Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях.Смиренная кошка, мурлыча, лежит на моих коленях.Дождь от нечего делать стучит в окно.Пусть стучит сколько угодно – ему не откроют.Летнюю пыль дожди монотонные смоют.Тоска в человеке красна, как в бокале вино.Так, заперта дверь. Листва – для ветра добыча.Что думает зверь, на коленях хозяйских мурлыча,что чувствуют эти поленья, сгорая в огне?Вспоминают ли сказку о Карло и Буратино?Что думает осень? Что лето слишком картинно,что молодо-зелено, дождик мелькает в окне.Пылай мой камин, как Пушкин писал, согревая келью.Вечер, словно любовь, завершится постелью,сном тяжелым, как одеяло. Укрывшийся с головойчеловек естественен, как кошка или поленья,мурлычет, сопит, все теряет без сожаленья,не ждет пробуждения, вровень с опавшей листвой.
Шоа
на
правах придорожной пылина ветру осеннем промозгломчто мы тут позабылидети привыкшие к розгампотому что мало нас билитак и надо нам недоноскамтак и надо нам недомеркамтак и надо птенцам подранкамтак и надо мойшам и беркамтак и надо сарам и ханкамтак и надо нашим местечкамкто теперь тут живет не знаемтрудно быть живым человечкомлегче в небе вороньим стаямлегче облака легче пухаиз перины распотрошеннойлегче света бесплотнее духастарухи умалишеннойпотому что в багровом светеземного военного адабудут кричать нам детиага так вам и надочто вы тут позабылиа мы и сами не зналина правах придорожной пыликоторую вы вдыхали
«пожалеем малую речку. ей выйти из берегов…»
пожалеем малую речку. ей выйти из береговтруднее, чем человечку выбраться из долгов,ей летом пересыхать, зимою – покрыться льдом,как укрывается мать старорежимным платком.пожалеем старую маму, сидящую взаперти,ей даже к сельскому храму мимо кладбища не пройти,пожалеем ее сынка, который всем задолжал,он жил как птица пока – пил, не сеял, не жал.пожалеем и тех, кто ему давал три рубля,пожалеем всех неумех, которых носит земля,а земля – она всех жалеет, на себе, под собой.жаль что речка мелеет. жаль, что у сына запой.эти малости – детские шалости, курам на смех.будем жить задыхаясь от жалости, которой хватит на всех,на малую речку, впадающую неизвестно куда,на деревню, не знающую, что на свете есть города.
«со временем сердце растягивается как обувь…»
со временем сердце растягивается как обувьда и время растягивается становится мягчеподатливей словно девка некуда ставить пробуа когда-то скакало что красный резиновый мячикоставляя зачем-то следы на асфальте прогретомперед тем как исчезнуть бесследно и безвозвратновместе с главным и неделимым к чему делиться секретомполишинеля все будет чисто гладко понятнотакже и место где мы живем растяжимо и безопаснодо неузнаваемости до переулка до лестничной клетидо двери с почтовым ящиком до изжитой напрасножизни в бренности лености тленности этислова идут друг за дружкой как на картинке слепыеидут за слепым цепочкой по краю оврагана глазах изумленной замолкшей толпы ивсе затаили дыхание в ожиданье последнего шага
«В штанах страны стоит бронепоезд…»
В штанах страны стоит бронепоездна бедрах правителя – черный пояс,вождю хорошо со страной вдвоем.Изба красна не углами – узлами,веселые нищие роются в хламе,в речушке церковь вниз куполами,тоска расширяется в сердце твоем.Особенно утром, когда на востоке,заря занимается, в мутном потокепрошедшего времени рыба клюетна каждую удочку, каждый крючочек,когда не счесть стихотворных строчек,а в клубе ночном для сынков и дочекбушлатник шершавую песню поет [1] .Когда облака сбиваются в стадо,когда палач говорит «так надо!»,а смертник, пожалуй, согласен с ним,когда под землею гремят заводы,а в небесах не смолкают оды,закон природы – закон породы,природу-породу мы не виним.gggТакими уж мы уродились в роддомеgggсистемы минздрава, мы были, кромеgggматери, не нужны никому.gggПолоской роддомовская клеенкаgggохватывала запястье ребенка,gggи равнодушно родная сторонкаgggнас принимала по одному.gggТакая уж выпала доля-жребий,gggгражданин – отребье среди отребий,gggхоть отсутствует множественное числоgggу слова «отребье», не скажешь иначе,gggразличая в общем вое и плаче,gggв поисках недостачи в сдачеgggмелкое, но всесильное зло
1
Строка из стихотворения О. Мандельштама
«Век мой выношен. Выброшен хлам…»
Век мой выношен. Выброшен хлам.Жизнь отравлена запахом гари.И безмолвно сидят по угламдлинношерстные робкие твари.Зябко выйти во двор по утрам.Золотая листва под ногами.Здесь друзья расстаются врагами.Зыбко все. Все открыто ветрам.Все открыто предательству тех,кто
отжал, тех, кто выжал и выжил,сколько их – сластолюбцев и выжиг,тех, кто вводит вселенную в грех.Так скотину ведут на убой.Так упрямицу тащат к постели.Так безумье, лишенное цели,ждет мгновенья – покончить с собой.
«Все не так, как тебе хотелось. Душой не криви…»
Все не так, как тебе хотелось. Душой не криви.Алкоголик домой доберется на автопилоте.Революцию не обязательно потопить в крови.Сама увязнет в болоте.Ибо эта местность болотиста. Бессмысленно помогатьдобраться до твердой почвы безногому инвалиду.Огоньки болотные пляшут. Прогнившая гатьсуществует только для виду.Умирает в бездействии действие. В сомнении меркнет ум.В немощь впадает старость. Осень мучит природу.Внешнюю музыку заглушает внутренний шум.Рыбка любит мутную воду.
«задание на дом: изволь нанести на карту…»
задание на дом: изволь нанести на картунезыблемые границы государства Урарту,к которым не подойти на расстоянье стрелылетящей, меча разящего, враждебного взгляда —ощетинится копьями, окаменеет преграда,враждебная сила сама не рада —сжалась в комок и глядит из исторической мглы.все, что не существует, вечно и неизменно —небытие подкрадывается постепенно,чтоб нанести удар, и вечность твоя – вертиею как хочешь: она затвердеваетпод пальцами скульптора, то, чего не бывает,как плод на каменном дереве созревает:сиди ученик над картой, рисуй и черти.тебе все равно, что дорическая колонна,как березка, одна стоит между камней Вавилона.Изида с Венерою сестры – зеркальные близнецы.переселенье народов – броуновское движенье.не влезай! убьет! – высокое напряженье.средневековье лоб разбивает о Возрожденье.мы стары, мы сами себе годимся в отцы.мы мелкие сошки никем не написанной драмы.на месте Урарту стоят армянские храмы,а нам в толпе не протиснуться. учениксидит над руинами, над мраморными гробами,нанесенными на карту, над колоннами и столбамителеграфными, над порванными проводами,над скульптурами без хитонов и без туник.ампутация рук носов и фаллосов на скульптуре,отношение к сексу в давно погибшей культуре,технология тирании – стенобитный прибор, бревнос литою бронзовой головою барана…крепки границы Урарту, надежна охрана,солнце зашло, закат зияет как рана,но закату не больно, точнее, ему – все равно.
«Старость – второе дыхание. Привычка – вторая натура…»
Старость – второе дыхание. Привычка – вторая натура.Кому хватает выдержки, тому не нужно отваги.Герои моих стихов – история, архитектураи плоские человечки, вырезанные из бумаги.На них написаны тексты, вернее – только фрагменты.Но если читать между строк, как старцы в детстве читали,смысл проясняется – золотом на фоне траурной ленты,где нет ни болезни, ни настоящей печали.О, эти камни – в высоких железных оградах!Как выскочат хищники – никому не покажется мало.О, эти иконы в тяжелых золоченых окладах!О, эта вечность, которая мало что понимала!
«в советской опере в царской ложе…»
в советской опере в царской ложесидит секретарша обкома долго сидит похожерядом с ней бандит в голдяках и кожеу обоих внутренний мир написан на роженад оркестровой ямой руки и лысина дирижерав музыке слышатся звуки трагедии и укорабалерины кружатся ловко и споростройные ножки не укрыты от взорадекорации прошлой жизни дворцы колонны озераодно из них лебединое лебеди все без разбораперламутровые бинокли у старушек партерана галерке сидят софия надежда любовь и вераздание оперы классное внушающего размеране берут его ни пожар ни чума ни холерадля населения сцена это incognita terraу секретарши квартира у бандита фатераморе шумит где-то внизу а там за морямибибиси и свобода с лживыми новостямина морях корабли с барменами и морякамиофициантками хочешь можно потрогать рукамибандит говорит соседке пышной чиновной дамепохороните меня здесь в оркестровой яме
блюз бродячей собаки
бродячие псы идут за мной я тоже бродячий песа был цепным и железный ошейник с собой унесболтаются и звенят два звена от моей цепине бойся меня малыш отвернись к стенке и спия сорвался с цепи и прорыл под забором лазя забыл когда лаял в последний разя забыл о том тусклом ноябрьском днекогда лакал баланду из миски с советским гербом на днея бродячий пес с облезшей шерстью и втянутым животомне бойся меня малыш отложи свой страх на потомотвернись к стене к которой когда-то ставили вот выбоины от пульпогляди на термометр он показывает абсолютный нульпогляди на часы но у маленьких нет часовпо улице едет машина ловят бродячих псовя бродячий пес окончен мой путь земнойи другие бродячие псы молча идут за мной