Девушки и единорог
Шрифт:
Гризельда делала быстрые наброски на клочках бумаги, на столе и даже на зеркале, Эрни кроила, Молли подгоняла на первой попавшей под руку девушке. Частично готовое изделие примерялось, Гризельда сурово критиковала, Эрни исправляла недоделки, все вместе шили, шили, шили. Леди Гарриэтта вздыхала, оценивала результаты, волновалась.
— Ах, как это красиво!.. О Боже, мы никогда не закончим.
За неделю до великого дня платья Джейн, Китти и леди Гарриэтты были практически готовы. Платье невесты, напяленное на манекен, оставалось центром общего хоровода. К нему постоянно что-то добавлялось, поднималось, опускалось, крепилось булавками, подшивалось, подрезалось. Манекен поворачивали к окну, к зеркалу, к Гризельде, к леди Гарриэтте.
Бедняжка Джейн разрыдалась:
— Я слишком маленькая! И слишком толстая!
Успокоилась она только при примерке своих двух платьев, зеленого для свадьбы, в котором она походила на зеленый шарик, и белого для бала, подчеркивавшего ее свежесть и пышность форм. В итоге она заулыбалась и осталась довольна результатом.
— Если бы я была юношей. Кстати, на балу будет много молодых людей? А, все равно они будут замечать только Гризельду.
Она без ревности относилась к сестре, восхищалась Гризельдой и находила ее очень красивой. Но она боялась, что на нее не обратят внимания. Ведь когда он будет, следующий бал?
Джейн хотела снова примерить платье для невесты. Однако эта идея была встречена общим протестом, и она убежала из салона, унося с собой прицепившуюся к ноге белую ленту.
Повсюду валялись куски тканей и клубки ниток, стол превратился в подобие верстака, все свободные кресла были заняты какими-нибудь платьями разной степени готовности, юбками или размотанными рулонами ткани.
Немного облегчила работу швейного ателье Элис, которая заявила, что не собирается пойти на бал, а на бракосочетании будет присутствовать в воскресном черном платье. На протесты матери она мягко возразила, что в этом платье она посещает мессу, а если уж это годится для Бога, то вполне будет годным и для ее сестры.
Гризельда дважды переделывала свое бальное платье. Сначала, пылая яростью на Шауна и желая отомстить ему, она устроила себе такое головокружительное декольте, что у матери глаза стали размером с блюдца. Но она не успела высказать негодование. Стоило Гризельде увидеть себя в зеркале, как она покраснела, правда, не от стыда, а от жгучего укуса сожаления. Нет! Она никому и никогда не покажет этого! Она даже на палец не сдвинет кромку платья, открывая то, что так нравилось и что так любил Шаун. И она сконструировала с помощью китового уса высокий воротник, едва ли не доходивший до ушей. Это уродство было встречено всеобщим возмущенным воплем, и она остановилась на разумном выборе декольте средних размеров.
Иногда при мысли о празднике музыки и света ее охватывало волнение, и она начинала мечтать о встрече с каким-нибудь мужчиной, который позволит отомстить покинувшему ее Шауну. Пусть это будет хотя бы ее кузен Генри. Кстати, как давно она видела его последний раз? Это было. Сколько лет назад? Тогда он гонялся за ней по аллеям на острове. Она нырнула в туннель и на выходе наткнулась на него, ослепленная солнцем. Она оказалась в его объятиях. Генри пыхтел, и от него несло потом. Она быстро поцеловала его — это был ее первый поцелуй с существом мужского пола. А потом больше ничего такого не было. до встречи с Шауном.
Генри тогда покраснел. На кончике его носа багровел вулканический прыщ. Он откашлялся и спросил, не будет ли она. Не согласится ли она когда-нибудь стать его женой. И он туда же!.. Какого дьявола они всегда стараются надеть кандалы на протянутые к ним руки? Она расхохоталась, что выглядело довольно глупо и обидно, сейчас она хорошо понимала это. Потом она помчалась дальше. Он больше не гнался за ней.
Это был очень умный юноша. Он собирался стать дипломатом. А дипломаты много путешествуют. Может быть, сейчас он стал красавцем? Но тогда он очень походил на свою мать, тетку Августу.
Попытка представить чужое мужское лицо привела к материализации из тумана взгляда Шауна, смотревшего на нее с бесконечной печалью. И Гризельда
поняла, что никогда не сможет встретить во всем мире другого человека, который заставит ее забыть взгляд Шауна. И у нее сразу пропало желание идти на бал.Когда юная девушка отправляется на бал, желательно, чтобы она умела танцевать. Ни одна из пяти сестер не знала о танцах больше, чем может инстинктивно знать любая девушка, чувствующая ритм жизни, ветра и музыки, под которую она может колебаться, как стебелек на ветру. Но для бала нужно знать гораздо больше.
На помощь пришла леди Августа, приславшая на остров Симсона, своего метрдотеля, коренного лондонца с изысканными манерами, высокого и тощего, с ухоженной светлой бородкой на круглой луноподобной физиономии. Он обладал качеством, которое могла позволить у своего работника только леди Августа. Не только на севере, но и на юге Ирландии говорили о нем как о человеке, знающем все танцы. И дважды в неделю он появлялся на Сент-Альбане, в большом салоне, превращенном в танцевальный зал.
Сэр Джон теперь спускался на первый этаж только для завтраков и обедов; он даже стал выпивать свой портвейн и курить свои сигары в зале на втором этаже между библиотекой и спальней. Первый этаж превратился в женское царство, веселое, но суматошное; вспышки волнения то и дело охватывали не только оба салона, но и служебные помещения. Сэр Джон, перед тем как спуститься вниз, некоторое время собирался с духом, поглаживая свой брелок, и заранее начинал улыбаться, готовясь к любым случайностям.
Едва он сходил с лестницы, как все сразу начинали интересоваться его мнением, показывали ему образцы тканей, совали под руку куски материи, чтобы он оценил их, требовали выбрать правильное решение из множества возможных. Он всегда ухитрялся уклониться от категорических оценок; если у него и имелось собственное мнение, он всегда оставлял его при себе. Знал, что никоим образом не должен вмешиваться в происходящее. Понимал, что, избавляя женщину от колебаний, нерешительности и необходимости выбора, он лишал ее самого большого удовольствия, и она мстила ему тем, что останавливалась, в конце концов, на самом неудачном варианте. На каждый вопрос он твердил «да, конечно.», «это очень удачно.» и торопился подняться наверх к своим книгам, ни одна из которых никогда бы не осмелилась дурить ему голову разными глупостями. Тем не менее, оставаясь в библиотеке, он чувствовал, как дом вокруг него то и дело вздрагивает, словно чайник, который вот-вот закипит. Он был в восторге.
Симсон, величественный и деликатный, неумолимый и мягкий, делал все, что было в его силах, чтобы передать свои знания дочерям леди Гарриэтты, непрерывно игравшей на рояле кадрили, вальсы и мазурки. Однако Элис, разумеется, не хотела учиться танцевать, Китти частенько пропускала занятия и относилась к ним крайне легкомысленно, голова Элен была занята совсем другими мыслями, а Гризельда с утра обычно так выматывалась, что падала от усталости после нескольких тактов. Единственной прилежной ученицей была Джейн, никогда не пропускавшая занятия, старательно и терпеливо повторявшая показанные маэстро па. Во время танца она не сводила глаз с его лунообразного лица и иногда вздыхала.
Прибывшие, наконец, разборные бараки для полицейских начали монтировать на площадке неподалеку от Тиллибрука, и леди Августа добилась от лейтенанта Фергюсона, к всеобщему облегчению, обещания, что полицейские покинут Гринхолл до дня бала. Во всех окрестных замках и некоторых особняках Донегола, Баллинтры и Баллишаннона женщины трудились над шитьем и занимались примерками, а мужчины делали вид, что их совершенно не интересует приглашение сэра Лайонеля Ферре.
К балу готовились даже в хижинах, потому что леди Августа решила пригласить фермеров. Они должны были танцевать на лужайке перед домом, а если пойдет дождь, им нужно будет перебраться в огромный сарай с соломенной крышей, куда еще не начали свозить новый урожай.