Девочки-лунатики

— Нет, — помотал головой Миша. — Нам не надо этих клонов группы «Золото» или «Сверкающие». Там ни голосов, ни харизмы, сиськи одни. И тексты на уровне юбочки из плюша. Я предлагаю другое. Три девчонки-оторвы, где-то фрики даже, это самый простой путь.

Вспомнив слова Ларисы, Наташа энергично возразила:

— Не желаю я быть фриком!

— Ничего ты не понимаешь, — с жалостью сказал Миша. — Фрик — это круто. Пусть другие берут красотой, таких вон вагон. Мы возьмем харизмой. Используем твою идею, только колготки будем надевать на головы такие… детские, разноцветные, с пришитыми на место глаз лоскутками. И песни надо писать цепляющие. Не просто ля-ля-ля, любовь-морковь, хочу-не хочу, а проблемные. Например… ну, скажем, про аборты. Тем самым мы подчеркнем, что против абортов. Или против загрязнения окружающей среды. Или против тоталитаризма.

— Кто нас с таким репертуаром пустит в телевизор? — усмехнулась Наташа. — Сам знаешь, что сейчас крутят. Про родину может петь только Газарин или вечно живой Гонзон. Сильно сомневаюсь, что нас пригласят на «Голубой огонек».

— Ничего ты не понимаешь, — рассмеялся Миша, и в его смехе послышались незнакомые истерические нотки. — Наша аудитория — молодежь. А ей плевать на телик давно уже, они все в интернете. А там не нужны деньги, не страшны цензоры. Один клик — и о тебе узнает вся страна, а то и мир. Главное, как себя подать.

Наташа замолчала. От страха в животе вдруг забурлило, заурчало, требовательно, желая выйти наружу. Она сжала коленки и зажмурилась. А Миша, змей-искуситель, продолжал:

— Ты только представь. Три девочки, на головах колготки: красные, голубые, желтые, поют песню о вреде абортов, о том, как затрахало нас правительство, как воруют наши деньги… Да мы через месяц станем известными! А если это подкрепить какой-нибудь веселенькой картинкой…

— Вроде сисек, — встрял Упырь, ухмыляясь.

— А хоть бы и сисек! А что? Все показывали сиськи: и Мадонна, и Милен Фармер, чем мы хуже? Тогда мы за два месяца забьем всех наших звездулек. А, Наташ? Что скажешь?

В животе урчало все сильнее. Спустив гитару на пол, она поднялась и робко спросила:

— А где у вас туалет?

Упырь мотнул подбородком. Наташа стремглав выбежала в прихожую, заперлась в ванной и торопливо включила воду. Миша и Упырь проводили ее взглядом.

— Это ведь то, что я думаю, Мих? — спросил Упырь.

Миша медленно кивнул.

— Хорошая девочка. Смелая, — сказал он.

Упырь оскалился, обнажая нездоровые желтоватые зубы.

— Ага, — серьезно сказал он. — И глупая.

Домик в подмосковном Ашукино оказался совсем маленьким, деревенским, с рассохшимися ставеньками, выкрашенными в голубой цвет, по случаю отсутствия хозяев наглухо закрытыми. Привыкшая к роскоши московской квартиры Лобовых, Наташа удивилась, походила по огородику с засохшими цветами и брошенной в кучу картофельной ботвой, глянула на покосившуюся будку туалета и вздохнула.

Больше полутора часов на электричке до Москвы. И там еще как минимум столько же. Три часа, которые она могла бы провести с Мишей, псу под хвост!

Пока Миша, чертыхаясь, разгребал разбросанные у входа бебехи, вроде старых ведер, черенков от лопат и грабель и разномастных калош, Наташа медленно прогулялась по небольшому участку, стараясь ступать на дорожки между грядками с увядшими побегами овощей. В углу стояло приземистое строение из темных старых шпал, обмазанных желтой глиной, с маленьким окошком и дощатой дверью, закрытой на внушительный замок.

«Наверное, курятник, — подумала Наташа. — Только куры сдохли от голода».

Она подошла ближе, и даже в окошко заглянула, рассчитывая увидеть тушки кур, но внутри не было ничего интересного: железный котел с печкой, скамейка, да пара тазиков. В уголке висело что-то странное: то ли метла, то ли веник.

Заскучав, она отошла в сторону и решительно нырнула в кусты, с виду напоминавшие вишневые, споткнулась о торчащий из земли колышек, зло пнула его ногой и, сдержав рвущееся из груди проклятие, посоветовала себе быть спокойней.

Нет, ей здесь не место!

— Не ожидала, что у вас такой дом, — крикнула она из глубин вишневых зарослей, на которых еще кое-где висели подсохшие ягоды, сухие, сморщенные, словно старушечьи лица.

— Что? — крикнул в ответ Миша, боровшийся с навесным замком. Наташа вернулась на дорожку и подошла ближе.

— Говорю, что этот дом, он… ну, не соответствует вам что ли. Деревенька какая-то глухая, ничего нет. Мне кажется, что вы могли бы рассчитывать на что-то большее.

Замок, наконец, поддался, и красный от натуги Миша, распахнул дверь.

— Уфф… Заходи. Погоди, я пробки вверну. Да будет свет!

Внутри тоже не было ничего особенного. Две комнатки, с немудреной мебелишкой, крохотная кухонька, загроможденная печью, да верандочка, холодная, с тонко дребезжащими от сквозняков стеклами, заваленная стопками отсыревших книг и газет. На полу старые домотканые половики из прошлого века. Наташа такие видела только в детстве, когда ездила в деревню. На стенах — пошловатые натюрморты, с яркими, неестественными цветочками в вазах.

Пока она осматривала дом, Миша открыл ставни, впуская внутрь остатки дневного света.

— Да, не дворец, — капризно сказала Наташа. — Это что, ваш старый дом?

— Что ты, мы никогда тут не жили. Купили, чтобы было, где летом воздухом дышать. Когда торфяники горели, мы только тут и спасались. Помнишь, может быть, лет двадцать назад все поголовно бредили акциями «МММ»?

— Меня тогда на свете не было еще, — рассмеялась Наташа. — Но родители рассказывали. А что?

— Мои тогда подсели на эту заразу, набрали акций вагон. Но им повезло. Мамина подруга работала у Мавроди и вовремя предупредила. Он ведь сотрудникам сам говорил: это игра, главное соскочить. Ну, естественно, все знающие люди вовремя соскочили, в том числе и мои родители. На вырученные деньги купили первую машину, квартиру и вот этот дом. Недвижимость в Подмосковье сама знаешь сколько стоит. Даже двадцать лет назад это было недешево, а сейчас и подавно. Когда-нибудь, за этот дом можно будет получить уйму денег.

— Я бы от этой рухляди прямо сейчас избавилась, — проворчала Наташа под нос, стараясь, чтобы Миша не услышал.

Она походила по комнатам, в которых витал неприятный запах затхлости, выглянула в окно и даже задрала голову, прижавшись к стеклу лбом. За забором росли здоровенные дубы, подпирающие небеса, и ей хотелось увидеть их вершину. Миша бренчал на кухне кастрюлями, открывал воду и вроде собирался кипятить чайник.

— Я что, буду тут одна жить? — скривилась Наташа.

— А что? Тут довольно тихо, — ответил Миша, и в этот момент ветер донес в неплотно прикрытую форточку приглушенный орудийный залп. От грохота разрывов стекла жалобно звякнули. Наташа подпрыгнула на месте, Миша даже не шелохнулся.