Девушка из хорошей семьи

На сцене с одинаково повторяющимся финалом появлялись десятки пар; все это походило на толпу актеров за кулисами. И этот глупый троекратный обмен чашечками сакэ между молодоженами… Касуми не выдержала бы, если бы не гордый, сдержанный вид Саваи в строгом костюме. На его серьезное лицо во время долгих молитв стоило посмотреть. Он не просто обманул людей – он обманул божество. Грустное, растроганное лицо отца совсем не тронуло Касуми. Все происходящее казалось нелепым, лихорадочным цирковым представлением. А потом начались бесконечные, заурядные речи на свадебном банкете. Хвалебные слова, от которых ломило зубы, нескончаемые наставления и предупреждения от напыщенных, самодовольных людей, переполненных жизненной мудростью.

«Ничья мудрость, ничьи наставления мне не пригодятся», – думала под белой вуалью Касуми.

Радовал ее только Саваи, на чей профиль она время от времени косилась, – с красными от прилившей крови щеками, серьезный, что выглядело отчасти даже оскорбительно.

«Я с величайшей радостью последовала сюда за этим мужчиной. Однако своей серьезностью он радует других. Насколько же он серьезен?»

Касуми никак не могла выбросить это из головы. Сегодня Саваи казался ей глуповатым. Наконец они расстались с гостями, а вскоре ехали вдвоем в пустой электричке, следующей в Сёнан, и вагон пронизывали безжалостные лучи заходящего сентябрьского солнца. Касуми все это казалось внезапным отдыхом во время большого циркового турне, где они с мужем – канатоходцы. Развить фантазию дальше не получалось; хотелось уснуть, положив голову Саваи на колени. Вяло набегали мысли: «Мы отработали номер, показали многочисленной публике свои сложные трюки. На нас пропитанные пoтом рубашка, лосины, телесного цвета трико, усыпанное частично облезшими блестками, грязные балетные туфли; как было бы хорошо забросить набитый всем этим чемодан на багажную сетку, положить голову на пропахшие конюшней колени мужа и крепко уснуть до следующей остановки. Мы спим на куче соломы, лошадь будит меня, ткнув мокрым носом в лицо. Прибыли на станцию. Из щели товарного вагона на солому падает солнечный луч, снаружи щебечут птицы…»

Касуми начала снова проваливаться в сон и, сопротивляясь резкому погружению, на этот раз окончательно проснулась.

Она отчетливо видела рядом на двуспальной кровати сладко посапывающего во сне мужчину – своего мужа. В свете из окошка под потолком лицо спящего было хорошо видно, заметны даже пробивающиеся щетинки усов.

«Да. Вечером было больно».

Касуми впервые в жизни видела лицо спящего мужчины так близко. Саваи лежал в распахнутой на груди новой пижаме, чуть наискось, утонув лицом в подушке. Казалось, что вмятины и складки на чистой белой наволочке оставила не столько его голова, сколько глубокий спокойный сон.

Касуми внимательно всматривалась в лицо мужчины, который теперь звался «муж». В новом впечатлении проскальзывало что-то неприятное, Касуми даже слегка подташнивало. Воспоминания о прошедшей ночи в свете солнечного утра казались нереальными. Духовно все представлялось сладким, как мед, было так доверительно, возвышенно, романтично, но физически оказалось безумием. Опьянев от аромата собственных духов и запаха одеколона, разбрызганного Саваи в спальне, Касуми почти не открывала глаз: она всем телом чувствовала, что будет дальше, слушала пылкие, бессвязные слова, и только нежность разливалась во мраке. «Словно гипнотизер», – подумала она тогда. Его руки касались ее обнаженных плеч, и хорошо знакомые ладони казались сухими и жесткими, словно были покрыты чешуей.

Но когда Саваи ласкал ее грудь, она содрогалась от блаженства. Когда он покрывал ее лицо долгими, глубокими поцелуями, она чувствовала, что ее нос, уши, губы буквально тают под ними. Она протянула руки и обняла возлюбленного за шею. Дотронулась до твердого затылка и края волос. Вдруг запахло бриолином. Колко защекотали усы.

Касуми стало жарко, но то не был жар ее собственного тела: ей почудилось, что в полной темноте сюда нежданно прокралась жаркая тропическая ночь. Кожи везде касалась чужая кожа. Почему же ей это приятно? Касуми явственно ощущала некую силу и догадывалась, что сблизится с этой силой. Но сила оказалась совсем не дружелюбной, и все кончилось чем-то безумным. Головой она восприняла все именно как безумие, но была потрясена, осознав, что в этот момент тело ее переполняла нежность. Не только сердце, а все тело было наполнено нежностью. Касуми сносил поток ощущений.

При этих воспоминаниях Касуми опять затопила нежность прошедшей ночи, и она с улыбкой обвела взглядом просторный номер. На столике перед окнами на юг, занавешенными плотным шелком, стоял начатый большой торт. Такой свадебный торт управляющий гостиницей по традиции дарил молодоженам. Торт принес официант накануне вечером, как только они прибыли; сахарную надпись на английском – «Супругам Саваи. Примите поздравления по случаю бракосочетания» – дополняли кремовые розочки и фестоны.

Касуми не любила такие разукрашенные творения кондитеров, но съела кусочек вместе с Саваи. Она была голодна, и торт показался ей очень вкусным.

По тарелке рассыпались крошки бисквита, на срезе повис цветок голубой розы.

«Я теперь совсем не та, которая его вчера ела», – с абсолютной ясностью подумала Касуми. Но вывод ничуть ее не опечалил, а зажег радостью, напрягшей тело.

Узор на плотных шторах пропускал утреннее солнце, и ткань была словно прошита золотыми нитками. Какое спокойное утро!

Касуми опять вгляделась в лицо Саваи Кэйити. Он по-прежнему крепко спал. Свет из верхнего окошка падал ему на нос – казалось, туда наклеили белую полоску, – и переносица задорно поблескивала. Губы чуть недовольно кривились.

Ей захотелось поцеловать эти губы, но она постеснялась делать такое в первый день замужней жизни. Сдержалась. Она опасалась, что шутливым поцелуем разбудит мужа. Он изумится, засмеется в полусне. А когда Касуми приблизила губы к его губам, внезапная мысль грянула, словно гром, и остановила ее.

«Он раньше вот так спал с разными женщинами. Чтобы сосчитать даже тех, о ком я знаю, пальцев на руке не хватит!»

В памяти Касуми с невероятной скоростью всплыли одна за другой известные ей подружки Саваи. Лица этих женщин отчетливо проступили из темноты; казалось, они смеются над ней.

Гейша, которую она видела на станции «Токёэки»; девчонка в красном полупальто у музыкального автомата; неизвестная пока продавщица из «Эльдорадо»… С этими женщинами Саваи делал то же самое, так же проводил ночь, а утром с таким же наивным видом поворачивался к ним сонным лицом.

До сих пор Касуми изредка размышляла о женщинах Саваи, но это были в основном фантазии, навеянные романами, с ней самой никак не связанные, всего лишь смутные проекции воображения. Но одна ночь полностью изменила суть этих образов. Мысль о том, что какая-то женщина представляет себе тело Саваи, была неприятна и пугала. Касуми была противна самой себе, но прошедшая ночь стала границей, и теперь уже не верилось, как это Касуми спокойно расспрашивала Саваи о его романах и похождениях.

Касуми сильно потянула Саваи за ухо.

– Ой, больно!

Саваи неуклюже приподнялся, огляделся вокруг, будто не веря собственным глазам.

– Ты чего это? В первый же день медового месяца будить, дергая за уши! Разве хорошая жена так поступает?

– Ну все. – Касуми окончательно пришла в себя и нежно улыбнулась.

– Наверняка подружки тебе рассказывали, как в таком случае поступают мужчины. Умерь-ка свой пыл. Пошутила – и хватит.

Саваи вроде бы сердился, но при этом с довольным видом обнял одетую в розовую ночную сорочку Касуми за талию.

– Сколько можно спать, я соскучилась, ты совсем не обращаешь на меня внимания.

Саваи поцеловал ее в щеку, лизнул кончиком языка. Касуми обессиленно повалилась ему на грудь и умоляющим, так не похожим на нее тоном попросила:

– Все, больше никаких похождений. Люби только меня. Обещаешь?

– Опять ты об этом? – резко сказал Саваи. – Обещаю, я ведь уже говорил.

– Нет, так не пойдет – скажи, чтобы я на самом деле поверила.

Было понятно, что Саваи нервничает, не знает, как поступить, и тут Касуми почувствовала, как он медленно и осторожно гладит ее волосы. Он долго молчал, а потом серьезно и убедительно произнес: