Девы ночи

Чего и стоило ожидать, даже эта моя последняя надежда успешно лопнула. Проститутка все отрицала. Она со мной и не разговаривала, ничего не слышала и ничего не видела. Франя здесь несколько дней не было, ее саму выкрали цыгане – те самые, что стоят здесь, – а Франь ее отбил. За это она его страстно любит. Ах, наконец-то милиция вмешалась и ей больше незачем прятаться. С этими словами она выплыла из дома в неизвестном направлении. Ну что же. За свободу она не слишком переплатила.

Я наблюдал весь этот кошмар, затаив дыхание. Куда-то пропали все аргументы, в памяти осталось лишь воспоминание, как я корчился на полу. Неужели все это повторится?

– Ну, что нам делать с этой братией? – спросил лейтенант, глядя то на Эдика, то на Франя, как бы советуясь с ними.

– Да что там цацкаться! – ответил Эдик. – Всех в кутузку!

– Сержант, не играй с огнем! – процедил сквозь зубы Ося.

– О, они еще и угрожают! – помахал пальцем Эдик.

– Интересно, в чем вы нас обвините? – спросил я. – Джинсы, я так понимаю, выплыть не могут.

– А у тебя, коллега, и без джинсов есть все шансы оказаться в тюряге, – сказал лейтенант. – Милиционера с поляком избили? Избили. Дамочку выкрали, дебош учинили?.. В чужом доме вас застукали? Застукали. И свидетели есть… Я даже так думаю – цыган мы отпустим, а? Они ведь только жертвы жестокого и коварного афериста. Странно, как мы только раньше его не раскусили?

– Будет им наука на будущее, – поддержал его Эдик.

– Никуда мы отсюда без него не уйдем! – буркнул Ося.

– О! Хе-хе-хе! – рассмеялся лейтенант. – Винничук – друг апачей! Так я и думал! Как вам это нравится?

– Знаете что, товарищ лейтенант, – встрял Франь, – я прощаю им их незаконное проникновение в мой дом. Они же, бедняги, спасали свою шкуру. Мне даже чисто по-человечески их жаль.

– Всех жалеть – тюрьмы закроются, – кривлялся Эдик. – Такие типы, как этот, очень опасны для общества. Организатор и вдохновитель целой банды! Просто гангстер какой-то. Еще и под интеллигента работает! Доцент!

Все трое громко рассмеялись.

– Так-так-так, – растягивал удовольствие лейтенант. – Давно такого запутанного дела нам не попадалось… Но мы иногда делаем исключения. Только из профилактических соображений… Сделаем на этот раз исключение и для вас. Может быть, наше великодушие повлияет на ваше перевоспитание. – И, выдержав торжественную паузу, он сделал жест Цезаря: – Вы свободны! Можете идти на все четыре стороны. Но постарайтесь больше никогда мне на глаза не попадаться, и еще один совет: попробуйте зарабатывать деньги честным трудом. Ведь так приятно взять в руки свое, кровно заработанное!

Я подумал: не ущипнуть ли себя? Может, все это лишь дурной сон?.. А может, еще хуже? И я, и все эти люди не существуют на самом деле, а являются лишь плодом воображения какого-нибудь львовского Франца Кафки?

– Ну, чего вы ждете? – удивился лейтенант. – Дорога свободна.

– А мои книги и паспорт?

– А-а, да-да, – согласился он и вытащил из портфеля Кулиша. – Прочел я эту книжечку. И скажу тебе, что иногда этот человек бывает прав. Да-да… Люблю я историю. Как-нибудь заскочи к нам, побеседуем.

– А мой паспорт?

– В книге.

– А «История пиратства»? – не унимался я.

– Не брал. Чего не брал, того не брал.

– А я и не говорю, что брали. Это Эдик взял.

– Что? – оскорбился сержант. – Ты и дальше распространяешь свою грязную брехню?! Ну, вы только поглядите на него! Только что стоял, можно сказать, на пороге тюрьмы! А уже снова за свое!

– Та-ак, – согласился лейтенант. – Тяжелый случай. Для перевоспитания нужно время. Время и настойчивость. Прочти, друг мой, Макаренко. Вот где школа жизни!

– Пойдем! – сказал Ося. – Нечего тут ловить.

Мы вышли на улицу. Меня всего трясло от бессильного гнева. У машины я заметил, что не хватает Муни.

– Постойте, мы забыли Муню!

– Не забыли, а бросили в тыл врага, – засмеялся Ося.

Оказывается, Муня специально остался в прихожей ради подслушивания. Но не прошло и пяти минут, как раздался отчаянный вопль цыганчука, и вот он уже бежит к нам, потирая красное ухо. Разведчика раскрыли и покарали.

Я отказался ехать с ними, мне хотелось остаться одному. Мы попрощались, и я побрел через весь город.

Только когда я зачерпнул мештами воды из лужи, до меня дошло, что идет дождь. Я спрятал книгу за пазуху и, задрав голову, раскрыл жаждущий рот. Капли падали на язык и смывали горечь.

– Пьяный, что ли? – возмутился какой-то мужчина с зонтиком, обходя меня.

Эпилог

Эта старая история не давала мне покоя, и хоть я уже зарекся изучать жизнь, но все же выловил через несколько дней Шиньона и затащил его на шампанское. При этом он десять раз уточнил, кто конкретно выставляет.

– Понимаешь, меня все дурят. Они говорят: Шиньон, идем на шампанское! А закон каков? Кто приглашает, тот и платит, так? А когда бутылка пустая, начинается: кто платит? Ну, это нормально? Нормально?

– Нет, – соглашаюсь я, и, чтобы Шиньон расслабился, рассчитываюсь за бутылку сразу.

– Вот это я понимаю. Это нормально. Как дела?

– Никак.

– И у меня. Товар не идет. Бляха, подзалетел я с «феррари». Взял по двадцать. По сорок пять продавали на «скупке». Я думал – сдам оптом по сорок. А тут они начали падать. Тридцать пять! Я жду. У меня нюх. Я жду, пока они поднимутся. Тридцать! Я в панике. Но у меня нюх. Я жду. Двадцать пять! Я в трансе. Я пью валидол. Три дня пью валидол и ни грамма спиртного. Но у меня нюх. Я знаю, что у меня нюх, и стараюсь не сорваться. На четвертый день я прилетаю на «скупку», и слышу – все, капец, «феррари» на «скупке» по двадцать, и никакая падла не даст ни на рубль больше. Ты понимаешь? Если бы у меня был револьвер, я бы выстрелил себе в висок. Бац! – и нет Шиньона. И что ты думаешь? Я продаю оптом это сраное барахло по шестнадцать! Ты слышишь? По шестнадцать! А я так доверял своему нюху! Нет, бляха, теперь никому нельзя доверять. Даже себе. Выпьем… Так как, говоришь, у тебя дела?

– Так себе.

– Пролетел я на полтысячи. А ты знаешь, что для меня полтысячи рубасов? Я же больной. Мне на лекарства нужно. А тут – полтысячи!

– Да перестань – что для тебя полтысячи? Ты без тысячи в кармане из дому не выходишь, – подначил я его.

Шиньон мигом загорелся, как жмут сена, и, чтобы погасить пожар, я заказал еще одну бутылку. А выпить на шару Шиньон не отказался бы даже при смерти. Когда он уже немного захмелел, я положил на стол сотню и сказал:

– Это маленькая компенсация за твои страдания, но я хочу услышать историю о краденых джинсах.

– Какие джинсы? Я ничего не крал!

– Не ты, а Франь. Те джинсы, которые будто бы сперли цыгане у поляка. Триста пар.

– Я ничего не знаю.

Я сгреб стольник в кулак.

– Погоди… В принципе, я слышал кое-что…

Я расправил купюру на столе.

– Это только между нами, – его рука накрыла стольник и медленно потащила на свой край стола. – Если ты еще кому-нибудь расскажешь, я скажу, что ты все выдумал.

– Хорошо. Я просто хочу знать для себя.

– Значит так. В этом деле замешаны поляки и трое ментов.