Девять дней до конца света

– Стой, Витек, - окликнул я его, - на улице холодно. Одень мою куртку и ботинки, кепку не забудь.

– Угу, - буркнул Витек и стал натягивать мои ботинки. Затем, накинув куртку и надев на голову мою бейсболку, он вышел, закрыв за собой дверь.

Я пошел на кухню и стал проводить ревизию содержимого шкафов и холодильника в поисках съестных припасов. Холодильник был абсолютно пуст и я, немного размыслив, его выключил, чтобы зря не расходовать электроэнергию. В настенном шкафу я нашел залежалую пачку макарон "Макфа", пару луковиц и давно просроченную банку маринованных огурцов.

– Отлично, - сказал я, - и поставил кастрюлю с водой на плиту. Вскоре макароны были готовы, и я накрыл кастрюлю полотенцем, чтобы они не остыли. Затем я порезал лук и, открыв банку огурцов, посмотрел на висевшие на стене кухни часы. Витюшке пора бы было уже вернуться. Я присел на табурет и стал ждать гонца, глядя в темное окно. Неожиданно мне послышался какой-то шум на лестничной площадке и я, потушив сигарету, пошел посмотреть, в чем там дело. Я открыл входную дверь и ничего не понял, лестничная площадка была погружена в кромешную тьму. Я пошел по направлению к выключателю лестничного освещения, ориентируясь на слабо светящийся оконный проем и вдруг споткнулся, наступив на что-то мягкое.

– Опять Шурик до квартиры не дошел, - пробормотал я, имея в виду соседа по этажу, живущего в квартире напротив. Я нащупал рукой выключатель на стене и нажал на клавишу. Свет загорелся, и я повернулся к человеку, лежащему на полу.

– Шурик!
– позвал я и осекся, потому что это был не Шурик.

Я подошел ближе к человеку, лежащему на животе и уткнувшемуся лицом в грязный бетонный пол. Подошел и просто остолбенел от неожиданности: на этом лежащем без движения человеке были одеты моя куртка и бейсболка.

– Витек, - прошептал я помертвевшими губами. Я нагнулся к лежащему товарищу и перевернул его на спину.

– Витек!
– громко повторил я, - ты меня слышишь?

Но он, похоже, меня уже не слышал. Глаза его были полузакрыты, изо рта на куртку, капая, сочилась кровь. Прошлый жизненный опыт мне подсказывал, что Витек, похоже, уже был мертв, но я все-таки приложил пальцы к сонной артерии на его шее, пытаясь нащупать пульс. Пульс не прощупывался. В это время осторожно приоткрылась дверь соседней квартиры и из-за нее выглянула жена Шурика в ночной рубашке.

– Олег, это ты?
– испуганно спросила она, судорожно сжимая рукой ворот ночной рубашки, - что случилось?

– Наталья, вызови, пожалуйста, скорее "Скорую" и полицию, человек ранен, - попросил я ее, по-прежнему сидя рядом с Витюшкой на коленях и все еще пытаясь нащупать пульс.

– Ага, - коротко сказала соседка и захлопнула дверь.

– Господи, - прошептал я, подняв глаза к потолку подъезда, и прижав окровавленные ладони к груди, - не дай ему умереть, очень тебя прошу!

Взглянув на Виктора, на его запрокинутую назад голову, я подумал, что ему надо бы что-нибудь под нее подложить. Я посмотрел вокруг и увидел пластиковый пакет с водкой, который Витек нес из магазина, и который он все еще держал в руке. Я с трудом разжал его пальцы, и хотел подложить пакет ему под голову, но потом передумал, и решил сходить домой за подушкой. Я пошел в свою квартиру, машинально прихватив с собой Витюшкин пакет. Зайдя в квартиру, я положил пакет на тумбочку в прихожей и прошел в комнату, чтобы взять подушку. Взяв с дивана подушку, я вышел из квартиры и, опустившись на колени рядом с Виктором, подложил ее ему под голову. В это время открылась дверь лифта и на площадку вышла женщина средних лет в синей куртке с надписью "Скорая помощь" поверх белого халата, с оранжевым боксом в руках. Она молча подошла к нам и, поставив на пол свой бокс, наклонилась к Витюшке. Одной рукой врачиха приподняла ему веко, а вторую приложила к шее, и на меня пахнуло слабым запахом лекарств. Пока она пыталась нащупать пульс, я поднялся на ноги и отошел к окну подъезда, чтобы ей не мешать. Но не прошло и минуты, как женщина выпрямилась и, стягивая с ладоней резиновые перчатки, взглянула на меня.

– Это ваш родственник?
– тихо спросила она.

Я, немного помедлив, кивнул ей в ответ.

– Мне очень жаль, - так же тихо и как мне показалось, искренне, сказала женщина.

Не зная, что здесь нужно было ответить, я промолчал. В это время открылись двери лифта и на площадку вышли двое мужчин. Один был в полицейской форме с погонами лейтенанта, а второй был в гражданской одежде и постоянно зевал. Первый подошедший к нам гражданин в форме был мне незнаком, а вот второй мне был хорошо известен, поскольку мне с ним раньше довольно часто сталкиваться. Это был наш участковый уполномоченный, товарищ, а теперь уже и не товарищ, а господин, Андрей Григорьевич Пересядько. Подойдя к нам, эти двое поздоровались с врачом и, проигнорировав меня, уставились на тело неподвижно лежащего Витюшки. Медичка подошла поближе к этой парочке и стала что-то вполголоса им говорить, качая головой и разводя руками. Я хоть и не слышал, что она им объясняла, но общий смысл ее монолога был мне понятен. Лейтенант ей что-то коротко ответил и врачиха, попрощавшись с ними, взяла свой бокс и пошла к дверям лифта. Затем лейтенант посмотрел на меня и что-то спросил Пересядько. Участковый, искоса, мазнул по мне взглядом и, зевнув, что-то ответил лейтенанту. Затем лейтенант жестом показал, чтобы я к ним подошел. Я, нехотя, подчинился и, медленно подойдя к этим официальным лицам, не вынимая рук из карманов штанов, стал разглядывать лейтенанта. Тот нахмурился, видно ему не очень понравилось мое поведение.

– А я что тебе говорил, - чему-то улыбаясь, сказал ему участковый.

Лейтенант, вздохнув, ему кивнул и сказал:

– Да, я вижу.

И уже посмотрев на меня, на мои окровавленные до локтей руки, на пятна крови на моей рубашке, и показав рукой на неподвижно лежащего Витюшку, спросил невыразительным, безразличным тоном:

– Это ты его замочил?

– Нет, - в тон ему, так же безразлично, ответил я, не вынимая рук из карманов.

– А кто?
– зевнув, задал лейтенант очередной дежурный вопрос.

– Не знаю, - процедил я, бесцеремонно, в упор, разглядывая лейтенанта.

– Понятно, - сказал лейтенант, и повернулся к Пересядько, - я думаю, нет смысла с ним сейчас говорить. Завтра обеспечишь его явку в отдел, а пока по-быстрому осмотрим место проишествия, обойдем квартиры в подъезде и опросим жильцов.

– Да поздно уже, - засомневался участковый, - лучше завтра с утра...

– Завтра тем более будет поздно, - сказал лейтенант, - и свидетелей, если и были, не найдешь.

– Да я не про свидетелей, а про время, - поморщился Пересядько, - сейчас же все образованные стали и права свои знают. Жалобы будут.

– Ничего, переживем, - отмахнулся лейтенант. И тут он посмотрел на меня.

– А ты чего здесь стоишь? Иди домой, завтра придешь в отделение для дачи показаний.

– Приду, если будет повестка, - ответил я, закуривая.

Лейтенант недовольно передернул плечами и, смерив меня взглядом, сказал участковому:

– Пересядько, не дай Бог, он завтра не явится. Я тебя предупредил.

– Пусть только попробует не явиться, - прожигая меня своим взглядом, сказал участковый тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– А может его оформить, на двое суток, до выяснения?
– как бы размышляя, спросил лейтенант участкового, косясь на меня.

– Не нужно, - поморщился Пересядько, которого, видно не сильно прельщала перспектива возиться ночью с моим оформлением, - никуда он не денется.

– Как скажешь, - пожал плечами лейтенант, - значит я вверх, а ты вниз.

Он уже хотел, было идти, как снова увидел меня.

– Ты еще здесь?
– удивленно спросил он, - ты что, по-русски не понимаешь?

Я шагнул, было, к своей двери, но остановился и повернулся к лейтенанту:

– А как же он?
– спросил я, кивнув на лежащего неподвижно Витюшку.

– Не волнуйся, он никуда не убежит, - осклабился лейтенант, но осекся, видимо поняв, что его шутка звучит несколько пошловато, - без тебя разберемся. Иди уже домой.

Я пошел в свою квартиру, и уже уходя, услышал, как лейтенант сказал участковому:

– И записи с камер собери, какие найдешь...

Зайдя в свою квартиру, я запер дверь и в изнеможении присел на пуфик в прихожей, тупо глядя перед собой.