Девять дней

Она явно смущена. Терпеть не могу это.

Часть меня надеется, что она почувствовала те же мурашки, пробежавшие по её спине, опьяняющие её тело мной, как моё было опьянено ею. В то же время я надеюсь, что для неё это ничего не значило. Потому что, если бы это произошло, это усложнило бы «свидания», которые я запланировал.

Считаются ли они вообще «свиданиями»?

Я осознаю, что часто шучу по этому поводу. Иногда я называю её своей девушкой, говоря ей это в лицо, хотя знаю, что это не так.

Что это значит? Почему меня вообще волнует, умрёт она или нет?

Конечно, теперь, когда я узнал её лучше, мне не всё равно. Но почему меня это волновало с самого начала?

Я просто держу пари, что это всё из-за Эйдена. Он убедился, что я позабочусь о людях, не позволив при этом себе потеряться в славе и деньгах. Но Эйден и Лили для меня — два совершенно разных человека. Это было не моё дело, а Эйдена. Я сделал её своей, чтобы заботиться о ней, и теперь она слишком важна для меня, чтобы останавливаться.

Я хочу, чтобы она была живой. Она нужна мне живой. Она нужна мне, чтобы дышать, чтобы жить. Мне нужно, чтобы она была здесь, с Аароном, со своей семьёй и друзьями.

— Ты ведь подождёшь, правда? — повторяю я свой предыдущий вопрос, нуждаясь в том, чтобы она сказала мне, что теперь она не убежит.

Она откашливается, глядя в пол, избегая моего взгляда.

— Я, э-э, конечно.

— Лили, — произношу я, вздыхая. — Мы не хотели, чтобы это произошло. Я знаю, что это странно, но давай не будем усложнять ситуацию, ладно?

— Здесь нет ничего странного. У нас всё в порядке.

Что-то подсказывает мне, что она лжёт. Она всё ещё избегает моего взгляда.

Я быстро смотрю в сторону льда, видя, что мои товарищи по команде насмехаются надо мной за то, что только что здесь произошло. Гриффин выполняет движение «целуйся сам с собой». Аарон закатывает мне глаза. Грей улыбается как идиот, зная меня слишком хорошо.

Я посмотрел на своего отца и увидел, как он понимающе улыбается мне. Это та же улыбка, которой Грей улыбается мне, только она намного сильнее исходит от человека, которому я обязан всем.

Он отмахивается от меня, говоря, что я свободен.

Я хватаю Лили за руку, стаскивая её с сиденья. Она вскрикивает, но затыкается, когда я тащу её за собой. Она начинает протестовать только тогда, когда я выхожу на лёд.

— Я не выйду на лёд, — говорит она предупреждающим тоном. — Колин, я укушу тебя.

— Укусишь, Лилибаг, — я поднимаю её с земли, незадолго до того, как перекинуть через плечо, и начинаю кататься по льду.

Она кричит, чтобы я вернул её обратно, но я этого не делаю. Лили не хочет прикасаться ко льду, поэтому я не позволю ей прикасаться к нему. Во всяком случае, пока.

Мои товарищи по команде возмущаются происходящим. Понимающие «ох» и «ах», срывающиеся с их губ, когда я прохожу мимо них, говорят мне, что я пожалею об этом рано или поздно.

Кататься на коньках, когда кто-то висит у меня на плече, определённо непросто. Но с этим можно справиться. Хотя, если она продолжит щипать меня за задницу, я могу её уронить.

Клянусь, в пальцах Лили Рейес есть какая-то сила. Я всегда думал, что Эйра хороша в том, чтобы ущипнуть меня, но Лили превосходит всех.

Клянусь, к тому времени, как я доберусь до другой стороны льда, у меня на ягодице будет синяк.

— Колин, отпусти её. — Аарон встаёт у меня на пути, не давая мне сдвинуться с места. Аарон — единственный, кто протестует. Остальная команда либо следит за мной, либо просто игнорирует меня, катающегося по льду с симпатичной горячей девушкой, перекинутой через плечо.

— Не отпущу.

— Отпусти меня, Колин! — кричит Лили, снова ущипнув меня.

— Ладно, ты хочешь пройтись по льду в своих ботинках? — говорю я и начинаю опускать её, вытаскивая обратно через плечо вперёд, прежде чем она в конце концов останавливает меня.

— Отнеси меня обратно, туда где нет льда.

— Так я и думал. — Я позволяю себе усмехнуться, затем направляюсь к ближайшему к раздевалке выходу.

Аарон всё ещё наблюдает за мной, я чувствую на себе его взгляд, он следит за каждым моим движением. Я не могу винить его. Если бы какой-то парень сделал это с моей сестрой, я бы забил его до смерти. Возможно, не до смерти, но близко к этому.

— Никаких девушек в раздевалке, Колин! — кричит мой отец мне вслед. Это всегда было запрещено, я это знаю. Раздевалка — это личное пространство команд. Все наши вещи там. В целом это наше место, а не для каких-то посетителей. Но, как бы то ни было, за правилом «никаких девушек» стоит ещё одна причина. Это простое и очевидное правило. Никаких девочек, потому что каждый хоккеист в этой школе — нечто особенное.

Но это правило также основывается на имени «Закери Блум».

Я схожу со льда, на мгновение переключая своё внимание на отца. Моя рука остаётся зафиксированной на запястье Лили. Если я сейчас отпущу её, она убежит. Я не буду так рисковать.

— Без дурных намерений, папа, — говорю я достаточно громко, чтобы он меня услышал. — Я обещаю!

ГЛАВА 11

«Я знаю, ты цветок средь поля сорняков» — Surrender by Billy Talent.

Лили

— Мне не пять лет, Колин, — приходится напоминать этому придурку. Он тащит меня в эту — совсем не противную — раздевалку. И что ещё хуже, он толкает меня в душевую кабину, запирая дверь, чтобы я не могла уйти.

По некоторым причинам Колин считает, что я убегу, если он позволит мне подождать снаружи.

Он, конечно, прав, но я не хочу еще больше раздувать его эго. Ему не стоит знать, что он уже довольно хорошо знает меня и читает, как книгу. И кроме того, меня пугает, что он может это понимать.

Колин раздевается и заходит в другую душевую кабину, которая находится прямо напротив того места, где он держит меня в плену. Слава Богу, что дверцы душевой кабины закрывают нужные места. Ну, я была бы не против увидеть немного больше, а не только торс. Я чувствую, что этот парень мускулистый, кто бы не хотел на это смотреть?

И, как я и предполагала, у Колина Картера есть татуировки на груди. Его татуировки не связаны. Они больше похожи на тонну крошечных, иногда чуть побольше, одиноко стоящих рисунков.