Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной
Шрифт:
— Оставь. Дай насладиться.
— Чем?
— Тоской. По несбывшемуся. Нажми вон там.
— Здесь?
— Ага.
— Что это?
— Музыка для тех, кто решил совершить самоубийство.
Полина останавливает, достает диск. Читает.
— Надо же. То-то хочется по венам полоснуть.
— В Японии есть обычай совместного самоубийства. Любовников.
— Зачем?
— Например, если родители против. Или порочная связь получила огласку.
— Кончать с собой из-за такой ерунды? Mukatsuku! Плевать-то на родителей. И вообще — на
— В этом-то и проблема. Нет повода. Нет оправдания. Свобода лишила оправдания жить.
— Я знаю, что у тебя, Rezurareru.
— Вот как?
— Горе от ума. Enfie o dedo no cu e rasgue! Огромное такое горе от огромнейшего такого умища. Перетрахайся хоть со всеми, но мозгов не proyebat\.
— Завидую тебе.
— Не надо. Лучше иди ко мне, puta que pariu. Утешу. Приласкаю. Мне сейчас сорок. Нет — пятьдесят. А ты просто ребенок.
— Иду. Прямо здесь?
— А можно я ее выключу? А то вправду откинуться хочется. VТ fuder tua bunda e fazer vocЙ beber meu gozo tua puta.
Пустота наполняется телом. Хоть что-то лучше, чем ничего. Дитя лижется как щенок. Пугливый щенок. Потерянный щенок.
«Ты вгонишь нас в гроб!»
«Развратная сучка!»
«Это все ты виноват!»
«Какой позор!»
«Ты знаешь как это называется?!»
«Я тебе устрою экскурсию по приютам для дебилов! Посмотришь — что тебе предстоит родить!»
«Я…»
«Не смей вообще говорить это слово! Ты — ничто!»
«А этот-то… Этот…»
«Да брось причитать! Сучка не захочет — кобель не вскочит!»
«Я ее сама выскоблю. Ложкой!»
Постылая заевшая пластинка. Пиршество для психоаналитика. Ну, господа, все очевидно. Комплекс Электры вкупе с травматическими переживаниями детства, не считая чувства вины перед неродившимся ребенком, а так же особенности конституции, включая переразвитый клитор. Похотник — вот в чем вся проблема.
Как просто. Родители жизнь подарили, родители жизнь и сломали. Словно жизнь можно подарить и сломать.
59. Гроссмейстер
— Беру пешку, — предупреждает гроссмейстер.
Деланно вздыхаю, стягиваю второй чулок. Если он и вправду гроссмейстер, то спасение — в форе. Пара чулок, трусики, маечка, юбка, блузка, бантик, серьги и цепочка. Туфли уже не в счет — расплата за пешку и слона. Итого — через одиннадцать взятых фигур наступит полное обнажение.
— В случае мата проигравший снимает все, — заявляет партнер.
— Моя очередь, — пешка вместе с носками — долой. Потираю ладошки. Гроссмейстер слегка озадачен.
— Чай по-адмиральски! — провозглашает он, шлепает босиком, приносит на подносе стаканы, пузатый чайник и бутылку. Разливает, добавляем по ложечке коньяка, размешиваем, по ложечке выпиваем.
— Предупреждаю, — предупреждаю, — в пьяном виде сносит крышу.
— Можешь и изнасиловать?
— Хуже. Могу и не дать.
Склоняется к доске. Щурится. Точно великан в Блефуско разыскивает ниточку прохода сквозь неприступные
для лилипутов скалы.Ложечку коньяка, ложечку чая. Адмиралы — тонкие извращенцы.
— Не думай — ходи. Это же не чемпионат мира, — задираю блузку и топик, трясу бубенчиками. Ноль. Глубокое погружение.
— Машины убили суть шахмат, — объявляет и на коне взламывает левый фланг. Пара ходов и придется лишиться трусиков. — Они думают, что все дело в расчетах.
— Разве не так? — коварствую. Странно, но азартно. Точно школьница с парнем села поиграть в бутылочку. Отдавать невинность не то, чтобы не хочется, но желательно создать самцу макисмальные препоны для спаривания. Все бабы — суки.
Почесывает бородку. Принимает на грудь пару ложек.
— Знаешь, кто очень хорошо играет в шахматы?
— Ты?
— Коряки. Лови.
— Какие такие коряги? — смотрю на жертвенную пешку, которой уже не суждено стать ферзем. Приподнимаюсь, стаскиваю трусики, аккуратно расправляю и выкладываю рядом с доской. Психологическая атака.
— Коряки. Чукчи. Эскимосы. Коренное население севера. Какие маленькие, — тычет в бельишко.
Машу краем юбки:
— Жарковато. А что им еще делать полярной ночью? Вот и набивают руку. Играют с подружками на раздевание.
— Не в этом дело. У них нестандартное мышление. Однажды я играл с ихним шаманом…
— Проиграл?
Укоризнено смотрит и качает головой.
— Извини. Виновата.
Бутылка опорожняется, градус в стаканах повышается.
— Расчет всегда губит искусство. И спорт. Здесь — допинги, там — «проЭкты».
Сентенция помогает — гроссмейстер освобождается от галстука. Или ему тоже жарко?
— Стоит собраться двум интелигентам — хоть для выпивки, хоть для ебли — как страдать начинает современное искусство.
— Когда я слышу слово «культура»…
— Геббельс.
— Маринетти.
— Вам тоже можно выставить счетик…
— Нам? Больше не пей. Групповухи все равно не получится.
— Вам, философам. Беспрестанное коловращение в оскомине концептов. Демократия, тоталитаризм, гомосексуализм.
— А здесь подробнее.
— Изволь. Вот только снять чего-нибудь не забудь.
Получаю слона и избавляюсь от цепочки.
— Любите вы женщины мухлевать, — смотрит неодобрительно. — А в пупке у тебя ничего такого не припрятано?
— Припрятано. Но пониже.
— А смысл?
— Если просверлить башку в определенном месте и вставить туда серебряное кольцо, то будешь постоянно испытывать эйфорию. Металл раздражает участок мозга, изменяется циркуляция крови — и вот результат.
— У женщин там помещается мозг? Я был лучшего мнения.
— Не язви.
— Извини.
— Лови и снимай рубашку.
Смотрит на пешку.
— Так вот, — сменяю гнев на милость от вида нагого мужского торса, — там, если тебе интересно, колечко трется о клитор. Сто метров хотьбы заменяет одну феллацию. А если по утрам бегать, то мужики вообще ни к чему.