Девочка, которую нельзя

Во всей этой кутерьме я то и дело искала взглядом незримо присутствующего на периферии Гордеева, но, когда наши взгляды неожиданно встречались — тут же отводила глаза и не показывала ни усталости, ни тайной радости от того, что он тоже на меня поглядывает. Он просто был рядом, и это успокаивало.

Из клуба мы уехали задолго до рассвета. В машине вдруг оказалось, что Коломоец поддатый, но вовсе не пьяный, хотя в клубе мне казалось, что он прям готов. Они с Игнатом даже обсудили планы на завтра — коротко, понимая друг друга буквально с полуслова. Я из этих недоразговоров поняла только, что спим до обеда, а потом всё начинается сначала, включая и предстоящий ночной досуг.

Когда разговоры затихли, и Игнат, сосредоточившись на дороге, включил радио, Сергей двинулся ко мне, накрыл коленку ладонью:

— Устала?

Я кивнула и, отодвинувшись от него подальше и устроившись в углу между спинкой сиденья и дверью, сделала вид, что засыпаю. Правда, теперь я не видела в зеркале заднего вида Гордеева, но зато и Сергей, немного помедлив, всё-таки вернулся на своё место.

В лифте все тоже молчали, и я снова делала вид, что сплю на ходу. Но очутившись в номере, заметалась. На столике, словно на что-то намекая, по-прежнему стояла бутылка вина и бокалы…

А что, если и правда нанести Гордееву ответный визит? Просто вежливость. Просто поблагодарить за помощь и извиниться за дерзость?

Но стоило только подумать об этом, как сердце начинало выпрыгивать. Он ведь может понять неверно. И один раз он уже замял мою случайную дурость, сделав вид что не было никакого поцелуя, а теперь это будет очевидная назойливость. Я ведь, и сама терпеть не могла идиоток без ума и гордости. Нет уж, лучше обойтись без благодарностей, чем потом не сметь поднять на него глаза от стыда. Нам ведь ещё целых три недели вместе работать.

Всего три.

Несмотря на накопившуюся усталость, спать до обеда мне не дало чувство долга — Верка ждала помощи. Уже в восемь я была на ногах, а в половине девятого стояла в холле. Немного смущало, что Гордеев может ещё спать, но у меня-то времени было в обрез, поэтому и рискнула.

— Да! — тут же крикнул в ответ на моё робкое постукивание Игнат.

Я вошла и застыла на пороге гостиной — одетый в одни только спортивные штаны и босой, Игнат шумно пыхтел от натуги, выжимая над головой гирю, опуская её, перекидывая в другую руку и повторяя так раз за разом, без остановки.

Это было чертовски красиво! А ведь я на него даже не смотрела — как отвела взгляд в первое же мгновение, так и стояла теперь, не смея шелохнуться. Но всё равно чувствовала его сумасшедшее, на грани возможного напряжение. С каждым разом его движения становились всё медленнее, из груди теперь уже вырываться натужный рык, но он всё жал и жал… И наконец, опустив гирю и часто дыша, упёрся руками в колени.

— Я, наверное, попозже зайду, — зачарованно промямлила я.

— Погоди…

Мощно выдохнул и выпрямился. Я не удержалась, всё-таки скользнула по нему взглядом: залитое потом, всё ещё пунцовое от усилий лицо, крепкий, не глупо раскачанный для картинки, но скульптурный, полный неподдельной силы торс. Ходящая ходуном широкая грудь и напряжённо поджатый на выдохах рельефный, с полным набором «кубиков» живот. Влажно закурчавившаяся, убегающая под низко спущенную резинку штанов дорожка волос от пупка и выпуклая паховая венка… Поняла вдруг, что пялюсь. Вспыхнув, попятилась.

— Нет, я, лучше, позже!

— Да стой, ты! — прикрикнул вслед Игнат. — Дуй, давай, вниз, в ресторан. Я сейчас обмоюсь и тоже подойду. Позавтракаем и сразу поедем, времени в обрез будет.

— В смысле… Куда поедем?

— Подружку твою спасать, куда ещё. Или ты передумала?

Будь моя воля, я бы на шею ему кинулась! Но в реале только ещё больше смутилась и, угукнув, побежала выполнять.

После завтрака мы действительно сразу уехали. Игнат был одет свободно, по-спортивному, и это само по себе создавало неожиданно лёгкое настроение: вроде того, как на каникулах в школу заходишь — а там учителя на расслабоне «по гражданке» ходят. А если учесть мою дикую радость от того, что я наконец-то сделала то, что обещала Верке — то мне и вовсе казалось, что я слегка пьяная. Пёрла эйфория. Хотелось болтать, шутить, и даже кокетничать. Но я честно держала себя в руках и просто молчала, глядя в окно.

Перед глазами упорно стояла картина: Игнат ест стейк. Со смаком и огромным аппетитом, уверенно орудуя ножом и вилкой. В то время, как я ковыряла свои сырнички с джемом и, украдкой наблюдая за его руками и выражением абсолютного кайфа на лице, понимала, что это уже ненормально. Ну не может так торкать вид мужика, пожирающего мясо! Но он торкал. До кома в горле и томления внизу живота. Мужчина, который знает чего хочет и, уверенно получая это, не скрывает удовольствия… Может, я, конечно, озабоченная идиотка — но разве это не сексуально?

В таких мыслях добралась наконец до города. К отделению полиции подходила с замирающим сердцем, ничего вокруг не видя и не слыша от волнения. Но вот Ларису засекла безошибочно, даже несмотря на то, что сегодня она была без своей алой помады и яркого макияжа, и это поразительно меняло её лицо, делая его практически неузнаваемым. Зато собеседник её был всё таким же — рыжеватым, низкорослым и настолько никаким, что я бы его точно никогда не запомнила, если бы он не был тем самым мужиком, который следил за мной после заварушки с Гордеевым.

Замедлила шаг… Но, опомнившись, поспешила укрыться за рекламной тумбой. И, наблюдая оттуда за ничего не подозревающей парочкой, всё больше убеждалась, что они хорошо знакомы и видятся явно не впервые. А ещё, только теперь, имея возможность как следует рассмотреть, я поняла, наконец, кого мне с самого начала напомнил этот мужик — того типа на остановке, который спрашивал, не пробегал ли здесь большой и бритый… Гордеев. И который, судя по всему, стрелял в нас пару минут спустя. И чем больше я на него сейчас смотрела, тем больше убеждалась — он не просто напоминает. Это он и есть! Он стрелял в Игната, он следил за мной потом. И вот теперь он мирно беседует с Лариской.

А она, между тем, затоптав окурок, опустила на глаза тёмные очки. Мужик ещё что-то сказал, она кивнула, и они разошлись в разные стороны.

Я проводила взглядом её затянутую джинсиками, обидно притягательную задницу. Ну и что теперь? В груди клокотало, и, если честно, это было злорадство. Меня так им захлестнуло! От предвкушения того, как выложу Гордееву увиденное аж под коленками зачесалось!

В этом нетерпении я и заявилась в Отделение. Там спросила кого нужно, мне сказали куда пройти. Я прошла, подождала минут двадцать… А когда пришёл совсем не тот человек — растерялась. Он же, открывая передо мной дверь кабинета, одобряюще кивнул:

— Проходите.

— Я… Извините, тут какая-то ошибка, мне именно Васильев нужен!

— Проходите! — тоном, не терпящим возражений, рявкнул он, и я обречённо вошла.

— Нет, всё-таки вы меня не так поняли! — обмирая от дурного предчувствия, внутренне заметалась я. — Мне по личному вопросу. Прям совсем по личному, это не имеет отношения к полиции.

— Васильев загремел в больницу, сейчас я за него. Абсолютно по всем, — мужчина многозначительно дёрнул бровями, — вопросам.