и остановилась метрах в трех от сидящего мужчины. Она не смела поднять глаза, всем своим естеством чувствуя как пристально и цепко её разглядывают.