Девятая рота. Дембельский альбом
Шрифт:
— Товарищ старший…
— Лютым меня называть можешь, Басаргин. — перебил он вдруг пацаненка. — Зови меня просто Лютый.
— Лютый, вы… ты…
— На ты шпарь, и все дела.
— Лютый, ты сейчас что сказал мне?
— А ты не понял?
— Ну, может, с ума сошел? — предположил Басаргин. — Дважды два сколько будет?
— Дважды два, Юра, будет восемь. Это потому, дорогой, что если эти суки нас сразу не пристрелят, то мы с тобой вдвоем драться должны за восьмерых. Тогда, глядишь, прорвемся. Смотри вниз, родной, под ноги, и чуть правее. Саперную лопатку видишь?
— Вижу.
На
— А ну, попробуй незаметно, отступи к ней. И подтолкни ко мне. Может, пригодится.
— Сейчас попробую.
Расстояние до противника сократилось до пяти метров. И как только Басаргин сделал шаг в сторону, у его ног тут же взметнулись фонтанчики автоматной очереди.
— Стоять! — крикнул кто-то из духов. — Стой на месте, не двигайся!
— Эх, Юра, ну что же мы такие бараны! Хотя бы одну гранату приберегли для такого случая! — с болью в голосе сказал Лютый. — Ведь теперь и умереть, как человеку, с достоинством, нет никакой возможности! Тьфу!
— Стойте на месте! — снова прозвучал тот же голос.
Боевики уже обступили их вплотную и с интересом рассматривали, как обезьян в зоопарке. Юрка Басаргин затрясся еще сильнее.
Бандитов было около сорока человек. И стояли они вокруг шумной гогочущей толпой. Заметив Юркин страх, один из духов вышел вперед и навел на мальчишку ствол автомата.
— Ты не воин, — произнес с невыносимым презрением. — Трус!
Юрка изо всех сил зажмурился, ожидая своей пули.
— Оставь его! — мрачно сказал Лютый, давя боевика своим тяжелым взглядом. — Я здесь первый в очереди стою. — Он отстранил Басаргина и заслонил его собой.
Тут поднялся невообразимый хохот.
— Ты посмотри, какой герой! Первым умереть хочешь от пули воина ислама!
— Молодец, да!
— Ахмад! Экономь патроны! Ты так двоих одной пулей завалишь!
— Убей их, Ахмад! Я им языки вырву!
Внутри у Лютого все кипело от бессильной злобы. Он готов был уже броситься на ствол автомата, чтобы не растягивать удовольствие этим хохочущим тварям, как вдруг кто-то принялся расталкивать плотную толпу боевиков сильным плечом.
— Тихо! — прикрикнул на них подошедший человек. — Молчать, я сказал!
И сразу воцарилась тишина. Вперед выступил тот самый, в черной кожаной бандане, который зарезал киргиза. По его повадкам и властному голосу в нем без труда можно было определить полевого командира.
— Олег? — спросил он сдержанно. — Лютый?
Лютаев остолбенел. Действительно, откуда этот горец с лицом, почти полностью, до самых глаз заросшим густой черной бородой, мог знать Олега не только по имени, но и по прозвищу?
В толпе гоготавших только что боевиков прокатился ропот недоумения.
— Ты кто? — спросил удивленно Лютаев, исподлобья глядя на боевика. — Откуда знаешь меня?
— Я давно тебя знаю, воин. — Все так же сдержанно, без эмоций, даже немного равнодушно проговорил тот. — Я все про тебя знаю.
Лютаев молча прокручивал в голове свои персональные базы данных, но никак не мог выйти на знакомое лицо. Нет,
с этим он никогда не встречался, это точно. Вот только голос. Голос, действительно…— И что ты можешь обо мне знать? — пренебрежительно улыбнулся Олег. — Хватит гнать пургу. Кончайте нас, и дело с концом. Провидец гребаный…
— Не спеши на тот свет, воин, — произнес невозмутимо бородач. — Сиротой жизнь прожил, сиротой и умереть решил? Не выйдет.
Бородатый чеченец в черной кожаной бандане откинул за спину свой автомат, поправил портупею с висевшими на ней кинжалом и пистолетом Стечкина, снял с шеи армейский бинокль в футляре и передал его кому-то из толпы боевиков.
И принялся медленно и немного театрально расстегивать пуговицы камуфляжной куртки — сверху вниз.
— Зря раздеваешься, — сказал ему Лютый насмешливо, — я мужчинами не интересуюсь…
Последние его слова вызвали у боевиков взрыв ненависти и негодования. Кто-то от избытка чувств выпустил в белый свет автоматную очередь.
Лютый все никак не мог понять, что за спектакль перед ним разыгрывается. И вдруг будто молния шарахнула у него перед глазами. Амулет! Это был его арабский амулет, который подарил ему шесть лет назад земляк в Кандагарском аэропорту и который остался лежать на высоте 3234 в Афганистане. Бородач носит на груди тот самый амулет! Ошибки быть не могло.
— И теперь ты не узнал меня, Лютый? — чеченец скривил в улыбке губы.
— Не может быть… — прошептал Олег. — Ты, что ли, Пиночет?
— Да. Я — Пиночет. Не думал, что мы с тобой вот так вот встретимся.
— Тебя же убили там, на высоте под Хостом! Я сам видел.
— Как видишь, живой.
Всего лишь на полсекунды для Лютого перестали существовать и восставший из мертвых Бекбулатов, и несчастный Юрка Басаргин, и свора боевиков, потрясающих автоматами на фоне чеченских гор.
Январь 1989 года.
Дорога из Гардеза на Хост. Высота 3234.
Зубами вцепились в линию обороны остатки девятой парашютно-десантной роты. Пиночет спрыгнул в траншею вслед за бегущим по ней «Черным аистом». Но тут наемник обернулся и выстрелил в него в упор. Пиночет качнулся, выронил автомат и, как танк, пошел на врага, мертвой хваткой вцепился ему горло, нашел в себе силы навалиться и только потом потерял сознание…
— Я думал, что ты погиб тогда… — сказал с сожалением Лютаев: до этой минуты он был уверен в этом абсолютно. — А ты — жив. И ты, значит, теперь дух?
— Какой же я дух? Живой я! — жизнерадостно рассмеялся полевой командир Бекбулатов. — Аллах не дал мне умереть там, в Афгане. Как видишь, не дал умереть и сейчас. Велика мудрость всевышнего и священно имя его. Аллах Акбар!
— Аллах Акбар! — разом воскликнули все боевики.
Показав амулет, Бекбулатов спрятал его на груди. А у Лютаева вновь яркой вспышкой возникла перед глазами картинка…
Январь 1989 года.
Дорога из Гардеза на Хост. Высота 3234.