Девушка из бара
Шрифт:
У Кхиета сжалось сердце. Он попытался успокоить девушку:
— Односельчане простят вас…
Он хотел было добавить: «Вы ведь ни в чем не виноваты», — но не успел, Тхюи перебила его:
— Нет, такой испорченной девушке, как я, нельзя возвращаться в родную деревню, хотя… Разве это случилось по моей воле, разве я этого хотела?
Глаза Тхюи потускнели.
— Лучше уж умереть… — сказала она с тоской.
Кхиет, с трудом справившись с волнением, ласково сказал:
— Поговорим о чем-нибудь другом. Тхюи, вы учились грамоте?
— Нет. А это очень трудно — научиться грамоте? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Нет, не очень. Главная трудность в том, что у нашей молодежи нет возможности учиться.
Кхиет почувствовал острую жалость к девушке. И еще какое-то доселе не изведанное ощущение неожиданно охватило его. Вот уже почти двадцать лет его родина не знает покоя. С тех пор как американские войска ступили на его родную землю, с тех пор как американцы появились
— Кхиет, у вас в институте преподавали на иностранном языке или на нашем? — робко спросила девушка. — Дети моих хозяев учились и на нашем и на иностранном языке.
— Я тоже.
Тхюи задумалась. Вот если бы она была грамотной, как это было бы здорово! Научиться грамоте и написать письмо отцу с матерью, рассказать, как она скучает без них, поведать матери о своих невзгодах. Попросить у них прощения, ведь они все поймут и простят… Эх, если бы она была грамотной…
Тхюи чуть было не сказала вслух: «Господи, да разве такие мечты могут сбыться?» Тхюи давно уже разучилась мечтать. Раньше она мечтала о том, что позовет отца, позовет мать — и они откликнутся, придут на ее зов, ласково спросят, что случилось. И тогда ей не нужно будет больше работать с утра до поздней ночи.
Кхиет молча чертил что-то носком ботинка на полу. Наконец он решился прервать ее размышления:
— О чем вы задумались?
— Да так, ни о чем… Поскорее бы выйти из госпиталя, хотя пока неизвестно…
Тхюи хотела сказать: «Хотя пока неизвестно, куда мне деваться, когда я выйду из госпиталя».
— Если вы будете быстро поправляться, — сказал Кхиет, — то на следующей неделе, в субботу, вас выпишут. Вам нужно набраться сил, старайтесь не думать о плохом. Вы ведь еще очень молоды, у вас все впереди.
— Я постараюсь.
Кхиет порылся в карманах брюк, словно отыскивая что-то. Потом заглянул в глаза Тхюи.
— Я бы хотел, чтобы вы вернулись в родную деревню к тетушке Зьеу. Я нисколько не сомневаюсь, что односельчане поймут вас и посочувствуют. Не нужно вам оставаться в городе! — И неожиданно добавил: — Очень жаль, что я не могу стать для вас более близким человеком.
Вцепившись в край одеяла и широко открыв глаза, Тхюи спросила недоверчиво:
— Вы и в самом деле так думаете? Вы думаете, односельчане простят меня? Вы верите в это?
— Ну конечно!
Кхиет пошарил в медицинской сумке и достал оттуда пилочку для ампул.
— Я уверен в этом и надеюсь, что у вас хватит сил превозмочь все трудности.
Он поднялся со стула, открыл пакет с лекарствами и, искоса бросив взгляд на Тхюи, заметил, как блеснули у нее глаза — она хотела и не решалась поверить его словам.
— Вот это вы будете принимать по шесть таблеток в день, — Кхиет поставил перед Тхюи пузырьки, — утром и вечером. А это — по две ампулы в день, тоже разделите на две части — утром и вечером. И еще вот это: по три таблетки в день. Пилку для ампул я оставляю вам. Это все тонизирующие средства, постарайтесь принимать их регулярно!
Кхиет еще раз подержал в руках пузырьки и пакетики, затем налил в стакан воды из термоса.
— Примите вот это и отдыхайте, — Кхиет положил таблетки на ладонь Тхюи, — и к вечеру снова выпейте лекарство. А мне пора идти. И не забудьте про фрукты!
Тхюи приподнялась, взяла у него стакан с водой.
За окном вовсю сияло солнце. Когда Кхиет вышел из палаты, стрелки часов показывали без четверти девять.
Глава II
— Самая настоящая потаскушка! Даром что с лица беленькая и волосы хоть куда… Сама подстроила так, чтобы ее обесчестили, а потом пригрозила, что в воду кинется. Да только не утонула… И еще осмелилась сюда явиться! Срам-то какой! Свалилась на мою голову! Теперь беды не оберешься с ней!
Тетушка Зьеу, положив дров в печурку, расколола орешек арековой пальмы, завернула в лист бетеля и задумалась. Тхюи закусила губы, боясь расплакаться, и еще ниже склонилась над лоханью, в которой она толкла замоченный рис: надо успеть процедить его, чтобы завтра утром приготовить лапшу. Горячие слезы ручейками текли по щекам Тхюи. Зря она послушалась Кхиета и вернулась в деревню к тетушке Зьеу.
Тетушка вообще-то была женщиной доброй и немногословной, поэтому слышать от нее такие жестокие слова было вдвойне тяжело. Односельчане поначалу помалкивали, но смотрели на Тхюи явно неодобрительно. Только братишка Ты был еще настолько мал, что ничего не понял. Всякий раз, когда тетушка Зьеу начинала ругать Тхюи, он от всей души жалел сестру. Один лишь он и удерживал Тхюи в доме тетушки Зьеу, упреки тетушки Зьеу настолько отравляли жизнь Тхюи, что у нее не было больше сил оставаться в ее доме. Уехать бы куда-нибудь подальше! А как же брат? Тхюи не раз уже упрекала себя за то, что хотела
умереть, забыв о братике, — а ведь это было самое дорогое, что у нее осталось! В порыве раскаяния Тхюи прижимала братишку к груди и просила у него прощения. Тот ничего не понимал и лишь с удивлением смотрел на Тхюи, спеша вырваться из ее объятий и убежать.Тетушка Зьеу поставила две пиалы, полные лапши, достала еще одну пиалу поменьше и отлила бульону. Ты любил бульон, а Тхюи любила гущу, и чтобы перцу было побольше. Тетушка положила пару стручков перца, половинку лимона, прикрыла все сверху другой пиалой. Ох ты, грехи наши тяжкие! Проснулась на рассвете, открыла глаза, а мальчишка уже куда-то исчез. Наверняка ловит где-нибудь лягушек, небось вымок до нитки, а может, гоняется за птичками или за мышами… Проболтается так полдня, прибежит раскрасневшийся, как гардения. Ох, грехи наши тяжкие! Всего-то и есть, что эти двое у нее на шее, а передохнуть некогда! И не больно-то они ее слушаются! Тетушка достала перепачканные грязные штаны Ты, хорошенько вытряхнула их, потом положила в позеленевший медный таз, и зачерпнула из большого глиняного кувшина воды черпаком, сделанным из скорлупы кокосового ореха. Ох, боже ты мой! Болтается малец где-то весь день, а потом обо всем, что попадется ему на глаза, начинает ее расспрашивать, а тут дел прорва, из дому-то никак не выйдешь!
Тетушка дрожащими руками достала коромысло, поправила кофту. Никогда не сетовала она на свою судьбу — сетовала лишь на свою старость. Ничего ей в жизни не надо, только была бы всегда в доме горсть риса и не было бы долгов. Что еще нужно? И только Тхюи, глупая Тхюи огорчала ее… О ней шли всякие пересуды, из-за этого тетушке Зьеу стыдно было показаться людям на глаза. Мало кто в деревне сочувствовал Тхюи. Такова жизнь, ничего не поделаешь…
Тетушка Зьеу вышла на улицу и притворила за собой дверь. Тяжелое коромысло давило на плечи. Сроду такого не бывало, чтобы кто-нибудь пожалел и защитил попавшую в беду девчонку. Только и знают, что хулят да насмехаются! Только попрекают да бранят! Недаром говорят: добрая слава разносится далеко, худая слава — еще дальше. Когда Тхюи вернулась в деревню, все стали сторониться ее. А ведь девчонка с малых лет была отдана в люди. Тетушка вытерла глаза краем кофты. Ее смуглые ноги проворно семенили в такт покачиванию коромысла. Кого раньше интересовала судьба Тхюи? А стоило ей оскандалиться, каждому теперь до нее есть дело, каждый сует свой нос… Вот и вчера утром, когда тетушка ходила на хутор Дап, кто-то полез со своими попреками… И всем хочется поподробнее узнать, что же такое приключилось с Тхюи в городе. Тетушка едва от них отмахнулась. А после полудня жена отцова брата, эта старая хрычовка Шо, что живет на хуторе Тхыонг, как бы невзначай завела разговор: «От молоденькой девчонки, если она не умеет себя блюсти, толку не жди, считай пропала! Это уж известное дело!» Темное лицо старухи сплошь испещрено морщинами, в хитрых глазках — любопытство. Не подумайте, будто она собирается кого-то укорять… Это дело житейское… Видно, оба хороши, сами пусть и расхлебывают… А сама уже шевелит тонкими губами, готовясь вылить на Тхюи ушат помоев. Тетушка Зьеу поспешила заткнуть ей рот: «Попридержи-ка язык! Тхюи вовсе не из этих…» Тетушка пожевала бетель, утерла губы. «Всему виной молодость да неопытность, а пуще всего нужда. Девчонка сроду не ела досыта, оттого и не уберегла себя. Ты бы вот на них посмотрела, на этих злыдней! — Тетушка Зьеу не решилась произнести вслух имя капитана Хюйена и его супруги из боязни, что эта карга Шо по-своему истолкует ее мысль, да к тому же и ребятишки прислушиваются к разговору, хоть и не понимают, о чем идет речь. — Ты бы посмотрела на этих кровососов! Проглотят кого угодно — и не поперхнутся! Уж если они решили кому напакостить, так не успокоятся, пока не загонят человека в гроб, уж если начнут чего домогаться, так не отстанут, пока не изведут весь твой род до последнего колена!» И, вконец обозлившись, она сказала в сердцах: «И находятся же такие, что лижут ему пятки!» Но тут же сообразила, что хватила через край: здесь нет таких, которые бы лизали пятки капитану Хюйену. Ну вот, к примеру, та же старая Шо: круглый год трудится в поте лица, тяжести таскает, в огороде копается… За всю свою жизнь ничего не видела, кроме кухни да рынка. Или Быой, которая потеряла мужа и осталась с кучей ребятишек на руках — мал мала меньше… Приспособилась мыть бабам головы — только тем и живет… И все же тетушка сейчас готова была честить всех подряд: ишь ты, распустили языки, только и дела у них, что поносить да осмеивать бедную девчонку… Двумя пальцами тетушка вытащила изо рта жвачку от бетеля, хотела кинуть в угол кухни, но попала в столб. «Пусть только попробуют превратить могилы моих предков в выгребную яму!» — угрожающе прошептала она.
Но людская молва — дело нешуточное! На всякий роток не накинешь платок! Пропади он пропадом, этот капитан, который испоганил девчонке жизнь! Ну и времена пошли! Раньше для девушки превыше всего было целомудрие, юноши же стремились постичь премудрость ученых книг, укрепляя свою нравственность, а парни, падкие до недозволенных любовных шалостей, становились посмешищем всей деревни — и попробуй они найти работу! А теперь все перевернулось: испортил поганец девчонке всю жизнь, и как ни в чем не бывало ходит себе в начальниках, пользуется своей властью! Ну и времена!..