Девятая рота (сборник)
Шрифт:
Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь прошила ему ноги, он упал, выронив автомат, и пополз, упираясь локтями.
– Давай, Воробей! – отчаянно заорал Лютый. – Давай! Сюда!
Еще несколько пуль попали в Воробья, он сел – один посреди голой позиции – и заплакал. Он сидел, сжавшись, прижав руки к груди, смотрел на своих и беззвучно плакал, как потерянный, забытый взрослыми ребенок.
– Сюда, пернатый! Ползи, Воробей! Сюда! – орали сразу несколько голосов. Бойцы встали, поливая длинными очередями ходы вокруг него, не давая
Арабские платки мелькали над окопами, приближаясь к нему. Воробей по-прежнему, не оглядываясь, смотрел на своих. Потом отнял от груди дрожащие руки и протянул, как оправдание, на открытых ладонях гранату.
Раздался взрыв. Лютый заорал, выскочил наверх и кинулся вперед, стреляя от бедра, крича и не умолкая ни на секунду. Следом рванулись остальные – кто-то сразу падал, поймав пулю, другие бежали, расстреливая сверху мечущихся по окопам наемников, бросались на них с разбегу. Лютый спрыгнул вниз, араб бросил в ужасе автомат и побежал от него. Лютый догнал, повалил его и, не переставая орать в лицо оскаленным ртом, стал бить головой о камни.
Пиночет соскочил в окоп, наемник обернулся и выстрелил в упор. Пиночет качнулся, выронил пушку – и пошел на него. Араб, отступая, стрелял очередями – Пиночет, изрешеченный пулями, как робот, надвигался на него, ругаясь по-своему с выкаченными бешеными глазами, брызжа кровавой слюной с губ. Вцепился мертвой хваткой в горло, навалился на него, и только когда затих последний судорожный хрип, безжизненно обмяк и уткнулся головой ему в грудь.
Арабы не выдержали и побежали. Лютый дал очередь вслед, один взмахнул руками и повис на камнях.
Неожиданно наступила тишина. Лютый замер, затаив дыхание, прислушиваясь.
– Эй! – наконец окликнул он. – Есть кто живой?
– Я!
– Я здесь! – Над кромкой окопа показалась одна каска, другая, потом еще с другой стороны.
– Духов нет?
– С этого краю нет.
– Здесь тоже вроде…
Они, пригибаясь за камнями, оглядываясь, обошли разгромленную позицию. Земля сплошь была усеяна стреляными гильзами, покореженным оружием и телами убитых – своих и чужих. В дальнем окопе лежали несколько бойцов с задранными на голову тельняшками и вырезанными во всю грудь кровавыми звездами.
– Суки… – всхлипнул Афанасий. – Суки… Суки!! – в истерике заорал он и вскочил, поливая от бедра камни, за которыми засели арабы, крича что-то перекошенным ртом. С той стороны раздалась ответная очередь.
Лютый стащил его вниз, вырвал из рук автомат. Афанасий бился в истерике, кричал и рвался обратно, Лютый несколько раз с силой ударил его кулаком в лицо. Тот наконец затих и заплакал, обхватив голову и раскачиваясь вперед и назад.
– Кто старший остался? – спросил Лютый.
Бойцы переглянулись.
– Никого.
– Слушай мою команду! – крикнул он. – По порядку рассчитались с того края!
– Первый!.. Второй!.. – послышались голоса. – Третий! Четвертый!.. Пятый!.. Шестой!..
– Седьмой, – откликнулся Афанасий.
Лютый подождал еще, оглядываясь.
– Восьмой! – закончил он счет. – Я с Афанасием здесь, остальные обошли всех, собрали патроны, что осталось! Ловушки смотри в оба!
Бойцы начали
обходить мертвых – сперва осторожно просовывали руку под тело, шарили там, потом снимали рожок с автомата, дергали затвор, выбрасывая патрон из ствола, обыскивали карманы и подвески. Духи время от времени постреливали, заметив движение. Пули высекали осколки из камней, били в мертвые тела.– Вода, пацаны! Вода! – Кто-то из бойцов нашел у землянки резиновую флягу, торопливо открутил пробку, поднес ко рту.
– Не трожь! – крикнул Лютый.
Боец смотрел безумными глазами то на него, то на плещущуюся во фляге воду. Лютый подскочил, выхватил флягу.
– Отравить могли. – Он выплеснул воду на землю…
Потом в окопе они выщелкали патроны из рожков в каску и поделили на восемь.
– По двадцать на нос. Четыре гранаты. Еще шесть подствольных.
– Кранты, – спокойно сказал кто-то. – На один раз отбиться не хватит.
Солнце зависло над высоткой, будто время навсегда остановилось в полдень. На всей позиции не было ни пятнышка тени. От раскаленной земли струился обжигающий легкие воздух. Один боец посматривал в сторону духов, остальные неподвижно сидели на дне окопа, привалившись спиной к стене, распахнув броню, закрыв лица полями панам, тяжело дыша пересохшим ртом.
– Чо молчат-то? Может, ушли? – не открывая глаз, спросил Афанасий.
– Да нет… сидят…
– Сколько времени?
– Хрен его знает. Часы стали…
– Они не уйдут, – сказал Лютый.
– Скорей бы уж тогда, – подал голос кто-то. – Чего тянут-то?..
– Ничего… – ответил Лютый. – Они тоже там на солнышке…
Боец присмотрелся в бинокль.
– Слушай, они там скучковались, человек пять. Может, достану из подствольника?
– Не тронь говно – вонять не будет, – откликнулся Афанасий. – Может, дотянем до своих.
– Где они, свои? – спросил кто-то. – Второй день уже… Одну бы вертушку. Только одну вертушку…
Снова повисло молчание. Афанасий вдруг гыкнул, затряс плечами от беззвучного смеха.
– Чо ты? – скосил глаза Лютый.
– Слышь, чо подумал… Где-то люди живут… по улицам ходят… Странно, правда?..
И снова молчание.
– Засуетились вроде, – сказал боец с биноклем.
Лютый тяжело поднялся, достал из кармана оптику от СВД, глянул.
– Готовятся, – сказал он. – Рота, к бою!
Бойцы зашевелились, застегивали бронежилеты, снимали панамы, надевали каски, поднимались, опираясь на приклад автомата. Уже невооруженным глазом видно было, как стягиваются духи к крайнему ряду камней.
– Сейчас пойдут, – спокойно, даже равнодушно сказал кто-то. – Пиздец нам.
– Знать бы, который из них Усама, – сказал Афанасий. – Глотку перегрызть напоследок.
Лютый, прижавшись щекой к прикладу, положил подбородок на камень, опустил глаза. Песчинки – каждая, оказывается, своей причудливой формы и цвета – перекатывались, разбегались кругами от его дыхания. Из-под приклада выбежал бронзовый жучок. Лютый закрыл ему дорогу пальцем. Тот деловито ощупал усиками огромный, как гора, палец, вскарабкался на него, спустился с другой стороны и побежал дальше по своим важным делам…