Девушка из бара

Тхюи перевела на английский все, что сказал Дорис. Сейчас она показалась Дорису еще прелестнее. Она говорила по-английски с такими же мягкими, певучими интонациями, как и по-вьетнамски. Ее ровные, ослепительно белые зубки — такие он видел только у вьетнамок — влажно блестели, а губы энергично двигались, осиливая произношение английских слов. Дорис вдруг подумал, что затруднился бы дать точное определение чувству, которое влекло его к Тхюи: это не просто легкое, быстро проходящее увлечение, это что-то гораздо более значительное, созревшее где-то в тайниках его души.

— Ты не закончила фразу… Ну-ка, скажи по-английски: умела бы вести хозяйство и была бы искусной кулинаркой.

Тхюи задумалась, шевеля губами и тщетно пытаясь вспомнить выражение «вести хозяйство». Может быть, оно ей и встречалось, но она его забыла! Нет, наверняка в программе шестимесячных курсов, рассчитанной на ускоренное обучение девушек, обслуживающих в барах американцев, этого выражения не было. Но, кажется, она встречала его в словаре. Тетушка Ти и Винь Ко не раз говорили Тхюи, что надо найти время и изучать язык самостоятельно, чем лучше она будет знать английский язык, тем больше пользы сможет принести их общему делу. Тхюи старательно учила английский, но пока ее знания оставляли желать лучшего.

— …Вести хозяйство… Я не знаю, как это будет по-английски! — растерянно сказала Тхюи и потянулась за своей сумочкой, чтобы достать карманный словарик.

Дорис остановил ее:

— Не надо. Старайся побольше говорить и обходиться без словаря.

— Но… если я не знаю нужного английского слова? — Тхюи вскинула на Дориса удивленный взгляд. Как тогда быть?

В выражении глаз Дориса появилось что-то необычное, какая-то решимость. Он крепко сжал руку Тхюи, не давая ей достать из сумочки словарик.

Тхюи осторожно высвободила руку.

— Когда учишься говорить на иностранном языке, старайся прибегать к помощи словаря только в случае крайней необходимости, — сказал Дорис, — и попытайся вспомнить то, что учила. — Дорис постучал пальцем себе по лбу и назидательным тоном произнес: — Вот где у тебя должен быть словарь. Заставь свою головку работать, старайся запомнить как можно больше слов, их точное значение. Ты меня понимаешь?

— Да.

Дорис поправил воротничок рубашки.

— Ну, а теперь продолжим. Я подскажу тебе. Повторяй за мной.

Тхюи охотно подчинилась.

Дорис похвалил:

— Молодец! Ты схватываешь на лету!

И Тхюи без запинки повторила по-английски всю фразу — от начала до конца.

Дорис кивал головой, он был явно доволен.

— Ты просто молодчина, я буду тебя учить. Как только у меня выпадет свободная минутка, я буду с тобой заниматься английским.

Тхюи не скрывала своей радости.

— Это правда, господин майор? Вы не шутите? Вы действительно будете учить меня английскому?

— Конечно, не шучу, а кроме того, ты будешь по-прежнему посещать курсы.

— Спасибо, господин майор, — сказала Тхюи и почувствовала, что ее ладонь стала влажной от пота. Кто бы мог подумать, что ей так быстро удастся добиться успеха и в этом. Однако нельзя отвлекаться от цели, нельзя думать о другом. Нужно как-то избавиться от этого напряжения, иначе Дорис заметит ее состояние. Она уже сделала первый значительный шаг, неплохо справилась со своей ролью. И впредь именно она, Тхюи, — а не Дорис — должна задавать тон, именно она должна направлять их беседу в нужное русло. Кхиет! Где ты, Кхиет!.. Образ Кхиета неумолимо преследовал ее. Милый, единственный, нежданно посланный судьбой… Кхиет, только ты один всегда будешь в моем сердце… Никогда не забыть мне твоей заботы и нежности. То, что ты подарил мне, я буду хранить как бесценную реликвию… Голубенькую зубную щетку, белую коробочку из-под мыла и старенькие сандалии, которые ты отдавал в починку. Все это я буду бережно хранить, как храню платье своей матери.

Она до мельчайших подробностей помнит то погожее утро. Это было в воскресенье, когда в больнице обычно мало врачей, зато полно посетителей, которые пришли навестить больных. Тхюи молча лежала, погруженная в свои мысли, она думала о матери, о брате, о Кхиете. И вдруг вошел Кхиет! Он появился так неожиданно, что она растерялась. Стоило ей лишь подумать о нем, как он вдруг появился! И это в воскресенье, в свободное от практики время! Впервые она видела его без белого халата. Разговаривая с ней, Кхиет вел себя как-то необычно — почему-то поставил свой стул подальше от ее кровати, упорно отводил взгляд… Внимательно глядя куда-то в сторону, он вдруг вскочил, вытащил из-под кровати старенькую, выпачканную глиной сандалию Тхюи и направился в соседнее подсобное помещение, где была раковина. Она услышала как полилась вода. Тхюи поднялась, но ей было трудно передвигаться по выщербленному сырому кафельному полу в одной сандалии. Добравшись до порога, отделявшего палату от служебного помещения, она остановилась, опершись о косяк двери. В этот момент Кхиет оглянулся, их взгляды встретились, но он лишь молча склонился над раковиной, продолжая отмывать от грязи сандалию Тхюи. Коротко подстриженные волосы, сосредоточенное лицо… Маленьким ножичком он счищал глину с сандалии, его тонкие худые пальцы были перепачканы грязью… Отмывая сандалию, он забрызгал грязной водой кафельный пол, на котором были изображены листья люфы — зеленый цвет вперемешку с коричневым…

Неужели их судьбы разошлись навсегда? Или все-таки есть надежда, что когда-нибудь они будут вместе?.. Ведь сейчас между ними непреодолимая преграда, сейчас их чувство должно быть глубоко похоронено…

Но разве на ее долю выпало мало страданий и несчастий? Разве не имеет она права на личное счастье? И без тебя, дорогой Кхиет, это счастье невозможно!

Дорис играл спичечным коробком, размышляя о чем-то своем.

— Это правда, господин майор? Вы не шутите?

Не уловил ли он фальши в ее голосе? Тхюи, будь осторожна!

А Дорис вспоминал их первую встречу. В этот день знакомый вьетнамец, занимавший значительный пост в одном из министерств, пригласил его отведать знаменитое вьетнамское блюдо… Какое же это было блюдо? Ах да, лапша с говядиной — по-вьетнамски она называется «фё». Очень вкусное кушанье, обильно сдобренное перцем! Основательно подкрепившись, они зашли в бар «Джина», и он сразу же заметил Тхюи. Он был в этом баре второй раз. Впервые он попал сюда месяца четыре назад. Он слышал, что бар «Джина» посещают главным образом офицеры, что это довольно респектабельное заведение, но он с первого взгляда определил, что «Джина», по существу, ничем не отличается от других баров Дананга. Ничего особенного. В Сайгоне он считал наиболее приличным бар «Пагода» да еще рестораны в гостиницах «Каравелла» и «Континенталь». Там можно было выпить и спокойно посидеть, просматривая газеты. Обслуживающий персонал целиком состоял из мужчин. В связи с чрезвычайным положением в Сайгоне действовал приказ высшего командования, согласно которому офицерам запрещалось посещать бары. В Дананге были свои правила, а бар «Джина» среди других отличался своими особыми порядками. Но Дорис только из-за Тхюи стал бывать в этом баре, и сам отлично осознавал это.

Он любил работать в спокойной обстановке, но совершенно не переносил неуютного одиночества в часы отдыха.

— Если бы в такие минуты рядом со мной была крошка Тхюи! — вслух подумал Дорис, он сидел, подперев рукой подбородок, и вопросительно смотрел на Тхюи.

— Что вы сказали, господин майор? — Тхюи инстинктивно поняла, что наступил тот самый удобный случай.

— Что я сказал? Ах, да… — Дорис переменил позу, не отрывая взгляда от лица Тхюи. Какие у нее длинные, загнутые ресницы, какой загадочный огонь таится в глубине глаз! — Я сказал, что иногда человеку становится нестерпимо собственное одиночество. Если бы ты согласилась…

— А вы, господин майор, разве живете один?

— Конечно. И живу и работаю в одном и том же помещении.

Тхюи вспомнила наставления тетушки Ти. «Никогда не забывай, что Дорис — майор разведывательного управления. Нетрудно предположить, что майор догадывается, что кому-нибудь — тебе или кому-то другому — поручено следить за ним, но он делает вид, что не знает об этом, — более того, он даже предоставит тебе возможность действовать спокойно… До поры до времени, конечно, а потом ты окажешься в ловушке. Нужно всегда быть начеку…»