Дежа вю (сборник)

Лучшего покупателя у Бруно не было никогда. Эстер не задавала лишних вопросов и не торговалась, а Бруно продал ей нетбук по себестоимости, не обращая внимания на знаки, подаваемые Лорой. Впрочем, та быстро сообразила, что это покупатель особый, и демонстративно уткнулась в бумаги.

– Спасибо, – сказала Эстер.

– Но это еще не все. Покупку следует обмыть. Иначе гарантия недействительна.

– Кофе для этой цели подойдет?

– Подойдет, если капнуть в него коньяка.

– Что ж, у меня сегодня выходной.

– У меня тоже. Покупателей больше нет, Лора справится одна, а если что – Паоло ей поможет. Подождите меня минуту, я только переоденусь.

* * *

Они уже полтора часа сидели в кафе и без умолку болтали, даже не заметив, как перешли на «ты». «Даже Эстер», – вспомнил Бруно и ухмыльнулся. А, правда? Почему бы не рассказать Эстер? В конце концов, эта история затрагивает и ее. Идея понравилась ему настолько, что он приступил к ее исполнению немедленно. Конечно, он не ожидал конкретной помощи от нее, но стоило еще раз проверить на логичность уже известные связи событий и попробовать поискать новые. Однако этот ход не слишком помог ему, а точнее, не дал ничего нового.

Эстер нравился этот забавный парень, играющий в частного детектива. Изо всех сил она пыталась воспринять его серьезно, но это ей не всегда удавалось. Ей льстило, что ее посвящают да с такими подробностями во «взрослые» дела, и она внимательно слушала, стараясь не упустить ни одну, даже мелкую, деталь. Когда пан Райновски закончил, она сказала:

– Я близко к сердцу принимаю страдания госпожи Слоу, но они ничто по сравнению со страданиями ее детей.

– Надеюсь, у нее хватает ума и такта не отторгать их?

– Да, хватает… Когда дети приезжают из интерната, первым делом они бегут к ней. Скучают без матери. Она ласкова с ними, и со стороны может показаться, что она любящая, но строгая мать. Но ей это тяжело дается. Когда дети оставляют ее, она ложится ничком на кровать и рыдает.

– А полковник?

– Полковник превратился в комок нервов. Впрочем, может, и раньше он был таким. Я этого не знаю. Пожалуй. Я думаю даже, что он мог убить. Под горячую руку.

– Лотар передал в полицию текст сообщения, полученного мной. Полиция заинтересовалась новым направлением расследования и, разумеется, главным подозреваемым назначила полковника, но ей быстро удалось установить его алиби. Оказывается, 17 мая в предположительное время убийства ему на домашний телефон звонил учитель математики из интерната и жаловался на успеваемость и поведение Терри. Они проговорили не менее двадцати минут. Телефонная компания подтвердила факт разговора. Ни единого шанса… Вот так.

– Но кто-то ведь убил этого Шмида! Может, это не связано с судом?

– Может. Но знаешь, что сказал мне Гарри?

– Гарри?

– Это мой школьный товарищ. Он таки, в отличие от некоторых, окончил Стэнфорд и занимается физикой. Пару недель назад он приезжал на свадьбу сестры, и я ему все рассказал. Как тебе.

– Но, судя по всему, он тебе не очень помог. Тоже.

– В общем, да. Но он обратил внимание на некоторую странность в поведении присяжных. Они не могли объяснить, почему голосовали за невиновность Краузе. А те, кто проголосовал против, испытывали большие сомнения…

– Полковник считает дело совершенно ясным.

– Его точка зрения понятна. Но даже адвокат Краузе оценивал шансы как «фифти-фифти». А уж он в этом понимает.

– И что?

– Гарри считает, что это могла быть склейка.

– Ты хочешь сказать, что у присяжных поехала крыша и склеились мозги?

Бруно усмехнулся. Ему пришлось вкратце изложить основы эвереттики. Неожиданно, это произвело сильное впечатление на Эстер.

– Потусторонние силы?

– Это звучит двусмысленно. Лучше скажем, влияние другого мира на наш, возникшее из-за селективной декогеренции, есть такое понятие, Гарри считает, что в принципе это влияние можно осуществить по желанию, рукотворно, так сказать. Но далеко не каждому это под силу.

– А что для этого требуется?

– Прежде всего, мощное воображение. Творческое воображение. Красочное, способное увлечь и не отпустить.

– Послушай, Бруно, а что если… – Глаза девушки увеличились. Она взяла в ладошки зардевшиеся щеки.

– Что ты задумала, Эстер?

– Ты знаешь, я отдам все, чтобы помочь Слоу… – прошептала она.

– Но как ты собираешься это сделать?

– Я собираюсь стать актрисой. Занимаюсь в театральной студии, и у меня хорошо получается… Что-что, а с воображением у меня все благополучно. И фантазии хоть отбавляй. Я бы могла попробовать…

– Стой! Если бы это было так просто…

– Почему же просто? – обиделась Эстер. – Ты же сам сказал, что не каждый сможет. А мне кажется, что я смогу!

– Нет! Ты не должна! Это очень серьезно. И опасно. Подумай об ответственности, ты можешь навредить!

– Кому?

– Хотя бы Терри и Оливии.

– Им-то как раз хуже не будет. Просто некуда хуже.

– Мне не следовало тебе это рассказывать.

– Дело сделано.

– Подумай еще раз. Я все-таки надеюсь тебя образумить.

– Подумать обещаю. Да и почитать кое-что придется.

* * *

Разговор всполошил Бруно, хотя он не слишком верил, что действительно существует такое серьезное явление, как эта селективная декогеренция. С одной стороны он понимал, что если такое возможно, то может происходить по нескольку раз на день. Мы этого не замечаем или замечаем, но находим банальные причины. Так что в самом этом явлении ничего страшного нет, но даже этот вывод не смог успокоить его. Тогда он решил позвонить Гарри. Гарри снял трубку сразу, словно ждал звонка.

– Я сделал глупость, – начал Бруно.

– В первый раз?

– Важно, чтоб не в последний.

– Валяй, рассказывай!

– Ты рассказывал про селективную декогеренцию, помнишь?

– Только не говори, что ты этим занялся!

– Хуже… Я рассказал Эстер. Это служанка у Слоу. Полковник… ты помнишь.

– И…

– И она загорелась… Хочет помочь им.

– Успокойся, она не сможет. Для этого надо…

– Помню, но она начинающая актриса и уверена, что у нее все получится.

– Ничего у нее не получится!

– А если…

– Вот это меня и беспокоит. Последствия могут быть непредсказуемы и трагичны. Стоит чего-то не продумать – все пойдет наперекосяк. Хотя узнаем ли мы об этом? Ты должен ее остановить!

– Я пытался, но она и слышать не хочет. Говорит, если есть хоть один шанс, она должна попробовать.

– Дави на ответственность, она потом себе не простит.

– Пытался, без пользы.

– Почему ты ей вообще рассказал?

– Не надо было этого делать.