Девочка шейха

Порезы не долго занимали его внимание, а моя грудь с чувствительными сосками гораздо интереснее. Поэтому положил ладонь на одну и слегка сдавил, как свою собственность. После чего получив во владение мою грудь, большим пальцем аккуратно повел вокруг соска, вынуждая меня задержать дыхание пока не наиграется. Но он не наигрался быстро. Наоборот продолжил дразнить чувствительный сосок и время от времени задевать его подушечкой большого пальца… Каждый раз от прикосновений к груди лава неслась по венам и меня передергивало под ненавистным взглядом Артура. И стоять ровно, когла дразнят грудь, я не смогла, а неуклюже переступала с ноги на ногу.

Артур рванул меня за талию, вынуждая встать на цыпочки и плотно прижаться голыми сосками к его груди. Почувствовать его гладкую кожу. Но я все равно из последних сил увела бедра назад, и ладонями уперлась в сильные плечи, чтобы поменьше контактировать обнаженными телом. Его тело оказалось горячим, заженным внутренним огнем.

Почувствовав мое не желание оказаться в объятиях, Артур положил ладони мне на поясницу и забрался под резинку штанов. Двумя ладонями крепко ухватил за ягодицы и сжал с силой, а после грубо толкнул мои бедра на себя, заставив удариться об него. Моё дыхание выбило при столкновении наших тел и в особенности от ощущения члена рядом с животом.

Крепкие руки приподняли мои ягодицы, а наглые пальцы тут же направились ниже и глубже, при этом неизменно трогали мои ягодицы и уже начали их раздвигать, чтобы коснуться нежной плоти. Дерзкие пальцы почти добрались до цели, на что я заерзала в знак протеста. Вновь передвинулась с ноги на ногу, не давая добраться до себя и до того, чего принц желал. Не хотела давать себя там трогать. Больше никогда. Но в результате сопротивлением лишь еще больше животом и лобком потерлась об его член, а его пальцам и вовсе удалось скользнуть между ягодиц и коснуться моего тепла и нежной плоти. На что Артур тихо проговорил на ухо:

— Хороша, сууучка! Только где сегодня дерзкий язычок? Я как будто трогаю бревно.

Ты и будешь трогать бревно. Скучное и унылое!

Я вырвалась как будто меня наотмашь несколько раз больно ударили по щекам и отшатнулась. Попятилась назад на выход из палатки, одновременно поглядела на принца со жгучей ненавистью. Должно быть рассекретила себя, но мысленно собралась и отвела взгляд в сторону, вынуждая собственное лицо расслабиться и не искривляться от эмоций.

— Будут еще какие-то указания? Простите, но у меня нет сил долго бодрствовать…

Но Артур отмахнулся от намека и продолжил напирать телом, делать шаги в мою сторону, чем меня заставлял отступать. Ему не нравились мои очевидные попытки избежать близости:

— Когда последний раз ты спала с Рафаэлем? Или с кем-то другим? Мне не хочется гадать от меня ли ты беременна или нет.

Всего двумя вопросами ему удалось окончательно втоптать меня в грязь, оскорбить и забить насмерть ногами мою гордость. Для него я вечная потаскуха, которая не гнушается воспользоваться своим телом для достижения результата. Может быть я действительно падшая женщина, но никто не смеет меня называть потаскухой, кроме меня самой.

— Последний секс был в ночь перед свадьбой, мой господин! — твердо и четко ответила. Не дрогнула, солгав в лицо мужчине. Каждый гость в день свадьбы обсуждал, как невеста ночевала в комнате жениха и в особенности наше милое отсутствие выдержки до брачной ночи.

В момент глаза принца налились черной тьмой. Радужка стала тёмной, как дьявольский черный огонь, грозивший убить всё живое на расстоянии метра… Как же посмели тронуть его собственность — женщину с клеймом раба на лбу? Наверное, был уверен, что Рафаэль не тронет меня до брачной ночи. А уж к брачной ночи Бонифаций подготовился и вернул забаву.

— Сука! — прокомментировал с удивительным спокойствием и холодностью. Но от этого равнодушного голоса и тихого оскорбления холод побежал по коже и заставил меня развернуться и предпринять попытку к бегству. Возможно глупую и не осуществимую, но мне необходимо было действовать. Внутри кипели эмоции и им нужен был выход. Прежде чем коснулась полога палатки, Артур схватил мою протяную руку и за неё развернул к себе лицом, тихо вопрошая, как у душевнобольной, на которую опасно повышать голос.

— Кто тебе давал разрешение выходить замуж? Кто разрешал отдаваться другому? Я разве разрешал? Или ты забыла, что твоя плоть и душа принадлежат мне!? — на последнем вопросе приблизился ко мне на расстояние в пару сантиметров и посмотрел строго в глаза, передавая чистую ненависть.

Мужское тело напряглось. Стало каменным, жестким. Мышцы и огромные вздутые вены обозначились под твердой кожей и едва не рвали ее на части. Ощущение, что тело Бонифация не выдержит внутренней мощи и разорвётся.

Но я не смогла себя остановить и замолчать, поэтому проигнорировала состояние принца. Мне было слишком плохо внутри и требовалось хоть немного вылить из себя гнев.

— Простите, мой господин, за то, что смею поправлять, но вы ошибаетесь. Я не сука, а потаскуха, как вы верно назвали меня в брачную ночь и отымели до потери сознания. Но если прикажете, то я буду той, кем вы пожелаете меня видеть. Могу быть и су…

Я задохнулась, глаза налились кровью и казалось лопнут от давления, когда вокруг шеи обвилась рука и крепко сжала, не давая дышать. Перед глазами тут же поплыла мутная дымка. Я безуспешно открыла рот в попытке хлебнуть воздуха, но сколько бы не старалась — не удавалось. Перед глазами постепенно темнело, мерцали точки- блёстки, неизвестные полосы-зигзаги искажали поле видимости. Где-то сверху надо мной показалось искореженное ненавистью злое лицо Бонифация.

Убьет. Теперь была уверенна, что убьет. Задушит одной рукой. Но не страшно. Разве потаскухе, потерявшей всёёё страшно умирать?

Вскоре ноги потяжелели и едва держали. Стоять стало невмоготу, но рука Артура крепко держала и не давала упасть или убежать. Еще бы пару секунд и непременно лишилась бы чувств, но вместо этого почувствовала относительную свободу. Шея перестала гореть и мне удалось сделать один громкий вдох прежде чем я была схвачена в объятие крепкими руками.

Грубык губы с плотским звериным голодом набросились на меня.

Будто произошел щёлк в мужчине и вся жажда крови и убийства превратилось в жгучее желание держать меня в чудовищно-сильном объятии, а языком — жалить мои губы. Кости хрустнули от силы рук мужчины, а губы закололо от ненавистного глубокого поцелуя. Чтобы удержаться на ногах, пришлось крепко вцепиться в его плечи. А чтобы вернуть утерянное после удушья дыхание, пришлось раскрыть губы, чем Артур умело воспользовался и засунул язык глубоко мне в рот. От поцелуя воздуха в груди становилось всё меньше и меньше.