Девять драконов

— Это не совпадение. Я, как вы выразились, напустила его на нее, еще когда был жив тайпан.

— Чтобы завладеть соперницей?

— В сущности, да, — допустила Вивиан.

— Мое восхищение растет. Сначала я подумал, что вы — идеалистка. Теперь я начинаю подозревать, что у вас повадки шанхайской женщины.

Вивиан в смущении засмеялась. Во всем Китае не было выше комплимента сильной женщине.

— Мне бы больше хотелось, чтоб меня звали как гонконгскую женщину.

— А что это такое — гонконгская женщина?

— Та, у которой глаза открыты.

— Уверен, вы не так опасны, — засмеялся Тан. Но его улыбка была отчужденной. — Подозреваю, что вы найдете способ уговорить дочь тайпана помочь нам.

Вивиан, не была уверена.

— Даже если я смогу, — предупредила она, — Виктория Макинтош поставит те же условия, что и ее отец. Она будет настаивать на том, что отдаст документы только в ваши руки. Лично.

Тан поднес копии, которые дала ему Вивиан, к свету.

— Если у нее есть еще, подобные этому, я соглашусь встретиться с ней в любой дыре, где только она пожелает. В конце концов, приехал же я в эту клоаку, чтобы встретиться с вами, гонконгская женщина.

Его комплимент придал ей смелости воспользоваться прямотой, на которую провоцировала его грубоватая манера.

— Могу я вас спросить, чем ваш новый Китай будет отличаться от старого Китая?

Тан гордо крякнул:

— Вы мне не поверите, если я буду обещать.

— Извините меня, но я боюсь…

— Позвольте мне рассказать, чем «мой» новый Китай будет отличаться. Там не будет коррупции. Гуаньшан будет подавлен в зародыше. Несколько расстрелов кое-кого из верхушки изменят привычки. Будет ли это демократично? Больше, чем теперь. Воспользуюсь ли я преимуществами своей новой власти, чтобы получить еще больше власти? Если я не стану этого делать, я буду первым лидером в истории Китая, который этого не делает. Буду ли я мудро использовать свою власть? Я буду мудрее, чем многие. Станет ли Китай местом, где лучше живется, когда я уйду? Надеюсь. Станут ли идеалисты, подобные вам, моими врагами? Надеюсь, нет. А теперь что вы скажете о том, что мне сообщили: Вонг Ли приложил руку к новогодним беспорядкам в Гонконге?

— Меня ничто не удивит, когда дело касается Ту Вэй Вонга. Но для каких целей ему понадобились беспорядки?

— Чтобы развязать руки сторонникам жесткой линии, чтобы дать предлог отрицать права, которые провозгласила Совместная декларация. Чтобы подавить оппозицию.

— Но в этом нет здравого смысла. Международное деловое сообщество покинет город.

— Может, у Ту Вэя ваши информаторы?

— Об этом мы довольно скоро узнаем. До переворота меньше двух месяцев. За это время Ту Вэй сделает шаг.

Вивиан ничего не сказала. Партийный лидер Тан только что сделал свой шаг, и она не знала, кому доверять. Но у нее было ужасное чувство, что Виктория Макинтош, может, была права, говоря, что Макфаркары — а если посмотреть шире, то и сам Гонконг — не должны брать чью-либо сторону в этой новой гражданской войне в Китае. Может, в этом случае Дункан был не прав… и он оставил ее дрейфовать в море сомнений.

Глава 25

— Мы так подходим друг другу, — восхищенно изумлялся Стивен.

Они встретились в полдень в отеле «Эмперор», как делали это регулярно в течение трех месяцев. Было уже темно, и их фигуры мягко отражались в стеклянном окне-стене. Бледные, хрупкие их тела, казалось, плыли на фоне огней вдоль залива, как облако на звездном небе.

Викки свернулась на нем — одна нога согнута, другая лениво переплелась с его. Ее щека лежала на его гладкой груди. Она слушала, как его сердцебиение медленно возвращается к нормальному ритму.

Она поцеловала его грудь, потом потянулась ртом к его губам. Его пальцы легко побежали, как по дорожке, по ее спине, другой рукой он поднял волосы с ее шеи.

— Это или любовь, — прошептал он, — или остановка сердца.

— Я позову врача. Такие парни, как ты, — не влюбляются.

Это была обычная игра, в которую они играли, когда она нуждалась в разуверении. Не то чтобы она сомневалась в его любви, но она думала, как долго это продлится. Стивен, со своей стороны, выказывал бесконечную любовь и безграничную страсть. Викки преобразила его — провозгласил он. Иногда она верила ему, но часто ей становилось страшно, потому что никогда в жизни она не подвергала свое сердце такому риску.

— Ты не влюблен. Это — эрос.

— И эрос тоже, — согласился он, его руки медленно скользили. — Но я влюбился в Новый год. Новый год гуйло.

— С первого взгляда? Ну, продолжай, продолжай.

— Нет, — ответил он серьезно, и его немного сонный голос напоминал Викки сладкую приправу из масла и жженного сахара, а его руки вызывали у нее сладкую дрожь. — Когда ты убежала из машины.

— От многих парней убегают блондинки в красных платьях в обтяжку.

— Твое лицо, — прошептал он. — Я полюбил тебя за то, что ты была такой преданной. Ничто не могло тебя остановить.

— Моя мать оказалась в гуще беспорядков.

— Ты была такая неистовая. Такая красивая. Как тигрица. Потом я однажды пробрался в больницу, а ты спала.

— Когда? — Викки приподнялась на локте, чтобы посмотреть в его лицо.

— Сразу после того, как тебя перевели из реанимации в палату. Ты была похожа на ребенка, но я мог видеть твою решимость.

В углу в куче одежды затренькал радиотелефон. Викки скатилась со Стивена.

— Эй!

— Я их предупредила — только в случае землетрясения или переворота в Пекине.

Она соскочила с кровати, выудила радиотелефон из кармана своей блузы и нажала кнопку. Восьмистрочный экран осветился черным и белым.

— Ох, Господи!

— Землетрясение или переворот? — спросил Стивен с кровати.

— Хуже, — выдохнула она. — Консорциум Альфреда Цина не внес апрельские выплаты за Китайскую башню.