Девочка. Книга вторая

Эльза вновь отрицательно покачала головой, а я опустила глаза и, усмиряя боль, острой иголкой вонзившейся глубоко в сердце, постепенно начала осознавать смысл произнесенного ею. Сказать, что я не предполагала этот вариант событий, значит соврать себе. Где-то на краю сознания я знала, что подобное могло иметь место, особенно, когда на связь вышел Друг.

— Чиркнуло конечно, — продолжила Эльза, — но, слава Богу, только мягкие ткани… потеря сознания, сотрясение мозга, но все обошлось.

— Все обошлось… — вновь эхом повторила я и попыталась усмирить дрожь, взывая к разуму и логике.

Меня настолько захлестнули эмоции, что я забыла о главном, — меня бы не выпустили с базы до тех пор, пока опасность не будет устранена. Я сделала неверные выводы — мне позволили покинуть базу не потому, что Ричард проснулся и хотел меня видеть, — просто пришло время.

— Значит, я уезжаю с базы, потому что опасность миновала… — скорее не спросила, а подтвердила я свои выводы.

— Да, именно так, — кивнула Эльза, и я спрятала лицо в ладонях, чтобы никто не видел, что со мной сейчас происходило. Во мне бушевало столько противоречивых эмоций, что спроси у меня, что я сейчас чувствую — радость или гнев — я бы не смогла ответить. Без сомнений, я была счастлива, что Ричард здоров, его жизни ничего не угрожает, ранение оказалось легким, и все это время он находился в добром здравии, а не под капельницами и аппаратами искусственного жизнеобеспечения в коме. Это было моим счастьем, искренним и абсолютным, это было даром Божьим. Но меня душила обида, что я оставалась в неведении все это время. В течение месяца каждое утро я просыпалась с тревогой и мыслями о том, есть ли улучшение в состоянии Ричарда, каждый день я встречала Эльзу с замиранием сердца, ожидая, что сегодня мне принесут ужасную новость о его смерти, каждую ночь я вымаливала у Бога не забирать Ричарда во тьму. Мне было больно, очень больно, что Эльза утаила от меня правду. Я могла это ожидать от Барретта, потому что он всегда был жестким, порой жестоким, делал только то, что считал нужным, и жил по своим законам; я могла ожидать это от Лата, который был бесконечно предан Барретту; я даже ожидала это от Макса и доктора Митчелла, и все же я не ожидала подобное от Эльзы. Я сглотнула ком, но слезы несмотря на мой запрет потекли по щекам, и я отвернулась.

— Значит мое послание и iPod… все было впустую… — прошептала я, вспоминая, сколько любви и сил я вложила в это сообщение, только чтобы Ричард слышал мой голос и просыпался.

— Нет, не впустую. Барретт забрал плеер.

— Зачем он ему… — с нервным смешком ответила я, в сердцах пожав плечами.

— Лили, послушай меня, — прозвучал серьезный голос Эльзы, и я почувствовала, как она погладила мои волосы. Нахмурившись, я отстранилась от ее ладони, но она продолжила: — Я понимаю, что ты в гневе и на него, и на нас всех. Я понимаю, что со стороны мой поступок выглядит жестоким и несправедливым. Но на то были свои причины.

— Это было распоряжение Ричарда… ничего мне не говорить… — скорее уточнила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Да. И я согласна с ним.

— Вы мне не доверяете… — покачала я головой. — Такова цена глупости.

— Я доверяю тебе, — тихо прошептала она и сжала мою ладонь, — просто ты создана совершенно для другого мира, и мне очень жаль, что ты была вовлечена в эту войну.

Я повернулась к ней и, вытерев слезы, спросила:

— А с дочерью… вы бы поступили точно так же?

— Да, — уверенно ответила Эльза, не сводя с меня взгляда. — Будь ты моей дочерью, я бы поступила так же. Я опасалась, что ты бы… ты бы невольно взглядом или мимолетной улыбкой, жестом или мимикой, могла показать всем окружающим, что Ричард в порядке, и нарушить тот ход событий, который был запланирован. Я знаю только одну правду — это была ложь во спасение, я постаралась оградить тебя, как могла, от этих жестоких игр, где ставкой были человеческие жизни и твоя безопасность в первую очередь. Да, я осознавала, что тоже поступаю жестоко, видя, как ты болела душой, но я не имела права рисковать.

Тихо вздохнув, я попыталась смириться с той информацией, которую мне только что сообщили, и мне вспомнились слова Макса в тире: "Доверие здесь ни при чем, — сказал он тогда. — Это принципы работы с информацией в любом серьезном бизнесе. Знают только те, кому это нужно знать для дальнейших действий". Да, Барретт никогда не был склонен к сантиментам и всегда будет придерживаться профессионализма в своей работе, без исключений. Он вел свою войну, и как сказала Эльза, на кон были поставлены человеческие жизни.

Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. Еще со смерти мамы я привыкла скрывать горе, чтобы отцу жилось легче, но получилось бы у меня скрыть счастье? Смогла бы я спрятать тот радостный блеск в глазах и искренне сыграть скорбь? Не знаю. Никто не может определить границы своих истинных возможностей. Но я знаю одно: сейчас я вела себя как обиженный капризный ребенок, которому не дали посмотреть мультфильм. Моя гордыня, эгоизм и честолюбие взяли вверх, затмевая простую истину: любовь не знает местоимение "Я", она лишена амбиций и претензий. Любовь — это умение отдавать, а не брать. Мне следовало думать не о том, как было плохо мне, а о всех тех, кто принимал участие в этой, пусть и частной, войне, защищая меня от опасности.

Я подняла взгляд на Эльзу и, вздохнув, сжала ее руку, а она тут же притянула меня к себе и крепко обняла.

— Спасибо, что ты меня простила… — тихо прошептала она, целуя меня в лоб, — я знала, что ты мудрая девочка и поймешь меня.

— Надеюсь, все прошло по плану?

— Да, предатели найдены.

— Кто-то из своих? — и я затаила дыхание, опасаясь услышать, что люди, которых я считала друзьями, оказались врагами.

— Нет, это не свои, — ответила она с нотками холода в голосе, и я облегченно вздохнула, радуясь, что в близком окружении Ричарда не оказалось предателя.

Внезапно в дверь опять постучали, и я услышала до боли знакомый голос, который негромко произнес: "Мисс Харт, можно?"

Я вскинула глаза, и мои губы расплылись в радушной улыбке — на пороге стоял Дуглас. Он сильно похудел — щеки были впалыми, кожа бледной, но все же выглядел бодро.

— Ох, да, я не сказала, Лат приехал с Дугласом, — выпуская меня из объятий, тут же защебетала Эльза.

— Дуглас, рада вас видеть. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо я себя чувствую! — бодро ответил парень, и мне увиделось в его улыбке что-то личное. Словно он вновь перестал меня воспринимать как объект охраны, и в его обращении на некоторое время появилось дружеское участие.

Неожиданно дверь без стука открылась, и я увидела Лата, в руках которого была большая коробка и пальто кремового цвета.

— Спасибо, — поблагодарила Эльза, принимая у него вещи, и, уже обращаясь ко мне, продолжила, распахивая передо мной уютное кашемировое манто, вероятно стоящее целое состояние.

— Зачем это? — недовольно спросила я. — Можно было и из дома взять.

— Холодно на улице, и ветер ледяной. Сапоги в коробке. Ты правда из машины на улицу практически не будешь выходить, но все же, на парковке сквозняки, — пояснила она и, вероятно, видя мой недовольный вид добавила: — Лили, пожалуйста, не заставляй меня волноваться о твоем здоровье.

Я наморщила нос, но осознавая, что домой бы ко мне никто за теплой курткой не поехал, чтобы избежать ненужных вопросов от подруг, полезла в это кашемировое облако.

Уже стоя у лифта, я обернулась и посмотрела на коридор, в котором гуляла каждый день с Тигром, на отдаленную дверь, назначение которой я так и не узнала, на свою комнату, которая стала мне на время домом и надежным убежищем от опасности и угрозы. Как обычно и бывало в это время дня, практически весь уровень пустовал, и лишь из конференц-зала доносились голоса — база жила своей повседневной жизнью, перелистывая очередной рабочий будень. Я улыбнулась и мысленно попрощалась со всеми жителями этого военного государства, вспоминая каждого его гражданина. Ведь все они стали для меня кем-то большим, чем просто посторонние люди со своими позывными. И веселый Хью-Зет, которые в начале нашего с ним знакомства до смерти меня наспугал диалогом с водителем в машине, и интеллигентный Мэттью-Философ, мечтавший с детства стать летчиком, и шустрый Джино-ДиДжей, который каждый раз, проходя мимо нас, подмигивал Зету, и основательный Рэнделл-Макартур, недовольный бас которого можно было услышать из другого конца коридора, и даже тихий Ник-Удав, молодой невысокий мужчина жилистого телосложения, от холодного взгляда небольших прозрачных глаз которого пробегал мороз по коже, — все они на этот месяц стали моей семьей. С ними я не чувствовала себя так одиноко и изолированно. С ними я была в безопасности.