Девушка из хорошей семьи
Шрифт:
– Я пришел сегодня только за этим, – твердо начал Саваи, но как-то очень вовремя сбился: – Ну… то есть… Прошу вас, отдайте за меня дочь.
– Хм! Неожиданно!
Саваи принялся рассказывать историю их отношений, а Ититаро временами поглядывал на Касуми. На его лице, таившем улыбку, мелькали то огорчение, то изумление. Выслушав Саваи, отец сдержанно произнес:
– Я понял. Этот вопрос я должен обсудить с женой, так что, пожалуйста, подождите.
Он встал, повернулся к Касуми:
– Ну что? Ты со мной? Если ты согласна, можешь не ходить.
Это был
Касуми хмуро смотрела на отца. Она не горела желанием подчиниться ему. И похоже, Ититаро это понял.
Наконец, поправив волосы, она ответила:
– Я… останусь здесь.
– Вот как? – произнес Ититаро и вышел.
– Спасибо. – Саваи накрыл ладонью руку Касуми. – Я даже дышать перестал.
Касуми наслаждалась тяжестью, теплом, прикосновением его влажной ладони. Казалось, она встретила возлюбленного, вернувшегося к ней после тяжких испытаний.
Время тянулось очень медленно. Касуми осознала, что навсегда рассталась с отцом и окончательно выбрала жизнь с Саваи. Она вдруг почувствовала себя беспомощной, словно их вдвоем несло по морю на терпящем бедствие корабле.
Саваи, казалось, понял ее состояние и нежно обнял за плечи:
– Успокойся, я тоже волнуюсь, но не дергаюсь.
– Какой ты противный! Как тут успокоишься?
Тяжелое время, проводимое за такими вот шутками, превратилось в целый отрезок жизни, когда они, как никогда раньше, чувствовали себя одним целым – даже сильнее, чем в миг поцелуя. Они были как дольки фруктов в дрожащем на тарелке желе.
И вот дверь открылась. Вошли отец с матерью. Отец со сдержанной улыбкой, мать – в слезах. Каёри бросилась к Касуми, и та сразу догадалась, что вести ожидаются благоприятные.
– Негодница! Какая же ты негодница! Молчала, матери ничего не сказала! А я так рада, так рада!
Каёри поливала слезами лежащую на ее плече руку дочери. Касуми понимала, что надо бы и ей заплакать, но напряжение не спадало, и она внимательно прислушивалась к словам отца, который, удобно устроившись в кресле, обратился к Саваи. Она предполагала, что отец скажет: «Да, мы поговорили, жена тоже обрадовалась, но нужно, как следует хорошим родителям, спросить дочь, и с женой мы не успели серьезно посоветоваться. Дело требует внимания, так что хотя бы месяц подождите ответа». На следующее же утро отец вызовет в компанию частного детектива. Нет, скорее всего, он уже позвонил в сыскное агентство, пока они с Саваи ждали в гостиной.
Ититаро, однако, повел себя неожиданно и как-то смущенно, стараясь не смотреть на дочь, словно объявлял подчиненным о процветании фирмы, произнес:
– Я посоветовался с женой, и она сказала: «Если это господин Саваи…» Значит, ты очень подходящий жених. Я рад, что ты обратил внимание на мою дочь и сделал такое замечательное предложение. Ты служишь в нашей компании, я прекрасно знаю, что ты за человек, как ты живешь, что у тебя
за семья, и не могу сказать о тебе ни одного худого слова. Вопрос только в согласии твоих родителей.– Предварительно я его уже получил. Если вы дадите свое согласие, родители с радостью ответят тем же.
– Тогда я спокоен, но нам следует поскорее с ними встретиться.
– Я представлю их вам хоть завтра. Можно считать, что я получил ваше согласие?
– При условии, что согласятся твои родители. Вдруг моя дочь им не понравится?
Эти нудные повторения в формальной части беседы были невыносимы. Но главное, Ититаро непредвиденно коротко и ясно дал свое согласие на брак. Касуми была озадачена. Чувства ее постепенно возвращались к пустой повседневной реальности, на губах медленно всплыла привычная сухая улыбка.
«Отца обманули! У Саваи просто талант. Я блестяще отомстила отцу, для которого счастье здоровой семьи превыше всего. Я стану первым исключением забывшейся в своем счастье семьи Фудзисава. Призрак чудесной розы я награжу шипами».
То была радость победы, и она казалась Касуми осязаемее, чем туманное ощущение счастья.
Вскоре после ужина Саваи ушел. Ититаро не обсуждал подробностей предстоящего брака, и Саваи, принимая правила, больше не касался этого вопроса. В непринужденной дружеской беседе начальника и молодого подчиненного Саваи, как всегда почтительно, интересовался поездкой Ититаро в Америку.
– У американцев есть замечательная привычка: в универмаге, в кинотеатре они при выходе непременно оборачиваются и придерживают дверь, чтобы не закрылась перед тем, кто идет сзади. Прямо как в чайной церемонии. Американцы постигли ее суть.
– Ну, если в Токио кто-то так поступит, его примут за швейцара.
– Точно. Даже не поблагодарят, еще и с недовольным видом протиснутся вперед. Приятно, что в Америке в таких случаях обязательно говорят «спасибо». Подобным правилам поведения в обществе надо учить. Раньше в Токио, если в поезде кому-то наступали на ногу, всегда извинялись, а в последнее время стало просто страшно: тот, кто наступил, еще и злится, – мол, чего это ты вытянул ноги.
На Касуми глубокомысленные рассуждения отца, как обычно, нагоняли скуку – ей куда интереснее было наблюдать за лицом сидевшей рядом и восхищенно кивавшей матери. Заурядная домашняя атмосфера была невыносима. Великолепна была бесшабашность Саваи: он ослабил узел специально надетого сегодня галстука, открыв покрасневшую от выпитого пива мощную шею, и с простодушным видом внимал речам Ититаро. Хулиган, который не мог обмануть одну только Касуми, – в этом заключалась, по ее мнению, основная привлекательность Саваи.
Проводив гостя, Ититаро позвал Касуми к себе в кабинет. Она вошла, уверенная, что отец сейчас для вида ее поругает, но тот усадил ее на диван у окна и улыбнулся:
– Покажу тебе сейчас кое-что интересное.
– Что, папа?
– Я уже показывал матери, теперь твоя очередь.
– Ну что это? – Ее не ругали, поэтому Касуми говорила капризно, слегка надув губы.
Ититаро вытащил из запертого на ключ ящика стола стопку бумаг и беззаботно бросил их Касуми на колени.
Она вздрогнула: в этих документах, написанных перьевой ручкой, убористым почерком, ей почудилось что-то ужасное.