Девять драконов

Старые записи неожиданно стали новыми любимцами, и прекрасно оснащенные киностудии превратили Пэтси Клайн и Хэнка Вильямса в поп-звезд. Они словно заново ожили в музыкальном видео, испеченном на основе клипов из фильмов сорокалетней давности, которые раскрасили, компьютерно наворотили и набили лазерной пиротехникой. Записи Вилли Нельсона шли на «ура» и каждый филиппинский оркестр в колонии шлепал по округе в ковбойских ботинках и шляпах и стряхивал пыль с гитар прадедушек.

«Я сошел с ума» было хитом номер один; «Воскресная утренняя прогулка» сочилась из радиоприемников такси, водители которых никогда не были в церкви и никогда в жизни не бродили тихо и спокойно по улицам; «Я так одинока, что могу заплакать» шныряла среди толпы на рынках. Но самые забойные хиты крутились на радио экспатриантов, и дюжины кантонских станций вторили им потом, гоняя «Сладкие мечты». Даже неторопливый свинговый оркестр в отеле «Мандарин» попал в эту струю, и уши Викки невольно заглатывали его звуки, когда она взбиралась наверх по лестнице на утренний чай с Вивиан Ло.

Вивиан послала вежливую записку из Шанхая, сообщая, что она наткнулась на Альфреда Цина, и предлагая встретиться и поговорить, когда она вернется в Гонконг. Викки ответила тоже вежливой запиской, и теперь они наконец собирались встретиться.

Она увидела Вивиан, терпеливо ждущую в короткой очереди позади нескольких туристов. Она казалась чопорной и правильной в красном костюме из шелка и очках в золотой оправе.

— Я закажу нам столик.

— Не о чем беспокоиться. Это займет одну минуту.

Викки приподняла бровь в направлении хозяйки ресторана, и та бросилась к ней с излиянием слов:

— Пожалуйста, идите сюда, мисс Макинтош. Как мило видеть вас здесь опять.

— Добрый день. Это Вивиан Ло — старый друг Макинтошей-Фаркаров.

— Очень рада познакомиться с вами, мисс Ло. Извините, что заставила вас ждать.

Вивиан заказала зеленый китайский чай. Викки попросила дерджилингский.

— Посмотрите на нас, — сказал она, заметив, что Вивиан выглядит очень хорошо — блестящие волосы и здоровый румянец на щеках. — Две дамы пьют чай, и за ними никто не ухаживает.

— Я иногда думаю, как это бывает, когда к тебе всегда относятся так по-доброму, — сказала Вивиан, кивая, чтобы успокоить хозяйку.

— Извините.

— Так, ничего. Просто мимолетная мысль.

— Вы имеете в виду, что это как вырасти дочкой тайпана? — спросила Викки. — Потрясающе — что касается внешнего мира. Но дома родители — то, на что они похожи, а не то, что они есть на самом деле.

— Беженцы.

— А кем они были до того, пока стали беженцами? Знаете, это забавно, но я не знаю о вас кроме того, что отец сказал, что вы были стипендианткой.

Она чуть не сказала, что Вивиан была «одной из стипендиаток», но вовремя спохватилась.

— Мой отец был учителем в Китае.

— Аристократ.

— Учительство потеряло свою высокую марку во время «культурной революции», — сухо ответила Вивиан.

— Тогда что же он делал в Гонконге?

Викки увидела холодную ярость в глазах китаянки, похожую на свет, который сияет сквозь алмаз, и поняла, что ей лучше сдержать свой покровительственный тон, если она хочет заключить мир.

— У моего отца было несколько работ в Гонконге. Он был оператором штамповального станка днем и готовил в ресторане по ночам. Потом моя мать помогла ему начать ряд дел, которые не удались. Наконец он стал вырезать печати, заведя свой маленький магазинчик на Вестерне, — итак, его история кончается счастливо.

— А ваша мать?

— Она эмигрировала в Канаду в прошлом месяце, в Торонто, вы знаете. Она не смогла попасть в Штаты. Я боюсь за нее. Торонто показался мне холодным городом, где чувствуешь себя одиноко.

— Альфред Цин говорит, что там есть большой китайский квартал.

— Здания слишком низкие и расположены далеко друг от друга. Это не гонконгский Чайнатаун. Он кажется таким распахнутым. Слишком много неба, если вы понимаете, что я имею в виду. Как бы там ни было, я поселила ее в славной квартирке. Но я за нее беспокоюсь. Люди с деньгами селятся в пригородах. Этого она не может себе позволить. А когда я предложила ей помощь, она сказала, что пригороды еще более жуткие, чем сам город. Она сказала мне: «Шанхай, Кантон, Гонконг, а теперь — Торонто. Вся моя жизнь». Понимаете, она любила свой Шанхай.

— Вы когда-нибудь отвезете свою мать назад в Шанхай?

— Теперь Шанхай дыра. Пекин разрушил его.

Вивиан наблюдала, как дочь тайпана слушала ее с вежливым выражением, словно зафиксированным лаком на лице. У Виктории нет ни малейшего представления о том, о чем она говорит, — Вивиан набросала только внешнюю канву жизни ее семьи. Важные вещи она никогда не скажет; дурные привычки матери и страх ее отца были слишком значимыми — одними из главных вещей в ее жизни, чтобы она стала обсуждать их даже с ближайшей подругой, не говоря уже о враге. Только любовник может слышать такие вещи.

Виктория нуждалась в Вивиан из-за завещания Дункана.

Но вот чего Викки, очевидно, не понимала, так это того, как отчаянно Вивиан нуждается в ее помощи, чтобы закончить дело Дункана. Дункан хотел защитить ее. Из чувства любви и старомодного западного рыцарства он никогда не говорил ей, где он спрятал доказательства против Ту Вэй Вонга и министров Чена. Он дал ей ключ от сейфа в гонконгском и шанхайском банках, где лежал список имен каэнэровских бюрократов и номера их счетов в швейцарских банках. Но это была малая доля — просто нечто, что можно отдать в случае, если произойдет самое худшее и Ту Вэй Вонг настолько обозлится, что станет пытать ее.

Основные доказательства были где-то спрятаны, и если этот секрет не умер вместе с Дунканом, тогда Виктория, последний человек, который видел его живым, наверняка должна знать, где они находятся.

Она должна уговорить Викторию позволить использовать их, и только поэтому она согласилась встретиться за чаем в отеле «Мандарин». Ее единственное оружие было внутри нее — ребенок Дункана, который уже начал шевелиться. Она никогда не хотела ребенка раньше и не ощущала никакого материнского чувства. Теперь же это было радостью всей жизни, центром, вокруг которого вращалось все — ее могучая связь с возлюбленным тайпаном.

Взгляд Виктории был прикован к ней, изучал ее тело, чтобы увидеть признаки беременности. Она глубоко вдохнула, коснулась губами чашки с чаем и сказала:

— Мне потребовалось время, чтобы осознать то, что вы носите в себе мою сводную сестру.

— Да, это любопытное обстоятельство, — осторожно согласилась Вивиан. — Мы связаны, не так ли?

— Что ж, это не исключено, — ответила Викки так же осторожно. — По крайней мере, мы можем согласиться в том, что стремимся к одной цели.